Страница 24 из 37
Ради повышения координации действий, полковник Тихменёв был назначен командующим войсками Южно-Уссурийского края. В его распоряжение поступили все воинские части и учреждения к югу от Хабаровки. Для обеспечения мероприятий по восстановлению порядка в станице Буссе открыли временный провиантский магазин (склад), с запасом муки в 9000 пудов (144 т). Транспортировка войск и грузов возлагалась на пароходы «Константин», «Уссури» и «Сунгача», а в верховьях реки Уссури — на мелкосидящие пароходы телеграфного ведомства «Гонец», «Телеграф» и «Сторож». Кроме того, основываясь на запоздалых сведениях, в Николаевске сочли необходимым отправить к острову Аскольд канонерскую лодку «Соболь» и пароходо-корвет «Америка».
При полковнике Тихменёве сформировали штаб из трёх офицеров и заведующего медицинской частью, доктора Сысоева, во главе которого поставили перспективного капитана генерального штаба И.Г. Баранова, тринадцать лет спустя сменившего Тихменёва в должности военного губернатора Приморской области. Эти меры были представлены на утверждение контр-адмиралу Фуругельму и генерал-губернатору Корсакову. Вместе с тем испрашивалось разрешение на введение в Южно-Уссурийском крае военного положения, чтобы узаконить применение оружия и дать войскам возможность получать довольствие военного времени, весьма необходимое при операциях в малонаселённой местности. Была также подана заявка на средства для покупки двух сотен лошадей, дабы удовлетворять нужды войск и поддерживать сообщение по Южно-Уссурийскому тракту — важнейшей коммуникации в тех местах.
Первый эшелон сводного полубатальона выступил из Николаевска на барже, буксируемой пароходом «Константин», уже 8 мая, взяв с собой 10.000 патронов и принадлежности для снаряжения колёсного и вьючного обоза. И мая из Мариинска Тихменёв просил Фуругельма командировать дополнительно стрелковую роту дислоцированного там 5-го батальона — 90 рядовых. 16 мая в Хабаровке к отряду присоединился второй эшелон. А 20 мая весь полубатальон, во главе с прежним командиром 13-го стрелкового батальона, капитаном В.Н. Флоренским, одним из лучших в области офицеров, прибыл в станицу Буссе. Правда, несмотря на то, что полубатальон комплектовался отборными людьми, из числа бывших охотников-зверобоев, он страдал таким же недостатком военной подготовки, как и другие части. «Учите рассыпному строю», — в первые же дни телеграфировал Тихменёв Флоренскому из Николаевска в Хабаровку. Распорядиться же маршрутом подразделения полковник тогда не мог, ибо не располагал сведениями о развитии ситуации после 25 апреля.
Лишь 10 мая, по прибытии на пароходе «Уссури» в Мариинск, до которого успели восстановить телеграфное сообщение, Тихменёв получил известие о том, что манзы ускользнули с Аскольда на материк и сожгли деревню Шкотову. Дальнейший их путь легко было предугадать. Поэтому из опасения за судьбу жителей Никольской полковник приказал по телеграфу капитану Холевинскому занять её всем ситхинским гарнизоном, притом не переставая собирать сведения о манзовских скопищах. Тогда же Тихменёв послал телеграмму в Раздольное и далее нарочным в Камень-Рыболов, подполковнику Королькову — выставить одну из рот 3-го батальона к селу Воронежскому (Турьему Рогу), для защиты крестьян. Обоим офицерам предписывалось при встрече с вооружёнными манзами действовать решительно и подавлять сопротивление без пощады. Но основное внимание командующий войсками обратил на скорейшее прибытие к месту назначения стрелкового полубатальона, чему способствовало полученное Тихменёвым в Мариинске донесение Дьяченко, сетовавшего на невозможность действовать повсюду с желаемой энергией, вследствие слабости и разбросанности находившихся в его распоряжении сил.
Окружной начальник, конечно, имел в виду отсутствие возможности немедленно подавить бунт превосходящими силами, из-за чего действия небольших отрядов, выделявшихся им по мере необходимости и с опозданием, имели только частичный успех. Так, отряд капитана Буяковича, прибывший на Цымухэ 5 мая, нашёл там ещё тлевшие остатки изб и застал немногих задержавшихся манз, при появлении солдат бежавших в лес, отстреливаясь. Нескольких бандитов удалось убить. После этого были обысканы и уничтожены окрестные фанзы и найденные склады продовольствия. Причём пожар большинства фанз сопровождался взрывами хранившегося в них пороха, что подтверждало заблаговременность подготовки китайского населения к выступлению против русских. В некоторых фанзах нашлись вещи, захваченные в посту Стрелок: ружьё, эполеты поручика Каблукова и пистолет. Довольно неожиданной стала находка формы китайского офицера. 11 мая отряд вернулся во Владивосток.
