Экзегеза

И в этом случае сейчас я более являюсь собой, чем когда бы то ни было со времени аварии. Это вполне может быть. Я есть я — в этом, лучшем из возможных миров. Это, так сказать, наследие окружения. Звезды и мой врожденный характер победили.

Что объясняет, почему я все еще не могу писать. Это не в моей природе.

Что бы это ни было, я принимаю это. Я провел несколько месяцев в изучении недавних открытий в работе мозга, особенно поразительных новостей о том, что у нас два полушария, а используем мы только одно, левое. Они говорят, что оно отвечает за процедурное мышление, например, математику, дедуктивную и индуктивную логику; другое полушарие, которым пользуются люди из Азии, выполняет одновременную работу, например, различение образов, интуицию и даже экстрасенсорное восприятие. То, что оно распознает, оно распознает по единому шаблону, а затем переходит к следующему, без всякой причинной или последовательной связи между ухваченной и уже распознанной матрицами, которые, я думаю, летают, как стоп-кадры в рекламе соуса «Хайнц 57» по телевизору. Я читал, что большие дозы определенных водорастворимых витаминов улучшают активность нейронов у шизофреников: лучшая синхронизация и так далее. Мне пришло в голову, что при нормальной, так сказать, средней синхронизации, это может привести к тому, что обмен будет проходить так эффективно, что оба полушария могут заработать вместе. Так что я нашел рецепт в статье из журнала «Психология сегодня»[7] и приготовил его. Я принял то, что они выписывали шизофреникам.

Что касается моей жизни, это вошло в историю, я уверен, что чтобы ни случилось тогда, мое стремление подстегнуть нейроны привело к тому, что оба полушария заработали вместе впервые в моей жизни. Меня озадачило содержание, а не то, что случилось в биохимическом, физиологическом или даже психологическом смысле. Даже с учетом того очевидного факта, что если я всю жизнь пользовался только левым полушарием, а все, возникавшее в правом, субъективно воспринималось как Не-Я или лежащее за пределами моего самоосознания, я все равно не могу понять, почему, когда я засыпал, мои мысли переключались с английского на греческий, язык, которого я не знаю.

Все мои мысли и переживания во снах концентрируются на эллинистическом периоде, с некоторыми включениями из предшествовавших культур. Лучшим образом это можно описать, сказав, что ночью мой разум был полон мыслей, идей, слов и концепций, которые вы можете обнаружить у греко-говорящего ученого третьего столетия нашей эры, живущего где-то в Средиземноморье в Римской Империи. Его повседневные мысли, я имею в виду. Не то, что ему виделось во сне.

Возможно, это еще один случай Брайди Мерфи.[8] Я пришел к тому, что это активность личности «из прошлой жизни». Несомненно, по внутренним свидетельствам это, похоже, прошлое, архаичное прошлое. Но оно не хаотично. Оно высоко систематизировано, подобно левому полушарию греко-говорящего римского гражданина. Мне казалось, что заботы этого человека были похожи на заботы Джима Пайка и, если принять все предшествующие шаги в этой цепочке рассуждений, мы логически придем к последнему шагу, который заключается в том, что Джим Пайк явился ко мне с «другой стороны». Но если применить бритву Оккама и принцип экономии (наименьшую теорию, объясняющую факты), можно отбросить Джима и иметь дело только с древним материалом. За тем исключением, что он организован так, будто за ним стоит живая идиосинкратическая личность. Эта личность, являвшаяся мне в виде женщины, держит в руках книгу или пишет мне, и т. д. Я нравлюсь ей. Она хочет обучать, вести меня и помогать мне. По-видимому, это она погрузила меня в этот просвещающий и облагораживающий письменный материал, чтобы привести меня к высшей форме жизни, или в любом случае сделать лучшим человеком. Теперь мое высшее образование, к несчастью, отброшено; это сделала она, используя крайне эффективные обучающие аудио-визуальные техники. Я чувствую, что на каждое слово, которое я сознательно ухватываю и запоминаю, приходятся тысячи других слов, наводняющих меня, которые я не запоминаю. Но они все равно захватывают меня, и свидетельство тому, мои интенсивные интеллектуальные исследования на следующий день.

