Дары Кандары

Горожане долго раскачивались, но быстро вошли во вкус.

Мастер Швальб стал фигурой модной. Его приглашали на те вечеринки, куда не пускают жен, жали руку и пили на брудершафт. Семья Бюрхарда переехала в новый, просторный дом. Головные боли исчезли — художник делал до десяти портретов за день и не страдал. Пару раз случалось, что заказы не выходили, но все нарисованное сбывалось. Самое время осесть, остепениться, жениться на обеспеченной девушке из хорошей семьи, говорила сестра. Бюрхард поддакивал или молчал. Он вообще разговаривал мало. Бледность лица и обвислые щеки вызывали тревогу. Скорее всего, виновата была усталость, но и счастливым господин предсказатель себя не чувствовал. Дело точило его, тревожило, как песчинка под веком. Будто не он рисовал портреты, а уверенная рука водила мастером Швальбом, словно заточенным угольком.

…Портрет Магды Гутманн заказал ее муж, преуспевающий булочник. Когда женщина вошла в мастерскую, стала ясна причина. Мягкие губы, смуглые пятна на белой коже, затаенное счастье в глазах. И спелый, словно арбуз, чудесный круглый живот. Магда застенчиво объяснила художнику:

— Муж хочет знать, кто родится. Вдруг мальчик. Первенец.

Расторопный слуга подставил клиентке кресло и раздвинул шторы, чтобы свет озарял модель.

Бюрхард встал за мольберт и прищурил глаза. Он давно освоился наблюдать, как сама по себе заполняет бумагу рука. И пока ломкий уголь размечал лист, Бюрхард медленно думал. Об ужине — наваристом супе с мозговой косточкой в желтом бульоне. О белокурой красотке Труди… или Тильди? Сестра зазвала на смотрины очередную невесту. О картине «Дары волхвов» — три царя, три лица, три оттенка одного чувства… вряд ли ляжет на холст… нет времени.

Бюрхард глянул на лист. Стол с привязанной женщиной. Вскрытое чрево, как большой некрасивый рот. Угрюмый доктор держит обвислое тельце ребенка. Смерть.

Магда Гутманн заметила пристальный взгляд и улыбнулась:

— Может лучше распустить волосы? И прошу, не рисуйте веснушки.

Уголь в пальцах дрожал от нетерпения. Бюрхард знал — картина еще не закончена. Нужен таз, куча тряпок в углу, тень на двери… Врешь, скотина, я здесь художник!!!

Боль ввинтилась в виски. Бюрхард быстро загрунтовал лист углем и добыл белый столбик пастели.

Размашистыми штрихами на черном фоне портретист рисовал мадонну с лицом Магды Гутманн и младенца у пышной груди. Было тяжко. Немели руки, мутилось зрение, мышцы сводило судорогами. Никогда еще за свою небольшую жизнь не доводилось Бюрхарду так принуждать тело. Через боль и бессилие он тащил себя вопреки чьей-то глупой капризной воле. И неверное будущее подчинилось руке мастера Швальба. Все в каноне — полукруглая арка окна, облачный нимб, церковь на горизонте, два скрещенных стебелька камыша у дитя. Последний штрих — родинка как у Магды, в ямке между грудей. Портрет удался. Можно было с чистой совестью падать в обморок, что Бюрхард и сделал тут же.

…Его взял на лечение в клинику сам профессор фан Бирке. Это вам не бесплатный госпиталь — чистые простыни, молоко и овсянка на завтрак, услужливые сиделки в накрахмаленных фартуках. Бюрхард нежился, кушал вдосталь, принимал ванны, много спал. Он поправился, щеки порозовели, пропала дрожь в пальцах. Первый месяц художник не хотел даже слышать о рисовании, после затосковал. Асиссент Крюмп подсунул в прикроватную тумбочку пачку бумаги и Бюрхард стал вспоминать. Сперва он набрасывал пейзажи — цветущие вишни, вид на реку, кирпичную стену клиники. Затем рисовал щенят, птиц и больничную лошадь Фрици. А анфас санитара Шайзе получился случайно. Портрет вышел как портрет, неплохой, но ничего выдающегося. Санитар на нем был похож на веснушчатую гориллу. Профессор собрал консилиум, велел Швальбу сделать еще рисунок на пробу. А через пару дней выписал с богом. Фан Бирке собирал научные казусы и художник с банальным истощением нервов был ему неинтересен.

После выписки Бюрхард думал уйти на покой и переехать в деревню. Но для Берты уже пора было искать школу. С полгода мастер Швальб держался в тени, снял мастерскую в Ткацком Квартале, а к началу сезона стал принимать заказы. Брался он в основном за семейные панорамы, охотно писал детей. Портрет Магды Гутманн с малышом Йошке, выставленный в витрине кондитерской, работал бесплатной рекламой.

Не одну клиентку подманило к мастеру Швальбу отцовское тщеславие булочника. Дела шли удачно.