Манзы же, по сожжении Шкотовой, двинулись к верховьям реки Лефу. Оттуда часть их пошла по реке Чагоу к деревне Никольской, а другие остались в сопках, выслав на лефинскую дорогу группу из 15 разведчиков. Видимо, они намеревались пробраться вдоль реки Лефу на Сунгачу. С этой группой и столкнулся отряд унтер-офицера Раскотова. Исполняя предписание Дьяченко, Раскотов прошёл от Владивостока до Раздольного. Не встретив манз, он отправился далее к северо-востоку, в Лоренцову, куда прибыл 14 мая. На следующий день из дозорной цепи, выставленной им перед тропой, выводившей на станок Утёсный — один из пунктов важнейшей тогда коммуникации, дали знать о появлении неприятеля. Собрав всех своих людей, унтер-офицер напал на китайцев. Семеро из них были убиты, один убежал, а остальные сдались в плен. Раскотов отправил манз в Раздольный, к Холевинскому, но за неоднократные попытки к бегству конвой перестрелял их. Сам Раскотов с большей частью команды продолжал наблюдение за дорогой у Лоренцовой.
Волонтёр Лаубе с пятью солдатами вечером 1 мая прибыл на пост (и станок) Речной. Там ему сообщили, что накануне через Суйфун переправилась подошедшая со стороны Цымухэ шайка хунхузов, численностью до 70 человек, направившаяся затем в горы. Решительный француз тут же бросился вдогонку. Вечером 3 мая его партия настигла китайцев на реке Эльдагоу. Лаубе сумел подвести своих людей вплотную к лагерю шайки, дал по ней залп и атаковал в штыки. Несколько хунхузов было убито, два десятка взяты в плен, но многие разбежались. Дабы не связывать себе руки пленными и не подставлять партию под удар других, быть может, более крупных шаек, Лаубе вывел её к берегу Амурского залива, откуда на реквизированной джонке доставил хунхузов в Речной. Из Речного их, крепко связанных, отправили под присмотром двоих конвоиров во Владивосток, вместе с донесением волонтёра.
Старый алжирский солдат, Лаубе отлично знал ратное ремесло. Он вооружил подчинённых, помимо казённого оружия, ещё и отнятыми у манз ножами, небольшими топорами, каждому приказал иметь за пазухой верёвку. В результате партия была надлежащим образом снаряжена для той, по сути дела партизанской деятельности, которой ей надлежало заниматься. Лаубе сумел вселить в своих солдат энергию, уверенность в себе, и они, несмотря на отсутствие у волонтёра каких-либо дисциплинарных прав, оказывали ему беспрекословное повиновение. Бодростью дышали написанные им на ломанном русском языке донесения. Предполагая произвести осмотр побережья, а потом телеграфной линии на Мангугай, что, впрочем, противоречило исходному поручению Дьяченко, Лаубе выражал надежду очистить со своими молодцами всю эту местность от манзовских шаек. Тем не менее, он просил дать в его распоряжение ещё пять человек, которые и были немедленно посланы из Владивостока.
Среди захваченных партией Лаубе пленных оказался один мирный промысловик, ловец трепангов. Его распознал караульный, понимавший по-китайски и подслушивавший разговоры узников. Допросив промысловика, выяснили, что цымухинские манзы в большинстве примкнули к хунхузам, целую неделю с того момента, как до них дошли известия о событиях на Аскольде, отовсюду собиравшимся в долину реки. Тех, кто не желал выступать против русских, принуждали силой, а при упорном сопротивлении убивали. По словам китайца, за Владивостоком постоянно наблюдали шпионы предводителя хунхузов Дын-соа, обычно жившего в Нингуте и проникавшего на российскую территорию, где у него имелись фанзы на Цымухэ, только для хищнической добычи золота. Дын-соа намеревался напасть на Владивосток при первой возможности. Его шайки были вооружены как пиками, топорами, так и ружьями, которых у одних цымухинских хунхузов насчитывалось несколько сот. Давшему такие показания пленнику сохранили жизнь, остальных же расстреляли.