Страница 148 из 241
— К сожалению, нет, оно отдано мною в собес”.
Понять этот отказ нетрудно. Н.Д. Виткевич, если верить ему, был осуждён только по ст.58–10, при наличии же у него упоминаемого документа неизбежно было обвинение и по ст.58–11.
«— Ещё раз хочу спросить, для чего вы составляли “Резолюцию № 1 ”?
— Dixi et animam meam levavi (сказал — облегчил душу).
Не могу скрыть удивления.
— Мы, конечно, думали и о борьбе.
— Для чего “Резолюция” была в двух экземплярах?
— Вопрос не имеет смысла.
— Почему же? Если Вы просто хотели выговориться, разрядиться, достаточно было одного экземпляра, а если их было несколько…?
Пауза. Понять её нетрудно. Если «Резолюция № 1» существовала в нескольких экземплярах, налицо факт её распространения, который можно было квалифицировать как действие, направленное на создание антисоветской организации. Видимо, взвесив за и против, Н.Д. Виткевич продолжил диалог:
— Может быть, второго экземпляра и не было.
— Следовательно, если “Резолюция № 1” существовала…
— Значит, у меня её не было»[693].
Итак, в ходе этой беседы главный корреспондент А.И. Солженицына и один из «участников» создаваемой им антисоветской организации признал, что он «Резолюции № 1» не имел. А значит, всё, что до нашего разговора он утверждал на этот счёт, мистификация. Невольно возникает вопрос: а была ли «Резолюция № 1» у А.И. Солженицына?
Если бы у него действительно был обнаружен документ, свидетельствующий о его намерении создать антисоветскую организацию и была установлена его принадлежность к антисоветской группе, то все её члены обязательно оказались бы в поле зрения следствия. Кто же входил в состав этой группы? Б.А. Викторов утверждает, что, кроме Н.Д. Виткевича в материалах следствия фигурировали Л.B. Власов, Н.А. Решетовская и К.С. Симонян[694]. Н.Д. Виткевич, который, по его словам, ознакомился с протоколами допросов А.И. Солженицына позднее, «уже на свободе», называет ещё двух человек: Л.A. Ежерёц[695] и приятеля Л.B. Власова, фамилию которого он запамятовал[696].
По долгу службы следователь И.И. Езепов обязан был привлечь к следствию всех упомянутых лиц. Однако, как писал Б.А. Викторов, «никто из этих лиц» не был даже допрошен»![697] Данный факт подтверждают Л.В. Власов[698], Н.А. Решетовская[699], К.С. Симонян[700] и сам А.И. Солженицын[701].
Так быть не могло.
Если никто не был даже допрошен, значит, не было и не могло быть обвинения в подготовке к созданию антисоветской организации.
Не всё понятно и с Н.Д. Виткевичем, которого А.И. Солженицын называет своим «подельником». Александр Исаевич был арестован 9 февраля, Николай Дмитриевич — 22 апреля (уже в Берлине). Следствие над первым велось на Лубянке, над вторым — в контрразведке фронта. По этой же причине не было на следствии ни перекрёстных допросов, ни очных ставок[702].
Если бы обвинение ограничивалось криминальной перепиской, подобное развитие событий было возможно. Но оно было бы исключено, если бы А.И. Солженицын и Н.Д. Виткевич проходили по одному и тому же делу о намерении создать антисоветскую организацию.
Обращает на себя внимание и то, что «Резолюция № 1» почему-то не фигурировала в протоколе отобранных у А.И. Солженицына вещей[703]. Более того, Б.А. Викторов вообще не заметил её в следственном деле[704]. Не упоминается она ни в Определении о реабилитации А.И. Солженицына[705], ни в тех прошениях о помиловании, с которыми последний обращался в 1947, 1955 и 1956 гг.
Так, в прошении 1947 г. он писал: «Сложность моего дела заключается в том, что я в переписке с Виткевичем и при встречах с ним допускал неправильное толкование по отдельным теоретическим вопросам и неправильно критиковал отдельных писателей и наши литературные издательства». И всё[706]. В прошении 1955 г. на имя Н.С. Хрущева он прямо подчеркивал: был арестован и осуждён «только на основании моей вздорной юношеской переписки с моим другом»[707]. Эта же мысль нашла отражение в прошении 1956 г. на имя Т.К. Жукова: «Мне ставилась в вину единственно моя личная переписка со старым другом детских лет, к тому времени тоже капитаном Красной Армии, но на другом фронте — переписка, содержавшая рассуждения на политические темы», «переписка эта и послужила единственной причиной ареста»[708].
