Фартовое дело

В этот, второй, раз, осенью прошлого года, все развивалось во много раз быстрее — прямо как цепная реакция. И ведь уезжал-то отсюда, из этой комнаты, с относительно спокойной душой: не на войну ехал, не в чужие заморские края, а всего-навсего в одну из соседних областей. И не по коммерческим делам, которыми отродясь не занимался, а просто для того, чтобы повидаться с одиноким старичком, сыном тамошнего героя Гражданской войны Михаила Ермолаева, Василием Михайловичем. Собрать материал об антибольшевистском восстании, поднятом в 1919 году неким белым капитаном Александром Евстратовым, которое председатель губревкома Ермолаев успешно подавил. Единственным скользким местом было то, что у Никиты был дневник этого самого Евстратова, который он еще в доармейские годы похитил из государственного архива. Этот дневник содержал ценные материалы по истории восстания, но никогда не использовался, потому что многие годы пролежал в деле какой-то военной сенопрессовальни. Более того, дневник по описи не числился и не был подшит к делу по всем правилам, а просто подколот булавкой. Кто угодно мог проверить дело — в нем осталось именно столько листов, сколько значилось в заверительной записи. Но не будешь же использовать в курсовой работе и научной статье ворованный документ?! И Никита, узнав, что жив сын Ермолаева, решил «легализовать» свой «трофей» — представить дело так, будто документ этот нашелся в бумагах семейного архива Ермолаевых. Списался с 80-летним Василием Михайловичем, взял отпуск на фирме, где подрабатывал грузчиком, получил «добро» деканата на недельный пропуск занятий и поехал…

Он проездил даже меньше, чем собирался. Но то, что происходило с ним в течение той сумасшедшей недели, разительно отличалось от того, на что он рассчитывал.

Там, в этой чертовой области, он оказался втянутым в страшную, смертельную и невероятно жестокую схватку между бандами, мечтавшими захватить клад, зарытый еще в 1670 году одним из есаулов Степана Разина — Федькой Бузуном.

Смешно, но Никита даже в детстве, когда мальчишки любят читать про всякие таинственные истории, про разбойничьи и пиратские клады, особо этим не увлекался. Конечно, он с удовольствием смотрел все четыре советские версии фильма «Остров Сокровищ» (включая мультипликационную) и одну импортную. Занятно все-таки. Но никогда не мечтал принять участие в чем-либо подобном. И о том, чтобы стать возлюбленным бандитки-миллионерши, не мечтал. Даже во сне такое не снилось… А вот надо же — наяву произошло. Рассказать кому-то — поднимут на смех: во трепач-то! Впрочем, рассказывать о своих похождениях Никита не собирался. Это могло плохо кончиться, а Ветров не торопился на тот свет. Он и отцу с матерью словом не обмолвился. Когда рассказывал о поездке, придумал скучноватую историю о том, как общался со стариком Ермолаевым и его соседкой Степанидой Егоровной. Но ни о том, что ему там пришлось стрелять и убивать, ни о том, что несколько суток просидел в комфортабельном заточении у Светки Булочки, Никита не рассказал бы даже священнику на исповеди. Он, правда, к исповеди не ходил вообще.

Меньше чем за шесть дней Ветров испытал столько, что, казалось, прожил какую-то вторую, параллельную жизнь, которая вполне могла закончиться смертью, поставившей точку и на этой, относительно спокойной и даже скучной, жизни одинокого и замкнутого в себе студента, сосредоточенного на всяких научно-учебных делах, на добывании средств к существованию.

Сейчас, четыре месяца спустя, все происшедшее там, в областном центре и его окрестностях, а особенно в неразминированном со времен войны Бузиновском лесу, представлялось Никите каким-то кошмаром. А тогда, в ту самую «прекрасную пятницу», все было наоборот — казалось, что возвращение в Москву живым и невредимым есть сладкий сон.

