Фартовое дело

— Не, Акоп, я тебя не понял, что ли? — возмутился Шмыгло. — Было ж ясно договорено — зеленый «лимон». И что это нижняя сумма. Как так можно переигрывать?! У меня, между прочим, этот аванс уже на братву расписан. И на людей, которые нам дело облегчали. А у нас за слова отвечают, не говорю уж — за деньги. То, что тебе здесь крутиться позволяют, это, между прочим, тоже в счет нормального аванса. Я, учти, здесь не Хрестный. Тут выше меня люди есть и много-много круче, такие, которые меня в область вписали только под хорошие гарантии. А ты тут вообще всего ничего — и уже такие фени кидаешь.

— Я понял тебя, Шмыгло. Парвани тоже все понимает. Будет твое добро лежать передо мной — увидишь остальные девятьсот тысяч. Не будет — оставишь себе эту сотню на похороны.

— Акоп, ты странный какой-то, ей-Богу. Я привожу тебе все добро оптом, можно сказать, на вес. Прошу в общей сумме два «лимона». Ты обещал половину вперед или нет?

— Обещал, конечно. Но товара пока нет. Мне его посмотреть надо. Верно? Ты как штаны в магазине покупаешь, а? Сперва цвет, покрой смотришь, размер, потом меряешь и говоришь: «Подходят, выпишите и заверните!» Даже если они всего пятьдесят баксов стоят. А тут — ценности. Может, там одни стекляшки и медяшки лежат. У тебя эксперты есть? Цены знают? Если скажешь, что есть, я тебя нечестным человеком буду считать.

— Механик с друганом без всякой экспертизы в Москве пятьдесят килограмм этих вещей продали и двести тыщ заработали.

— Знаю я, как они заработали. Барыгу застрелили и чемодан унесли. У меня в Москве тоже друзья есть… Короче, дорогой: или ты берешь сто тыщ сейчас, девятьсот получаешь, когда трейлер с барахлом будет у меня в гараже стоять, а остальную половину тебе потом переведут, или считай, что наши дела закончены.

— Не круто ли, Акоп? — спросил Шмыгло с заметной угрозой в голосе.

— Совсем не круто. Ты дилетант. Слышал такое слово, а? Так называют людей, которые не в свои дела суются. Не обижайся, слушай! Ты что, всю жизнь антиквариатом торговал? Нет. Ты запчасти воровал, машины угонял, немножко рэкетом баловался, а главное — Хрестного охранял. И так фигово, что его убили. Допустим, тебе случайно повезло, нашел Механика, он тебе клад обещал показать. Ты даже не знаешь, что в нем лежит, верно? Ты не знаешь, продавец! Ха! И просишь два миллиона баксов у меня, которые за золотой антиквариат еще в советское время два срока сидел. Но и я не эксперт, я только первый оценщик. Могу сказать на глаз, какой пробы золото, настоящий камушек или нет, настоящая жемчужинка или стеклянная. После этого могу прикинуть, сколько стоят эти камни и финтифлюшки, как ты сказал, на вес. А это еще не все. Потом их у Парвани будут совсем умные люди смотреть. Скажут, где сделано, когда, есть ли такие вещи где-то еще или они уникальные, откуда их могли украсть и кто, наконец, сколько за них лет тюрьмы можно получить и сколько денег за них на аукционе можно взять. Может быть, они миллиард стоят, а может, и миллиона за них дать нельзя, понимаешь?

— Нет, — возмущенно произнес Шмыгло, — ну народ, а? Я и так иду на риск, прошу самый мизер. Конечно, я в этом деле лох и меня облапошить можно без проблем. Я даже знаю, что, окажись там все древнее и золотое, редкостное и брильянтовое, хрен от вас дождусь второго «лимона». Даже если сундуки два миллиарда стоят. Но один миллион мне нужен, как хочешь. В руки и уже сейчас.

— Нетерпеливый какой! — прищелкнул языком Саркисян. — Сто тысяч — это очень много. Может, для Парвани не много, а для тебя — очень много. Их тебе сейчас в руки дают, хотя знают, что ты можешь выйти отсюда и мне ручкой помахать. Тебя после этого еще искать десять лет придется. Россия большая, а СНГ еще больше. То, что Парвани разрешил сто тысяч дать, — большое доверие, понимаешь? И я, когда их тебе даю, свою голову подставляю. Между прочим, Булка уже меня ищет, слышал про такую?

— Слышал… — упавшим голосом пробормотал Шмыгло.