Невозможно представить, чтобы, ходатайствуя о пересмотре дела, А.И. Солженицын рискнул написать такое, зная, что в следственном деле лежит «Резолюция № 1».
Что же мы видим?
Во-первых, получается, что А.И. Солженицын составил «Резолюцию № 1» ещё до того, как пережил разочарование в И.В. Сталине и в советской системе.
Во-вторых, всё, что нам известно о А.И. Солженицыне до его ареста исключает возможность участия его в составлении подобного документа.
Bo-третьих, несмотря на то, что в «Резолюции № 1» шла речь о создании антисоветской организации, никто кроме А.И. Солженицына не был привлечён по этому делу даже в качестве свидетеля.
В-четвёртых, один из «авторов» «Резолюции № 1» Н.Д. Виткевич, опровергая тем самым свои предшествовавшие утверждения, признался в том, что лично у него подобного документа не было, а значит, он не фигурировал и в его следственном деле.
В-пятых, этот документ не упоминался в первом издании «Архипелага».
В-шестых, его существование не нашло отражения ни в ходатайствах А.И. Солженицына о помиловании 1947–1956 гг., ни в Определении о его реабилитации.
В-седьмых, «Резолюцию № 1» не заметил в его следственном деле военный прокурор Б.А. Викторов, занимавшийся его реабилитацией.
Исходя из этого, можно утверждать, что в данном случае мы имеем дело с мистификацией.
Не всё просто и с перепиской.
«Когда я потом в тюрьмах рассказывал о своём деле, — пишет А.И. Солженицын, — то нашей наивностью вызывал только смех и удивление. Говорили мне, что других таких телят и найти нельзя. И я тоже в этом уверился. Вдруг, читая исследование о деле Александра Ульянова, узнал, что они попались на том же самом — на неосторожной переписке…»[709]
Участник группы Александра Ульянова П. Андреюшкин, чьё письмо, содержащее фразу о терроре, привело к раскрытию готовившегося покушения на Александра III, мог не знать о существовании перлюстрации[710], а Александр Исаевич этого не мог не знать, так как на всех конвертах, уходящих во время войны из армии, ставился штамп «Проверено военной цензурой»[711].
Я не знаю, как это делалось во время войны, но когда в 1970 г. я был призван в армию, то во время пребывания на курсах молодого бойца (так назывался период с момента прибытия в часть до принятия присяги) с нами была проведена специальная беседа о необходимости хранить военные тайны, в ходе которой было сообщено, что все солдатские письма проходят цензуру.
693
Запись беседы с Н.Д. Виткевичем. Брянск. 10 января 1993 г. // Архив автора.
694
Викторов Б.А. Без грифа «секретно». С. 306.
695
Виткевич Н.Д. Меня предал Солженицын // В круге последнем. М., 1974. С. 140.
696
Там же. С. 141.
697
Там же. С. 141.
698
Власов Л. Солженицын в Прибалтике (мои встречи с Александром Солженицыным и Натальей Решетовской) // Славяне. 1991. № 2. С. 28.
699
Решетовская Н.А. В споре со временем. С. 54–57.
700
Simonjan K.S. Hvem er Solsjenitsyn? Melbyhus, 1976.
701
Солженицын А.И.: 1) Сквозь чад. Paris, 1979. С. 48; 2) Малое собрание сочинений. Т. 5. С. 102.
702
Шпачков В. Уже в четвёртом классе Солженицын начал писать полное собрание своих сочинений // Комсомольская правда. 1992. 31 октября.
703
Ключенков А. Александр Солженицын: реабилитация // Советский воин. 1990. № 2. С. 23, 82.
704
Викторов Б.А. Без грифа «секретно». С. 301–308.
705
Лурье С. Из бумаг Л. Пантелеева // Нева. 1988. № 12. С. 195–196.
706
Викторов Б.А. Без грифа «секретно». С. 307.
707
Столяров К.А. Палачи и жертвы. С. 350.
708
Там же. С. 256–257 (фото).
709
Там же. С. 101.
710
Александр Ильич Ульянов и дело 1 марта 1987 г.: Сборник, составленный А.И. Ульяновой-Елизаровой. М.-Л., 1927. С. 357.
711
Запись беседы с военным историком В.М. Лурье. С.-Петербург. 10 октября 2002 г. По телефону // Архив автора.