Свет дня

Фишер вдруг резко остановился и снова спросил:

— Сколько сейчас времени?

— Десять пятнадцать, — раньше меня ответил Миллер. — Ну и где наш до смерти желанный пост охраны?

— На другой стороне моста. Метрах в ста двадцати отсюда. — Фишер повернулся ко мне: — А теперь слушай внимательно. Скоро здесь должен пройти поезд. Когда он въедет на мост, нам надо будет тут же взобраться на самый верх насыпи. Как только мимо нас проедет последний вагон, мы двинемся за ним. По шпалам. Не торопясь, спокойным шагом. Метров через двадцать до нас донесутся звуки сильного взрыва. Тут нам надо уже бежать. Но опять-таки не изо всех сил. Кстати, тебе когда-нибудь приходилось иметь дело со слезоточивым газом? Например, дышать им?..

— Да, приходилось.

— Ну, тогда приготовьтесь, — полагаю, вам придется подышать им еще разок. Но не беспокойтесь, это будет наш газ, а не их! Будет также и много дыма. Тоже нашего. К тому времени поезд уже проедет на территорию, а охранники не будут толком знать, что, собственно, с ним происходит. Скорее всего, подумают, что его подорвали. Впрочем, нам это будет совсем не важно. Пусть думают что хотят. В образовавшейся суматохе им будет не до нас. Ну а уж если кому из них и вздумается проявить ненужный энтузиазм и любознательность, то нарвется на пулю или даже пластиковую гранату, которые его или их тут же успокоят. Вечным сном. Мы же тем временем преспокойно пройдем через пост и вовремя окажемся там, где, как я и говорил, нас уже будет ждать наш «фольксваген».

— Да, ну а как же мы? Как мы-то в этой суматохе увидим, куда идти? — поинтересовался я. — Да еще дыша слезоточивым газом…

Как ни странно, Миллер не только не возмутился, но даже кивнул:

— Вы правы, мой друг. Точно такой же вопрос в свое время задавал и я тоже. В принципе нам надо бы иметь при себе респираторы, однако аргумент Карла, к сожалению, оказался более логичным: нам предстояло на себе прятать так много всего, что респираторы просто не вписывались в принятую схему, и от них, как ни жаль, пришлось отказаться.

— Более того, я не поленился даже проделать маленький практический эксперимент, — в тон ему заметил Фишер. — Попытался пройти во дворец с небольшим респиратором в кармане, но у входа в сераль меня тут же остановили. Думали, я пытаюсь пронести с собой фотоаппарат, а с этим у них тут довольно строго.

— Ну и как ты им все это объяснил? — поинтересовался Миллер.

— Очень просто. Сказал, что я врач.

— И они тебе поверили?

— Обычно, когда называешься врачом, люди тебе верят. Им как-то трудно даже представить себе, что им врут… Кстати, нам не надо беспокоиться, куда идти. Просто пойдем вперед по шпалам, а все остальное предоставим Карлу. На сегодня мы свою работу уже полностью выполнили, и теперь нам остается только ждать появления нашего поезда.

Ждать нам пришлось относительно недолго — минут двадцать пять — тридцать, не больше.

По словам Фишера, это был так называемый «сборный поезд», регулярно перевозивший газеты и журналы, почтовые пересылки, самые различные местные грузы и несколько десятков пассажиров в небольшие провинциальные городки, расположенные между Стамбулом и Пехливанкоем. Причем делал это очень громко и подчеркнуто важно пыхтя… Очевидно, изображал из себя чуть ли не всемирно известный «Восточный экспресс», который в свое время удостоил своим вниманием сам Эркюль Пуаро! С моря дул слабый бриз, и густой черный дым паровоза неторопливо опускался на нас уже по эту сторону насыпи…

— Ну что ж, теперь наша очередь! Вперед! — по-немецки крикнул нам Фишер. И, чихая и кашляя, побежал. Мы с Миллером дружно последовали за ним. За только что пропыхтевшим мимо нас поездом…

Мы были уже метрах в шестидесяти от поезда, когда взорвалась первая граната, причем так громко, что у меня даже на таком расстоянии сильно зазвенело в ушах. Бегущий прямо передо мной Фишер не намного, но заметно прибавил шаг и почти сразу же, обо что-то споткнувшись, упал на землю. До меня донесся его стон — очевидно, он больно ударился раненой рукой о шпалу, однако, прежде чем я подбежал к нему, чтобы помочь встать, он был уже на ногах и снова бежал вперед…

