Страница 5 из 37
Между тем, мысль о необходимости возвращении Амура продолжала посещать умы государственных деятелей России. В 1725 году она прозвучала в инструкции Коммерц-коллегии С.Л. Владиславичу-Рагузинскому, отправлявшемуся в Пекин для переговоров о границе и торговле с Китаем. Коммерц-коллегия усматривала прямую выгоду от торговли с Японией через Амур, но сам Владиславич-Рагузинский сомневался в возможности добиться соответствующего разрешения цинского правительства. 18 июня 1725 года посольство, сопровождаемое полком пехоты под командованием И.Д. Бухгольпа, отправилось в Сибирь. Спустя год оно достигло китайской границы в районе Кяхты, недалеко от того места, где полковник Бухгольц позднее построил Троицкосавскую крепость. А 21 октября Владиславич-Рагузинский въехал в Пекин.
Длительные и весьма трудные переговоры поначалу не дали положительных результатов. Цинские сановники требовали отодвинуть рубежи до озера Байкал и реки Ангары. Всего было предложено 20 проектов договора о границе, но ни один из них не отвечал интересам России. Упорство Владиславича-Рагузинского, неизменно отвергавшего эти проекты, озлобило цинов. Российское посольство практически оказалось под арестом. Его почти перестали снабжать продовольствием, выдавали тухлую воду, отчего половина людей переболела. Но сломить дипломатов не удалось. В марте 1727 года переговоры перенесли на пограничную реку Буру, в десятке верст от Кяхты, где и состоялось 20 августа подписание Буринского предварительного договора, определившего линию границы от Кяхты до перевала Шабин-Дабага, близ Аргуни. Провели её по расположению российских и монгольских караулов, по крайним селениям, приметным сопкам и рекам. Позднее, 21 октября 1727 года был подписан Кяхтинский договор, объединивший положения Буринского и статьи, регулировавшие торговые отношения двух стран. Согласно шестой статье этого договора Приамурье осталось неразграниченным.
Казалось бы, ситуация складывалась в пользу Китая: огромные человеческие ресурсы позволяли ему в короткие сроки заселить и тем самым закрепить за собой всю территорию в пределах, указанных Нерчинским договором. Первый шаг по этому пути был сделан пинским правительством в 1726 году, когда оно разрешило китайцам, долго жившим в Южной Маньчжурии, переселяться на север, в провинцию Гирин. Однако указ, вызвавший волну самовольных переселений из собственно китайских провинций, не привёл к сколько-нибудь существенным результатам. Маньчжуры, вполне обоснованно опасавшиеся наплыва китайцев на свои исконные земли больше, чем проникновения русских в Приамурье, вскоре стали сдерживать первых. В 1740 году император Цяньлун запретил китайцам селиться на Ляодунском полуострове. Спустя двенадцать лет вышел аналогичный указ относительно Нингуты, а в 1776 году — относительно провинций Гирин и Хэйлунцзян, примыкавших к Амуру10. В 1812 году китайское население Маньчжурии составляло всего 1.249.784 человека. Правда, оно значительно превосходило русское население Забайкалья.
Крепостное право, связывавшее добрую половину русских крестьян, тяготы дальнего пути через всю страну в Восточную Сибирь, боязнь правительства спровоцировать отлив рабочих рук и плательщиков податей из европейских губерний, как и отсутствие у большинства потенциальных переселенцев необходимых средств мешали освоению пограничных с Китаем районов. Сравнительно быстро развивались лишь торговые пункты, причём после 1728 года значение Нерчинска понемногу сошло на нет. а роль центра российско-китайской торговли перешло к Кяхте. Расположенная в семистах верстах юго-западнее Нерчинска, на впадающей в Байкал реке Селенге, Кяхта оказалась гораздо более удобным местом, как для организации караванов, так и для приграничного торга. Но на всём пространстве к востоку от неё, до берегов Тихого океана, редкие деревни и остроги отстояли друг от друга на многие десятки, если не сотни верст.
Учитывая это обстоятельство, возвратившийся из Китая Владиславич-Рагузинский подал 27 декабря 1731 года записку, в которой признал вооружённую борьбу за Амур нецелесообразной. По его мнению, напряжённая обстановка в Дайцинской империи, занимавшая умы пекинских вельмож, позволяла России без особого труда занять Приамурье. Но для его удержания стране потребовалось бы нести чрезмерные расходы на строительство крепостей и содержание войск. К тому же она лишалась возможности вести торговлю с Китаем и должна была бы постоянно ожидать нападения со стороны сильного соседа11. Владиславич-Рагузинский считал, что с амурским вопросом не следует спешить, продвигаясь к цели преимущественно дипломатическим путём. Рекомендации бывшего посла, хорошо изучившего предмет, оказывали влияние на политику российского правительства вплоть до середины XIX века.