Никакая непристойная суета не нарушала более распорядок жизни художника. Картину «Дары Волхвов» приобрел магистрат. Племянница Берта росла и радовала семью. Сестра старела. Он все настойчивее просила братца жениться и привести в дом хозяйку. Швальб готов был с ней согласиться — пора. Он засматривался на девушек и даже приметил одну-другую. Утром Бюрхард делал заказы, днем работал в мастерской, вечера проводил непременно с семьей — ужин, чтение, игра в шашки. Он совершенно счастлив.

Сказка про звездолетик

Один фантазер всю жизнь мечтал полететь на Луну. В детстве он старательно кушал кашу, делал зарядку и зачитал до дыр всю фантастику в районной библиотеке. Когда чуть подрос — победил все на свете олимпиады по астрофизике, астрохимии, астрономии и турнир по астральному каратэ. Наконец, он окончил школу, побрился, надел костюм, получил паспорт и отправился поступать в космонавты.

Медосмотра он не прошел — помешали близорукость, сутулость и желчный нрав.

Фантазер очень сильно обиделся. Он сперва долго пил и плакал, а потом стал злой и научился на программиста. Но мечты не оставил. Фантазер каждый ясный вечер наблюдал за красавицей в телескоп, ежемесячно высылал девять долларов фонду Озеленения Луны, по сети приобрел участок с видом на Море Бурь, а у соседа-сантехника выменял почти новый скафандр. А еще он откладывал деньги на билет в первый рейс Туда и Обратно. По прогнозам экскурсия на луну будет стоить в два раза больше тура в Анталию… лет этак через сто.

Долгими вечерами фантазер сидел за компом, вот как мы с вами, ел чипсы, пил пиво, щелкал маленькие орешки и уверенным джойстиком уводил свой корабль от разгневанных астероидов. Королева его мечты тихим светом проницала стекло, озаряя огромную кучу мусора под столом — как и все фантазеры, наш герой презирал уборку. Время шло. Билеты на первый рейс дешевели, прогнозы опережали мечты.

Фантазер становился больше и шире, компьютер его мощнел на глазах, куча мусора тоже не уменьшалась. А луне было все равно.

Вот однажды под утро в куче началось шевеление. То ли от лунного зайчика, то ли от грохнутого винчестера запустилась цепная реакция, цепь не выдержала, в кучу стукнуло током, и там завелся звездолетик. Весь блестящий от масла, яснофарый и шустрый, на тонких титановых ножках. Фантазер в это время как раз проснулся и вышел проверить почту.

Звездолетик сказал ему:

— Здрасте! Это я. Собирайся и полетели!

Фантазер сперва сел мимо кресла и долго думал дурное. После собрался с духом и потрогал звездолетик за теплый и гладкий бок. Да, он пришел. Настоящий и готов путешествовать.

Были долгие сборы — фантазер брился, мылся, читал почту, писал на работу и складывал чемоданчик.

Звездолетик запаковал скафандр, нотебяку, НЗ и случайно наелся чипсов. Наконец все сложили, убрали и обесточили. Звездолетик приоткрыл дверцу. Фантазер вдруг потупился:

— Мы сейчас полетим?

— Да.

— На Луну?

— Да.

— И вернемся обратно?

— Как только захочешь.

— А о чем я тогда буду мечтать?

Фантазер опустил глаза, проводил звездолетик в прихожую и закрыл за ним большую железную дверь. А потом в первый раз в жизни добровольно взялся за веник.

На Луну же вместе с маленьким звездолетиком полетел второгодник Вася из квартиры напротив. Но это совсем другая история…

Злая сказка

На рекламе Великого Казино красовался мальчишка-саксофонист. Он смеялся. Из инструмента текли монеты, складываясь в название. Такими же желтыми кругляшами был отделан парадный вход. Город Энск пребывал в жесточайшем недоумении — еще летом на пустыре пасли коз и гоняли мячи. В сентябре появился забор, засновали грузовики, день и ночь бил поклоны подъемный кран, суетились рабочие — низкорослые, молчаливые чужаки. А ко дню Революции грандиозный игорный дом был готов. Блеск и тайна матовых стекол, феерия света на зеркальном фасаде, мраморные ступени, строгий уют внутри. Биллиардные залы, автоматы, рулетка, карточные столы, фирменные сиденья по форме тела — раз присев, не хотелось вставать с этих теплых, бархатистых и нежных кресел. Безликая вышколенная охрана, белокурые девицы — крупье в красной кожаной униформе, официанты внимательные и любезные. Первый день был бесплатным — всякий житель славного Энска мог прийти попытать удачу. И, наверно, полгорода с чадами и домочадцами не замедлило полюбопытствовать. Пенсионеры, медсестры, шоферы и продавщицы с опаской топтались по дивным залам, жадно пили бесплатную кока-колу, крутили ручки у автоматов и пялились на полуголых крупье. Кто-то ставил монетки в бильярде, кто-то кормил пятаками одноруких бандитов, но как следует выиграл только старик Субботин — бывший шеф городских новостей. Восемь тысяч зеленых — немудрено, что беднягу хватил инфаркт у центральной кассы.