Библиотекарша

- Посмотри на стенде новинок, там новая Андреева и две Устиновых. Донцовой пока нет, но в понедельник подвезут три новые книги из Питера.

- Отложишь одну для меня, о-кей? После смены устаю, как верблюд, нужно разгрузить мозги. Ох, Лилька, бедные дети: такой список на лето получили, что и за полгода не прочитаешь! А ведь все спросят. Детям же и отдохнуть надо, верно? Я своего заставляю читать, но разве за ним все время уследишь? Только я на работу, он тут же на улицу к товарищам! Ох, дождется, что я его дома буду запирать, пока норму не прочитает!

- Это не поможет, - возразила Лиля, - если Витя сам не заинтересуется чтением, его не заставишь полюбить книгу.

- Так разве можно заставить любить?! - совершенно искренне удивилась Дина, расписываясь за книги.

*

Вероника была в обтягивающей черной майке и серых джинсах. Лицо и открытые руки уже слегка позолочены первым майским солнцем.

У замысловатого деревянного дома, некогда бывшего дачей "декадентской Мадонны" Зинаиды Гиппиус, а ныне превращенного в кафе для проезжающих, Ника брякнула сумку на землю и щелкнула зажигалкой:

- Давай перекурим? В Питере запрет-знаков налепили на каждом шагу. Скоро и в собственном сортире покурить не дадут!

- Что тебя так завело? - Лиля тоже вытащила пачку. - Уж точно не знаки "Но-смокинг"?

- В каком же прекрасном месте ты живешь, - Ника тоскливо посмотрела на резной балкон и ажурную крышу дома, добротного, но в то же время легкого, изящного, устремленного вверх. - Кстати, у Гиппиус был неплохой вкус, в таком домике и я бы не отказалась отдыхать за городом!

На площадь въехали два автобуса; водители деловито направились в закусочную, а туристы рассыпались по площади. Они шумно галдели, фотографировали все вокруг, громогласно обсуждали маленькое здание вокзала, потрескавшийся асфальт, деревянную будочку, стыдливо притулившуюся за станцией. Две девицы сделали селфи на фоне дома Гиппиус, старательно выпячивая накрашенные губы. Группа мужчин двинулась к "Полушке", на ходу обсуждая, что взять - "Балтику" или "Оболонь". Надменная блондинка в ярко-розовом костюме, дефилирующая на огненно-красных каблуках, громогласно заявила, что в жизни не стала бы снимать дачу в таком Богом забытом месте, где даже автостанции нормальной нет. "Негде купить журнал, негде выпить кофе! - разглагольствовала она, держа за руки двух пухлощеких, перемазанных шоколадом детей. - Как будто тут время остановилось лет 50 назад! Наверное, на детской площадке тут до сих пор стоит нос от самолета, расписанный под космический корабль!". Дети громко, с двух сторон, заканючили, что хотят мороженого. "В Питере куплю! - возвысила голос мамаша. - Воображаю, какое тут мороженое, наверное, старше моей бабушки! Опять животики болеть будут!".

Лиля покраснела от обиды. Эта надменная красотка с характерным московским "аканьем" выставила ее родной Мариенбург какой-то убогой дырой.

- А уж грязи-то! Живут, как свиньи! Девушка, вообще-то, там, где дети, не курят! - переключилась блондинка на Нику, поймав ее неприветливый взгляд. - Или тут не слышали даже о том, что цивилизованный мир борется с курением?!

Мальчик противно заныл, что хочет в туалет, и потянул мать к будочке, куда уже выстроилась очередь.

- Ну нет! - скривилась блондинка. - В этот сарай вы не пойдете! Вон к кустикам отойди и давай!.. Девушка, я к вам обращаюсь! Вы видите, что тут дети, и дым пускаете?! Назло, что ли?!

- Я не домой к вам пришла курить! - резко ответила Ника, - это вы сюда приехали и хамите! Здесь как раз живут культурные люди, иначе вам бы уже давно ответили как следует!

Блондинка презрительно фыркнула и смерила взглядом ярко-красный домик с кассой и залом ожидания и узкую платформу.

- Да уж! Видно вашу культуру! - процедила она.

- Вашу тоже! - Ника едва успела подхватить с земли сумку. - Эй! Здесь вообще-то площадь, а не отхожее место!