От внезапно остановившегося поезда до нас отчетливо доносились резкие хлопки, громкие крики, вопли, топот мечущихся туда-сюда ног… Нас по-прежнему окутывали густые клубы паровозного дыма, но уже явно чувствовался и резкий химический запах. Еще пара метров — и левая перебинтованная рука Фишера поднялась к его вискам, а затем и я сам оказался посреди паров слезоточивого газа и практически моментально ощутил его весьма болезненное воздействие на мои уже обильно слезящиеся глаза. Дальше я ковылял, уже кашляя и спотыкаясь, практически мало что перед собой видя… Затем с оглушающим звуком взорвалась еще одна граната, но тут… тут прямо передо мной образовалась непонятная фигура с респиратором вместо лица… Какая-то рука крепко схватила меня за шиворот и потащила в правую сторону — это единственное, что мне удалось достаточно точно отметить в моем тогдашнем полусознательном состоянии.

Совершенно не знаю, сколько, собственно, тогда прошло времени, но теперь я почему-то был уже за пределами газового облака и даже мог достаточно отчетливо видеть перед собой боковую дверь «нашего» микроавтобуса. Та же самая рука резко, но отнюдь не так же грубо втолкнула меня внутрь, и я оказался на полу внутри. Фишер был уже там, все еще чихая и кашляя, и тоже с непрерывно слезящимися глазами. На мосту продолжали взрываться все новые и новые гранаты, когда в наш «фольксваген» наконец-то забрался и сам Миллер. Затем послышался громкий топот ног, в машину ввалились — иного слова и не придумаешь — еще несколько человек в газовых респираторах, один из них сел на водительское место, повернул ключ стартера, и мы тут же тронулись… Я скрючился на полу, прислонившись спиной к одной из пустых упаковочных коробок, и кто-то непрерывно наступал мне на ноги. Запах слезоточивого газа преследовал меня даже здесь, заставляя морщиться и непрерывно вытирать глаза грязным платком. Тут с переднего пассажирского сиденья до меня донеслись слова Харпера — которые, кстати, в тот момент показались мне даже ласкающими слух, означающими пусть даже временную, ненадежную, но… все-таки безопасность!

— Ну, как у вас там, все в порядке, Лео?

Продолжая чихать и кашлять одновременно, Миллер непонятно каким именно образом ухитрился вложить в свои едва различимые слова торжествующие нотки:

— Собаки сами накормили себя и одели!

Глава 11

Рядом с Харпером сидели пять человек в респираторах, однако глаза у меня по-прежнему сильно болели, не говоря уж о том, что я почти беспрерывно кашлял, поэтому разглядеть их лица не смог. Единственное, что мне удалось, — это услышать, что одного из них зовут Франц и что он говорит и по-немецки — во всяком случае, именно на этом языке он пару раз обращался к Фишеру, — и по-турецки. Остальные говорили, скорее всего, только по-турецки. Хотя полностью в этом я вряд ли мог быть уверен, так как они находились вместе с нами не более нескольких минут.

Мы проехали всего около трех-четырех миль, не больше, когда наш микроавтобус сначала вдруг замедлил скорость, а затем, сделав нечто вроде U-образного поворота, остановился. Харпер вышел и открыл нашу дверь снаружи.

Миллер сидел ближе всех к двери, поэтому вышел наружу первым, за ним последовал я, а за мной Фишер. Остальные только чуть-чуть отодвинулись в сторону, чтобы пропустить нас, после чего Харпер закрыл дверь, и «фольксваген» тут же уехал.

— Сюда, — коротко произнес Харпер, показывая рукой.

Мы находились прямо напротив одного из больших дровяных складов, расположенного у длинного разгрузочного пирса, и нескольких неизвестно зачем или для чего вытащенных на берег турецких шлюпок. В самом конце пирса я, поскольку мое зрение уже заметно улучшилось, сумел рассмотреть небольшую моторную лодку, в которой стоял Джулио и в которую мы все сели один за другим. При виде меня Джулио сразу же поинтересовался, кто я такой, но получил ответ, что узнает все несколько позже. Если, конечно, это потребуется. Мы тут же отчалили и на полной скорости понеслись в открытое море.