Впрочем, даже тогда, когда разум перестал воспринимать московскую реальность как иллюзию, когда Никита перестал ждать, что с минуты на минуту к нему явятся милиционеры для того, чтоб арестовать, или бандиты для того, чтоб застрелить, ощущение беспокойства оставалось. Причину его Никита отыскать не мог, точнее, определить, что его, собственно, тревожит. Никто подозрительный не появлялся у его подъезда, никто не шел за ним по пятам, когда Никита отправлялся в университет или на подработку. Никаких писем с угрозами или телефонных звонков. Никаких визитов участкового или вызовов в милицию и прокуратуру. Ничего! А ведь там, в этой проклятой области, за его спиной остались минимум два трупа. Да плюс третий, который при большом желании можно было спокойно записать на него. И еще кое-какие деяния, которые находились в противоречии с УК.

Вернее всего главной причиной его беспокойства было ощущение вины и отсутствие не то чтобы возмездия, а хоть каких-то последствий содеянного. Все словно кануло в Лету, точно эта страшноватая неделя действительно приснилась или события происходили в ином измерении, куда Никита перенесся каким-то фантастическим способом и столь же невероятным образом вернулся обратно.

Но разум, вопреки душевным фантазиям, говорил: «Нет, дружок, все было наяву. Твоя косуха, которая сейчас висит на вешалке, дожидаясь весны, совсем не та, в которой ты уезжал из дому. И джинсы не те, и даже сапоги-опорки другие. Те, в которых ты отправлялся из дому, сгорели в камине на даче, которую подарил своей любовнице Люське крутой, ныне покойный, коммерсант Балясин. И берет не тот, и рубашка, и носки — все это тебе подарила Света Булочка. Только рюкзачок со сменой белья да диктофон с кассеткой, на которой записался разговор с бабкой Егоровной, — вот и все, что вернулось из этой твоей „командировки“. Не считая тебя самого, конечно.

А вот святая троица — телевизор, видак, видеокамера — появилась после этой поездки. Нет, конечно, ты купил в Москве. Но пачка из сотни старых стотысячных купюр приехала с тобой из области. Это тебе Светка заплатила. То ли как наемнику, за то, что помогал ей убивать ее врагов, то ли как проститутке, за то, что спал с ней. Не стыдно?»

Все зависело от настроения. Иногда Никите было стыдно, иногда — нет. А иногда даже охватывало странное чувство: хотелось вернуться… Хотя он вовсе не был любителем острых ощущений. Он их еще в Грозняке нахлебался по горло. Но к чечикам ему не хотелось категорически, а туда, в область, где над топями и минами Бузиновского леса сейчас лежал глубокий снег, где по ночам бродили призраки непохороненных, манило. И на хлебозавод, где правила Булочка, хотелось заглянуть. В общем, человеческая психология вещь очень странная.

Никита вспоминал одно за другим все события четырехмесячной давности. Приезд к Ермолаеву, которого к тому времени уже похитил Сережка Корнеев и увез в Бузиновский лес. Поездку с Егоровной на опознание трупа, одетого в одежду Ермолаева. Гибель Сережки, забравшегося в дом Ермолаева, чтоб раздобыть документы и напоровшегося на свой же нож при попытке зарезать его, Никиту. Дурацкий побег от милиции, которую сам же и вызывал. Случайное убийство Юрика — верного человека Хрестного и заклятого врага Булочки. Сумасшедшие ночи с Булочкой и Люськой. Страшный поход через заминированный лес и перестрелка с друзьями Геры — ловкача, пытавшегося кинуть всех, но нарвавшегося на Светкину пулю… Наконец, трагикомический конец всей экспедиции за кладом, когда два бомжевидных мужика воспользовались ситуацией и угнали гусеничный тягач с тракторным прицепом, где стояли четыре здоровенных сундука, наполненных драгоценностями.

Да, это было очень смешно. Ведь минимум два десятка людей — а может, и больше — отправились на тот свет, пытаясь отыскать сундуки. Хрестный — крупнейший бандит в области, пал жертвой своей алчности. Светка Булочка потеряла своего телохранителя Петровича и десятерых охранников. Одиннадцать человек полегли с Герой на заброшенном хуторе. И все это для того, чтоб два алкаша, одуревших от вида золота, утопили баснословный куш в болотной прорве.

Телефон зазвонил тогда, когда Никита уже начал засыпать. Аппарат стоял в прихожей, вставать и брать трубку Никита не собирался. Ему лично никто по вечерам не звонил. Да и совсем никто не звонил, если быть полностью откровенным. А вот отцу звонили часто, поэтому он, прервав свою долгую и бесплодную дискуссию с матерью, подбежал к телефону.