- Сначала приведите в порядок места общего пользования, чтобы мне не противно было вести туда моего ребенка! Своих родите, и пусть они ходят в эту грязную будку! - взвизгнула блондинка. - О, нет! Вряд ли мне захочется приехать сюда в ближайшие десять лет! Это не то место, где я посоветую друзьям провести отпуск!

- Да хоть сто лет не приезжайте! не выдержала Лиля. - У нас, конечно, не Куршавель, но мы тут живем. И, наверное, Зинаида Гиппиус, которая снимала эту дачу, была не глупее вас!

- Она, небось, и не знает, кто такая Гиппиус, - фыркнула Ника, - и тоже думает, что "Агния Барто - это, наверное, по хожу, мама". На канале "Ю" про Серебряный век не рассказывают, и в "глянце" про декаданс не пишут... Пошли, Лиля, не мечи бисер перед кем попало!

- Хамка! - взвизгнула блондинка и уронила в грязь белую лаковую сумочку. - Ах, ... твою мать! П...ц "Виттону"!

Ника обернулась и звонко расхохоталась.

- Какие изысканные манеры! - воскликнула она.

- Видно, в "Вог" и "Элль" ничего не пишут о запрете мата в общественных местах! - подхватила Лиля. - Или кое-кому закон не писан!

Все еще смеясь, девушки зашли на рынок.

- Нет, ну у меня даже настроение поднялось! - хохотала Ника. - Фельетон будет классный!

- Ты пишешь фельетоны?

- Иногда, когда хочется пошалить. А эта дамочка сама просится на бумагу!

- Это точно. Критику разводит, а сама - мыльный пузырь, и ничего больше!

- Стесняешься сказать, что считаешь ее кошкодранкой, ищешь эвфемизмы?!

- Эти словеса больше по части одной моей подруги, которую ты каждый день видишь в зеркале!

Весело пикируясь, девушки закупили продукты; Ника прихватила сборник любимых судоку.

- Опять в наши края? - приветливо спросила Нику продавщица, которая, как и все в поселке, хорошо знала петербургскую журналистку и уважала ее за участие в спасении библиотеки.

- На выходные, как обычно.

- Приятного вам отдыха!

*

- И все-таки, почему ты на таком взводе? - спросила Лиля, когда они шли по затихающей к вечеру улице. - Я не успела тебя расспросить, когда на нас налетела эта скандалистка...

- Да ну, - поморщилась Ника, - мне, как Верещагину, "за державу обидно". Понимаешь, все тротуары исписали рекламой: "Маня, Таня, Клаша, Глаша, любовь, морковь, 24 часа"!

- Что? - не поняла Лиля.

- О, господи, да телефоны, по которым можно пригласить девочку на пару часов. Под ноги смотреть противно. Даже на Литейном, невдалеке от дома номер четыре, пару номерочков написали, совсем страх потеряли! А на Ленсовета перед самой Чесменской церковью телефоны "девчонок-красоток" свежей краской блестят... Перед церковью, Лиля, понимаешь? Я не ханжа, но, когда такое увидела, мне аж поплохело. Это же до чего дошло!

- Ты бы не трогала в "Телескопе" эту тему, - помрачнела Лиля, - что они у церкви свой "товар" рекламируют, я не удивляюсь. О совести и морали эти "бизнесмены" давно позабыли. А вот то, что они возле ТАКИХ зданий не боятся свои телефончики рисовать, значит, что они уверены в своей безнаказанности, уверены, что их от любых проблем с законом отмажут...

- Ага, то же самое мне и редактор сказал, когда я только заикнулась. И добавил, что если я буду своевольничать, то при первом же сокращении мне накидают замечаний и вытурят по статье. Аж лысина побагровела, я боялась, что его Кондратий стукнет. И чего завелся?! - Ника ожесточенно зафутболила камешек под ногами. - Сам, что ли, по этим номерочкам позванивает, сатир хренов?!

- Ника! - охнула Лиля.

- А что? Сатир и есть. На летучках всех баб глазами раздевает, да только кому такой, пузатый и кривоногий, нужен? Только Даше-Глаше и только за тысячу в час. Блин! - Ника снова пнула камешек. - Еще пишут: "Любовь, 24 часа, 1000 р. в час". Хоть бы уж слово "любовь" не поганили, писали бы честно... - и Ника произнесла крепкое словцо, более грубо характеризующее то, что предлагают за тысячу рублей девушки на тротуарах.