Страница 54 из 63
С портновским роботом господина Пружански повозиться пришлось куда дольше. Вроде штука не сложнее швейной машинки, а наделена столь витиеватой придурью, что и шахматный автомат бы не постыдился. Отучить его делать слабые швы на заду у брюк оказалось элементарно, а вот разобраться с чего механоида сдвинуло обметывать петли крестиком, мастер так и не смог и посоветовал хмурому закройщику отправить робота на заслуженный отдых.
После обеда на чашечку кофею заглянул отставной бригадир Сэмюель, хромой брюзга и единственный друг мастера Бойма. В свежем номере «Событий и происшествий» отыскалась очередная загадка, это стоило обсудить. Из пансиона «Молитва девы» пропала семнадцатилетняя сирота, наследница миллионного состояния, а вместе с нею — старинное, родовое кольцо директрисы. Сэмюель стоял за то, что пансионерка сбежала с возлюбленным, кольцо украла на первое время, а через четыре года бесстыдница выскочит, словно черт из коробочки и потребует у опекунов свои деньги. Мастер Бойм, задумчиво покрутив прядь волос, предположил, что девица скорей всего забеременела или облысела из-за недавно перенесенной скарлатины и опекуны решили под шумок спрятать её подальше от любопытных глаз, а пропажа кольца — совпадение. Убивать сироту резона не было, если б та умерла не оставив наследников, состояние отошло бы на благотворительность. Циничный Сэмюел, уже стоя в дверях, вспомнил, что один из опекунов, господин Штоллен, заведует городской больницей для неимущих. Но это, право, было бы слишком тонко для восьмидесятилетнего, парализованного старца.
Просмотрев наискось номер «Событий» мастер Бойм обнаружил забавное объявление — некий Август Лурье скупал роботов. Коммерсанта интересовали вышедшие из употребления домашние любимцы — котята, щенки, птицы, детские игрушки. Обведенный рамочкой квадрат красовался между рекламой возбуждающих пилюль для женщин и бескорыстным предложением руки и сердца обеспеченной вдове, владеющей домиком, непременно с вишневым садом. Что ж, уважаемый коммерсант, у нас товар, у вас купец.
И вправду, не успели часы в мастерской пробить шесть, как в дверях ангара возник щеголеватый господин в черном цилиндре, коротком по моде пальто, черных брюках и сияющих лакированных штиблетах, как будто на улице не было ни слякоти, ни грязи. Его ногти были отполированы, словно стекла часов, в глазу блестел золотой монокль, галстук украшала булавка с голубым искрящимся камешком. Не коммерсант, скорее богатый коллекционер, ценитель. Господин Лурье, не торгуясь, купил самоходного рыцаря и двух выгоревших на солнце механических канареек. А затем попросил разрешения осмотреть весь товар — ему нужно нечто особенное.
Заложив большие пальцы за пояс, мастер Бойм долго наблюдал за придирчивым покупателем — тот оглядывал и ощупывал каждого робота, заглядывал под панели, гнул суставы и поднимал забрала, выискивая нечто явное лишь ему одному. А затем прямо спросил визитера, в чем дело.
На свет явилась романтическая история — не будь она чистой правдой, её можно было бы напечатать в «Событиях» по десять центимов за слово. Давным-давно у господина Августа была невеста, Лили. Добрая, кроткая, словно агнец, и беззаветно влюбленная в жениха. Август тогда разносил по домам микстуры и порошки, хозяин-аптекарь, случалось, и бивал его тросточкой. Денег на свадьбу не было и не предвиделось.
Юный Лурье оставил аптеку, должность, и уехал на материк, обучаться искусству оптовой торговли у дальнего родственника. Лили осталась одна. Жестокий отец запретил ей писать «голодранцу», и платил почтальону за каждое письмо дочери. Она нарушала запрет, но, дабы не явить на поругание сокровенные тайны души, прятала послания в металлическом чреве единственного наперсника — домашнего механоида.
Потом отец разорился и умер, Лили успела послать весть возлюбленному, а потом тоже оставила этот мир.
И уже второй год, не снимая траура, он, Артур Лурье, разыскивает робота, хранящего слова единственной женщины, ради которой стоило жить. Деньги тлен, любовь вот истинное сокровище.
Каким именно был механоид, Август Лурье не знал. По его словам, Лили держала любимца, забавную игрушку, умеющую бегать за мячиком, прыгать через обруч и выстукивать простенькие мелодии.
