Страница 78 из 241
Нам не всё известно о хитрой игре Гиммлера. Несмотря на то, что накануне 20 июля 1944 г. по всей Германии распространились слухи о готовящемся покушении на Гитлера, несмотря на то, что видные заговорщики, с которыми общался Гиммлер, точно знали об этом, Гиммлер не предупреждал Гитлера о возможности его убийства. То ли Гиммлер на самом деле не был поставлен в известность Попитцем и другими о готовившемся покушении, то ли рейхсфюрер СС решил не делиться секретом с Гитлером. Известно, что ни Гиммлер, ни Геринг не присутствовали на военном совещании в Растенберге, хотя обычно участвовали в подобных мероприятиях. В то же время оба находились неподалеку от Растенберга. Геринг работал в своём штабе в 100 км от Растенберга, а Гиммлер проходил курс лечения у Керстена на вилле Хагенвальд-Хохвальд в Биркенвальде.
Узнав о покушении на Гитлера, рейхсфюрер СС почему-то не спешил вылететь в Берлин, где действиями по разгрому заговора руководил Геббельс. Вместо того чтобы отправиться в столицу рейха Гиммлер выехал в свою восточно-прусскую резиденцию и занялся уничтожением каких-то бумаг. Шпеер вспоминал: «Удивительным образом в эти критические часы Геббельс не мог связаться с Гиммлером. Ведь лишь у него имелись надёжные части, которые могли раздавить путч. Совершенно очевидно, что Гиммлер удалился и Геббельса это всё более и более беспокоило, потому что он не мог найти никакого объяснения для такого поведения. Несколько раз он выражал свое недоверие рейхсфюреру СС и министру внутренних дел. Свидетельством неопределенной ситуации тех часов стало выражение Геббельсом сомнений в надёжности такого человека, как Гиммлер».
Шпеер вспоминал: «Было уже за полночь, когда Гиммлер, которого никто не мог найти до сих пор, прибыл в резиденцию Геббельса. Прежде чем его кто-то стал расспрашивать, он стал подробно объяснять причины своего отсутствия». Затем он стал высмеивать заговорщиков, которые не смогли хорошо организовать переворот. Геббельс прервал его рассуждения и попросил Шпеера выйти.
Оставшись наедине, Гиммлер и Геббельс создали следственную комиссию, которая заседала в резиденции последнего. Затем к допросам заговорщиков, которые продолжались всю ночь с 20 на 21 июля, присоединился Кальтенбруннер.
Уничтожение компрометировавших его бумаг, а затем активное участие в следствии позволили Гиммлеру скрыть свои связи с заговорщиками. 3 августа в своем выступлении перед гауляйтерами, собравшимися в Познани, Гиммлер так объяснил свои контакты с Попитцем и Лангбеном: «Мы позволили этому посреднику болтать сколько влезет, и вот, в общих чертах, что он нам сказал: “Войну нужно остановить. Для этого — учитывая сложившуюся ситуацию — мы должны заключить мирный договор с Англией, но главным условием подобного мира является отстранение фюрера и его почётная ссылка”». Он уверял, что давно знал о заговоре и рассказывал о нем Гитлеру. Впоследствии по требованию Гиммлера Попитца и Лангбена судили на закрытом заседании суда. Оба были приговорены к смертной казни и казнены.
После ареста командующего Резервной армией Фридриха Фромма как участника заговора 20 июля 1944 г. Гитлер назначил Гиммлера на освободившееся место. Эта армия состояла главным образом из пожилых, но продолжавших носить форму офицеров, раненых, но не комиссованных солдат и стажеров-новичков, ещё не принимавших участие в боевых действиях. В это же время Гиммлер при поддержке Бормана учредил «Фольксштурм» — организацию из добровольцев, которые должны были принять участие в боевых действиях на территории Германии. Им же был разработан план создания «Вервольф» — подпольных вооружённых частей, готовых действовать на оккупированных землях Германии.
На этой почве Гиммлер ещё более сблизился с Геббельсом, который с лета 1944 г. был назначен Гитлером ответственным за осуществление «тотальной воины». Биографы Гиммлера Роджер Мэнвелл и Генрих Френкель подчеркивали: «Высшее армейское командование находилось в опале, и эти двое — всю жизнь остававшийся сугубо гражданским человеком министр пропаганды и шеф тайной полиции, который никогда не командовал на поле боя даже взводом, — поделили между собой ответственность за будущие боевые действия. По свидетельству помощника Геббельса фон Овена, в ноябре Геббельс заявил: “Армия — Гиммлеру, а мне — гражданские аспекты войны! Вдвоём мы сумеем переломить ход кампании и добиться решающего перевеса!”».