— Очень серьезная женщина. И деловая. Хрестный с ней не справился, потому что слишком тебе доверился, верно?

— Там все отлично было! — возмутился Шмыгло. — Просто мои козлы Петровича недорезали. Он и шмальнул по Хрестному. Повезло тогда Булке. И все равно с носом осталась.

— Так вот, дорогой, сейчас ты можешь с носом остаться. Если будешь упираться и ставить условия, я тебе даже ста рублей не дам. Конечно, с Булкой торговаться хуже, у нее в области первый номер, а не шестнадцатый, как у тебя. Но с ней можно договориться. По крайней мере, можно быть уверенным, что она на пустяки не разменяется. Да, ей придется больше заплатить, это точно. Но зато туфту мне не подкинут. А ты, милый, сам от тоски удавишься, если с нулем останешься. Ну, будем дальше говорить или закончим? Берешь сто тысяч в аванс?

— Беру, хрен с тобой… — проворчал Шмыгло.

— Теперь давай согласовывать работу. Трейлер должен прийти ко мне в гараж не позже чем в четыре часа утра послезавтра. Час, может, полтора, буду с тобой вместе смотреть вещи. Затем, если все будет в норме, получишь остаток аванса. А потом, когда товар дойдет до места и эксперты его по-настоящему оценят, получишь еще один «лимон». А может быть, и больше.

— Больше? — иронически спросил Шмыгло. — «Лимон» с копейкой, да?

— Почему? — усмехнулся Саркисян. — Может, два миллиона, а может — десять. Смотря какая настоящая цена у этих вещей окажется. Парвани — если я хорошо попрошу, конечно! — очень щедрым человеком может быть.

— Ты это всерьез говоришь, Акоп?

— Только так, джан.

— А сколько надо, чтоб ты его попросил?

— О! Слушай, ты за всю беседу первый хороший вопрос задал. Приятно услышать было. Отвечаю тоже с удовольствием: если я пробиваю у Парвани чек на пять миллионов — один из них мой. Если на десять — два мои. Двадцать процентов, короче.

— Заманиваешь?! — недоверчиво спросил Шмыгло. — Ты привезешь этот чек, по которому надо получать в каком-нибудь «Хрен-банке» неизвестно за каким бугром, а я посмотрю на него как баран на новые ворота, и отстегну тебе «лимон» в нале. Так, что ли?

— Зачем? Я тебе сделаю приглашение в Париж, возьмем этот чек, спишем с Парвани сумму, потом восемьдесят процентов положим на твой счет, а двадцать — на мой. Простенько и со вкусом.

— Мягко стелешь…

— Я понимаю, не очень верится. Пусть тебя пока эта сотня греет. Ну, давай за то, чтоб тебе завтра «лимон» на руках иметь!

Серый выключил диктофон.

— Дальше ничего интересного. По делу не говорили.

— А о чем? — спросила Светка настырно.

— Так… О женщинах, о вине. Саркисян рассказывал, как четыре дня прожил в борделе, где за ним баба, как за маленьким ребенком, ухаживала. Пеленала в простыни, подгузники наворачивала, из соски кормила. А он, черт мохнатый, «уа-уа» кричал, когда трахаться хотел.

— Маразм какой-то. Значит, завтра в четыре утра Саркисян ждет трейлер у себя в гараже. Вот и вся самая полезная информация. Не густо.

— Ни фига себе! — обиделся Серый. — Да это же все, что надо. До города от озера ехать часа полтора. Стало быть, они должны отвалить с острова где-то в два тридцать. Ну а явятся туда около полуночи. Или чуть раньше.

— Вот именно, — заметила Светка с явным сарказмом, — «чуть раньше»! А ты уверен, что это «чуть» не окажется сегодня вечером? Часиков в семь или в восемь, например? То есть уже через час или два. Да и сейчас уже вполне могут поехать. Ты ж сам сказал, что видел «девятку» с «соседским» номером? И лыжню кто-то на озеро протоптал. Вполне безопасную, должно быть, если вы с Маузером прошли и не подорвались. Может быть, это Механик сделал, раз вы говорите, что эта лыжня как-то по-хитрому начиналась и, если б не Маузер, ее не приметили. А ночкой по этой лыжне носильщики пройдут. Вы их в полтретьего на просеках ждать будете, а они со своими рюкзачками выскочат вот здесь еще часиков в девять! А потом часам к десяти привезут это добро Саркисяну. Я ж четко слышала, он сказал: «Не позже четырех утра», но ведь это может быть и раньше, верно? У тебя сейчас там, у озера, много народу? Не прозевают они, а?