Впрочем, даже оно не всегда удерживалось на столь осторожной позиции. Тем более этого нельзя было ожидать от рядовых рыбаков и охотников, то и дело вольно или невольно нарушавших положения Нерчинского договора. Причём, если описанное матросом И. Скурихиным в 1735 году плавание из Большерецка на Камчатке к амурскому устью не затрагивало их прямо, то полученное в июне того же года Сенатом от Лифаньюаня (цинского ведомства иностранных дел) уведомление о необходимости возобновления работ по разграничению ссылалось на участившуюся охоту российских промысловиков в пределах китайской территории. Сенат не отмстил на него. Годом позже геодезисты П. Скобельцын и В. Шетилов проплыли по Зее и Амуру, встречая на его берегах соотечественников, добывавших пушного зверя. Они установили, что гиляки (нивхи) низовий Амура никому ясак не платят, и в их земле никогда не было маньчжурских пограничных постов. Основываясь на этих известиях, императрица Анна Иоанновна указом от 16 мая 1739 гола разрешила плавание по морю от Удского острога до устья Амура12.
К тому времени началось обследование Курильской гряды, Японских островов и берегов Охотского моря до амурского лимана судами отряда капитана М.П. Шпанберга, входившего в состав Второй Камчатской экспедиции командора В. Беринга. Одному из её учёных сотрудников, Г.Ф. Миллеру, императорским указом от 11 февраля 1740 года было помелено составить описание Приамурья, для справок при подготовке трактата о границе с Китаем. В результате к декабрю увидела свет «Ведомость о реке Амуре и особливо о стороне её полунощной...». Будучи убеждён в праве России на земли, отошедшие по Нерчинскому договору Дайцинской империи, Миллер не ограничился географическим описанием этой территории. В 1754 голу он опубликовал «Историю стран при реке Амуре лежащих, когда оные состояли под российским владением» и «Изъяснение сумнительств, находящихся при поставлении границ между Российским и Китайским государством 7198 (1689) года», которыми доказывал неправомерность претензий маньчжуров на власть над племенами северного Приамурья и разъяснял несоответствие указанных в договорных статьях ориентиров действительным географическим объектам. Исследования Миллера обосновывали право русских на плавание по Амуру. О том же писал и другой участник Второй Камчатской экспедиции, капитан А.И. Чириков.
Походы экспедиционных отрядов в Тихий океан выявили крайнее неудобство их снабжения через единственный тогда российский дальневосточный порт — Охотский. Поэтому в 1753 году, приняв решение возобновить Камчатскую экспедицию, начальство над которой поручалось сибирскому генерал-губернатору контр-адмиралу В.А. Мятлеву, правительство вновь попыталось открыть амурский водный путь. Оно учло соответствующие проекты Мятлева и вице-адмирала Ф.И. Соймонова. 25 декабря 1753 года Соймонову поручили руководство особой Нерчинской экспедицией для изучения Амура и его притоков. Адмирал устроил в городе речную верфь, сразу же приступившую к постройке судов, основал навигацкую школу. Но начать исследования без ведома Пекина в Петербурге не сочли возможным.
После длительного обсуждения достоинств возможных руководителей направляемой с этой целью дипломатической миссии, весной 1756 года остановились на кандидатуре В.Ф. Братищева. Ещё полгода ушло на согласование инструкции, предписывавшей Братищеву настаивать на обмене постоянными представительствами и предоставлении права сплавлять по Амуру баржи с продовольствием и припасами для тихоокеанских портов. В крайнем случае, он должен был заявить донским сановникам, что такой сплав начнётся и без их разрешения. 27 января 1757 года миссия покинула Москву, а 26 сентября прибыла в Пекин. Однако к тому времени российско-китайские отношения успели заметно испортиться. Правительство Небесной империи требовало выдачи беженцев из разгромленного пинскими войсками Джунгарского ханства. В погоне за ними маньчжурские вооружённые отряды вторгались на российскую территорию, доходя до приграничных укреплённых пунктов. Твёрдая позиция Петербурга, отказавшегося выдать джунгарцев, привела императора Цяньлуна в ярость, а военные успехи настолько вскружили голову, что он не удержался от угроз в адрес России. Все представления Братищева были отвергнуты. Караулам на Амуре дали указание не пропускать российские суда. В результате многолетние труды Соймонова пропали втуне. Нерчинская экспедиция была ликвидирована, а к 1765 году прекратила существование и навигацкая школа.