К этому времени Геббельс уже перестал рассчитывать на поддержку Геринга, а начал систематическое наступление на него, не прекращая также атак на Риббентропа. В своих нападках на Геринга и Риббентропа Геббельс искал поддержки у Гиммлера. 7 марта 1945 г. Геббельс так описал беседу близкого к нему Альвенслебена с Гиммлером: «Они обсудили общее военное и политическое положение и при этом резко критиковали Геринга и Риббентропа. Гиммлер выразил пожелание как можно скорее ещё раз переговорить со мной. (Значит, такие разговоры уже велись ранее. — Ю.Е.) Я свяжусь с ним вечером, и мы договоримся о встрече у него в течение завтрашней среды. Я хочу ещё раз обсудить с ним не только военное положение, но и прежде всего кадровые вопросы политического и военного руководства рейха. Мне кажется, что пришло время внести ясность в проведение мероприятий во всех сферах. Нам нельзя больше терять слишком много времени».
На другой день, 8 марта встреча с Гиммлером состоялась, несмотря на болезнь рейхсфюрера СС. В тот же день Геббельс записал: «Гиммлер… перенёс тяжёлую ангину… Вид у него немного надломленный. Тем не менее мы можем весьма обстоятельно поговорить по всем актуальным вопросам. В целом Гиммлер держится очень хорошо. В двухчасовом разговоре с ним я могу констатировать, что в оценке общего положения наши взгляды полностью совпадают, так что мне нет надобности что-то добавлять к этому. Он в резких выражениях отзывается о Геринге и Риббентропе, которых считает повинными во всех ошибках в нашем общем руководстве войной, и здесь он абсолютно прав. Но и он не знает, как побудить фюрера расстаться с ними обоими и заменить их новыми, сильными личностями. Я сообщаю ему о своём предпоследнем разговоре с фюрером, — разговоре, в котором обратил внимание фюрера на то, что, в частности, если Геринг останется, то это угрожает привести, если не привело, к государственному кризису. Гиммлер подробно расспрашивает, какое впечатление произвели эти слова на фюрера. Хотя они и произвели на фюрера сильное впечатление, он тем не менее пока ещё не сделал выводов».
Поговорив о тяжёлом военном положении Германии, оба собеседника пришли к единому выводу: «Успешному военному руководству повсюду мешают Геринг и Риббентроп». Однако они не знали, что следует предпринять: «Ведь, в конце концов, нельзя же силой заставить фюрера расстаться с обоими».
Оба собеседника признавали безнадёжность военного положения Германии и искали выхода из него путём дипломатических маневров. Геббельс записал: «Гиммлер правильно обрисовывает ситуацию: разум подсказывает ему, что у нас мало шансов выиграть войну в военном отношении, но инстинкт говорит ему, что рано или поздно откроется политическая возможность, которую ещё можно будет употребить в нашу пользу. Гиммлер видит эту возможность больше на Западе, чем на Востоке. Он думает, что Англия образумится, в чём я несколько сомневаюсь. Гиммлер, как следует из его высказываний, полностью ориентируется на Запад; от Востока он вообще ничего не ожидает».
Создаётся впечатление, что в эти дни Геббельс доверял Гиммлеру. Подводя итог встречи, Геббельс писал: «Атмосфера в окружении Гиммлера очень милая, скромная и совершенно национал-социалистская. Она воздействует исключительно благоприятно. Можно только радоваться, что по крайней мере у Гиммлера ещё преобладает прежний национал-социалистский дух».
Геббельс видел то, что хотел видеть. По-иному оценивали «скромную», «милую» и «совершенно национал-социалистскую» атмосферу люди, наблюдавшие жизнь окружения Гиммлера изнутри. Так в письме, направленном Гиммлеру анонимным корреспондентом 14 января 1944 г., говорилось о взяточничестве, мошенничестве и грабежах, в которых были замешаны многие высокопоставленные руководители СС. Автор письма назвал по именам около десятка высших офицеров СС, которые вели роскошный образ жизни.