После одного сна, в котором мне явилась одноглазая сивилла, я провел исследования и пришел к выводу, что мной овладела Кумская[9] Сивилла, а не кто-то современный с «другой стороны». Я многое извлек из этой теории.

Моя сознательная память — мой сознательный словарь — это только верхушка айсберга. Но она все равно кажется весьма структурированной; одержимой теологическими догмами и диспутами и высокоабстрактными и глубокомысленными концепциями и теориями Рима. Как сказал однажды Роберт Грейвс, «теологические диспуты были болезнью той эпохи», имея в виду, что каждый человек с улицы был одержим ими и мог бесконечно об этом говорить — что и делает мое бессознательное. Мое бессознательное сконцетри-ровано на римском периоде, и это меня поражает. Почему это именно так? И почему это продолжает происходить?

Некогда я был сознательно заинтересован в этом периоде; мне было чуть больше двадцати, и я много читал об этом. Но мое бессознательно просто упрямо остается одержимым этим теоретическим материалом и хочет, чтобы он был применен наиболее практическим образом. Если оно показывает мне Золотой Треугольник[10], оно делает это, чтобы успокоить меня его эстетически идеально сбалансированным видом; все это имеет строгое терапевтическое предназначение. Есть высшее применение всему этому абстрактному материалу. Оно мой наставник, каким был Аристотель для Александра, и меня удивляет, почему оно учит, наставляет, готовит меня в точности тем же образом, как это делали греки. Философия для реального применения, для конечной причины, как это сказал бы Аристотель: для чего-то, лежащего впереди, и оно не выжидающее прошлое, но конец в себе. Облагораживающее и возвышающее обучение изменяет меня и я предчувствую, что когда оно закончится я, будучи уже измененным (обращаясь к положительному Абсолюту), стану действовать согласно новой личности, которую я обрел — и это не прямое знание, подобно увеличению объемов памяти, но на основании моей созревшей и возвышенной личности. Я знаю, что этот процесс знает о грядущем, однажды я прочувствовал это на некоторое время, эту паутину времени; оно знает, что лежит впереди и действует соответствующе. Я уверен, что оно знает о конечной цели, для которой все это лишь осторожная подготовка. Это снова приводит меня к мысли о том, что за этим стоит Кумская Сивилла; определенно она имела или имеет ясное видение будущего, видение времени; таковы сивиллы.

Следуя основаниям греческой мысли, оно улучшает мой разум и тело одновременно, в единстве. Здоровье приравнивается (так правильнее) к энергии и способности действовать. Все эти концепции, все точки зрения — греческие. Симметрия, баланс, гармония. Я чувствую за этим Аполлона, и это логично, поскольку кумейская сивилла была его оракулом. Умеренность, разумность, равновесие, ясная голова, рациональность — добродетели Аполлона. Синтозис, или что там… Пифагорейская гармоничность. Примирение всех внутренних импульсов и устремлений, а затем, когда оно достигнуто, обращение к внешнему миру и гармонизирование с ним. Я получаю классическое образование. Греческий, немного латыни, знание санскрита, теологии и философии, а также воззрений ионических греков на космос. Очень необычно получать все это в южной Калифорнии. Все происходит очень разумно и устойчиво. Наиболее ценные, высшие добродетели и ценности в истории нашей цивилизации.

Как же они появились внутри меня? Например, оно указало, что моя ананке (та сила принуждения, что лежит внутри) — это чернеющий, сгущающийся мрак, и это отличное описание для моей скрытой меланхолии. Которой я противостоял своим синтозисом. Работа над внутренними предрасположенностями: главная борьба в жизни была отлично растолкована моим бессознательным. Откуда я знаю эти слова, и как удалось раскрыть мне их смысл? Я не знаю. Никогда не знал. Это материал, порожденный мудрой точкой зрения, которой я никогда не имел. Это не я, но это становится мной; или, выражаясь точнее, оно оформляет меня, так что я становлюсь им. Знакомлюсь с его стандартами, идеалами. А это — идеалы аполлонической Греции две тысячи лет назад: идеалы Золотого Века. Нашего Золотого Века.