Но был ли то котик, кролик или человекоподобное создание — знала только покойница. Живых слуг семья не держала, родственников у них не осталось, подруги Лили по пансиону давным-давно повыходили замуж и разъехались кто куда. Как выглядела? Прошли годы… Фотография? Да, конечно. На свет явилась пожелтевшая карточка с резным краем, с неё строго смотрела закутанная в меха девушка. Где был дом? У ипподрома, третий коттедж по аллее, справа — после пожара те кварталы так и стоят заброшенными.
Семейное клеймо? Конечно, многие до сих пор метят домашних роботов. Чайка в полете, цельный, черненый контур чайки с расправленными крыльями и головкой, повернутой вправо, в направлении одинокой звезды, ставится под грудной панелью или передним манипулятором.
Послюнявив карандаш, мастер Бойм собственноручно записал: Артур… простите, Август Лурье, гостиница «Фиолент», номер с вазами. Как только будут известия, сообщу. Задаток оставьте, денежки, знаете, всегда пригодятся. Всего наилучшего!
До позднего вечера шла работа — новенького малыша переделывали в чистильщика обуви.
Подвижность у бедняжки все-таки пострадала, тонкости не хватало для мелкой работы. А смазывать кремом ботинки и туфельки — в самый раз. Осторожно накручивая на манипуляторы разнообразные щетки, мастер Бойм напряженно думал — коммерсант озадачил его. Жаль, Сэмюель явится только завтра…
На следующее утро мастер приказал роботу-лакею освежить свой единственный выходной костюм и почистить дорогое пальто. Он решил отправиться в пансион, а заодно проверить свои соображения насчет сбежавшей девицы. Какая-то мысль засела в мозгу и никак не могла пробиться наружу. Прогулка в омнибусе вдоль Гвардейского парка, Театральной площади и шикарного здания нового ипподрома, где соревновались в скорости колесные механоиды и рисковали жизнью наездники, должна была освежить ум.
Мастер Бойм отрешенно глядел в окно. День выдался почти ясным, тени от облаков поочередно накрывали ещё влажную брусчатку мостовой, прохожие поигрывали сложенными зонтами, раскланивались и улыбались друг другу. Чего-то не хватало. Чего?
Облаченная в кружевную шаль и платье цвета слоновой кости директриса походила на жабу в креме.
Её сложно было назвать разговорчивой или любезной. Однако мастер Бойм не встречал ещё казенного учреждения, в котором техника работала бы безупречно. Уборщики в пансионе оставляли за плинтусами пыль, повар портил яйца-пашот и переваривал кофе, в прачечной стальным прачкам никак не удавалось отстирать дочиста батистовое бельё — или роботы рвали ткань или оставляли на ней мерзкие пятна. Нужна была тонкая настройка, с которой не справлялись простые техники, но легко сладили опытные руки мастера.
Смягчившись, директриса угостила посетителя чашечкой кофе (стоит признать, скверным он был не из-за робота) и снизошла до беседы. Старинный перстень нашелся в умывальной комнате — закатился за ванную, в темную пыль. И если б одна нерадивая пансионерка не задремала в воде, залив пол-этажа, так бы и пролежал там до второго пришествия. Сбежавшая девица… неловко об этом говорить, но она слишком тесно сдружилась с кузеном, гвардейским офицером, навещавшим её в каникулы. Свадьбу пришлось сыграть без оглашения, и ближайшие пару лет бедняжке общества не видать. Лили? Какая ещё Лили?
Мастер Бойм вытащил фотографию. Он слыхал, что жабы могут менять цвета, но никогда не видел воочию. Лицо директрисы покраснело от злости, потом побледнело, словно бумага. Девчонка, скандалистка, бесстыдница! Опозорила весь пансион, нахалка. Все порядочные девицы, отучившись, выходят замуж, поступают в монастыри или в услужение, занимаясь полезным трудом. А эта… эта… ин-тел-ли-гент-ка обрезала косы, вместе с тремя такими же дурами подалась в столицу и там добилась, чтобы их приняли в университет. Ей приспичило конструировать механизмы — можете вообразить? Что ж, она получила по заслугам. Ни один завод ни одна фабрика не взяли на работу «госпожу инженершу», друзья от неё отвернулись, отец проклял. Лили жила, никому не нужная, в обгоревшем, рушащемся доме, сердобольная учительница музыки навещала её тайком, пока я не запретила. А потом умерла в одиночестве от стыда и туберкулеза. И поделом!