Фартовое дело

— Завязывай обратно, — вздохнул Капитон. — А то, ей-Богу, свистну чего-нибудь.

— Точно! — кивнул Сыч, с сожалением завязывая мешок. — Я тоже могу не удержаться. А Серый нам за это сиктым сделает. Давай лучше еще глянем, вон туда…

И он указал на колодец с подъемником.

— А у этого Механика соображалка работает! — уважительно сказал Капитон, разглядывая подъемный механизм. — Ведь эту фигулину ни хрена не стоит сложить, вытащить наверх и над верхним люком установить. И поднимай себе эти мешки дальше тем же макаром. Вдвоем это вообще без проблем.

— Интересно, куда же он отсюда ушел? И мешки бросил… — сказал Сыч недоуменно. — Неужели в эту преисподнюю вылез?

— Может, вон в ту дверь? — предположил Капитон, указывая в самый конец «ножки» буквы Г, форму которой имел дот. Сыч посветил фонарем на облупившуюся краску и ржавчину, на потрескавшийся бетон. Подошли ближе, попробовали покрутить штурвальчик.

— Нет, — покачал головой Сыч, — ни фига это не открыть. Приржавело намертво. И Механик ее тоже не открывал. Сразу чувствуется. Небось с тех пор, как фрицы отсюда свалили, так все и осталось.

— Слышь, а давай попробуем отвернуть, а? — азартно предложил Капитон. — Может, там оружие или барахло какое-нибудь осталось?

— Не смеши. Если что и было, то сгнило и изоржавело все. Да и как откроешь? Это ж броня, биомать, ее и взорвать-то сложно. Граната не возьмет точно.

— Ну, тогда давай вниз слазаем? Может, там еще десять таких мешков лежит?

— Лезь, не возражаю, — ухмыльнулся Сыч. — Если охота мерзнуть… Да и застрять там можно запросто. Механик мелкий, тощий, он где хошь просклизнет. А как ты пролезешь — не знаю.

— Да там труба не уже этого колодца.

— Тебе виднее… Я лично не полезу.

— Хрен с тобой, золотая рыбка. Дай фонарь тогда, что ли?!

— А я тут как буду? Надо к Серому идти доложить насчет рыжевья.

— Луна светит, е-мое, дорожка топтаная, дойдешь.

Тут Сычу отчего-то подумалось, будто Капитону в этот раз фартанет. Хрен его знает, может, тут Механик и впрямь не одну нычку заделал?! Правда, Капитон был человек обреченный, но одному оставаться и гулять по этому чертовому острову не хотелось. Во-первых, еще неизвестно, чем там дело кончилось и кто кого замочил. Не так уж там много народу, чтоб у Механика патронов не хватило. Тем более что он, по слухам, настоящий ниндзя — сюрикены в темноте кидает, подкрадывается бесшумно и горло режет. Хрен его знает, может, он уже почикал там всех? Стрельбы не слыхать уже четверть часа, а сюда, на горку, никто не поднимается. Тут же не Эверест, в конце концов, на который надо две недели забираться?!

— Ладно, — изменил мнение Сыч, — полезем вместе. Бери фонарь, я за тобой…

КОМУ ВХОД, КОМУ ВЫХОД

Никита очнулся от холода. Шапку с него сорвало при взрыве, и снег крепко морозил затылок. Стояла какая-то странная, непривычная тишина. В небе желтел, периодически скрываясь за облаками, серпик луны, отчего здесь, под елками, где лежал Никита, становилось то темнее, то светлее. Когда Ветров пошевелился, то обратил внимание, что не слышит шороха снега. Попробовал встать, отряхнулся. Тоже никаких звуков не расслышал, даже когда охлопывал снег с бушлата. Тело эти хлопки ощущало, а уши не чуяли. Стало быть, оглох. Только что-то вроде звона в ушах прослушивалось. И где-то внутри головы какой-то «трансформатор» гудел, монотонно и нудно.

Вроде бы ничего не болело, крови не наблюдалось. Ноги держали, руки двигались, пальцы шевелились. Поясница гнулась, и Никита смог поднять валявшуюся на снегу шапку. Постепенно в голове начали появляться картинки, кое-что припоминалось, связывалось, склеивалось, выстраивалось в последовательный ряд. Через пару минут или чуть побольше Никита уже достаточно четко понимал, как дошел до жизни такой. Вспомнил, как лазали на горку, на бывшую прожекторную площадку, как нашли люк, ведущий в бывший дот № 3, как спустились вниз до лыжни вместе с Маузером и как добрались сюда по бывшей траншее, отрытой для дренажного коллектора, превратившейся за 55 лет в заросшую лесом ложбинку. Потом нашли брошенные лыжи, пошли по следам лыжника, нашли завал, образовавшийся от падения большущей сосновой ветви с налипшим снегом, на молодые елочки. Кажется, пришли к выводу, что где-то под этим завалом должен лежать и лыжник. Точнее, к этому выводу пришел Маузер, который перелез через завал… А вот потом, должно быть, и грохнуло… Впрочем, грохота Никита не слышал, только вспышку помнил.

Еще через некоторое время до Ветрова дошло, что взрыв был в той стороне, куда ушел Маузер. Скорее всего, подумал, Маузер подорвался на мине.

Лишь после этого Никита сделал несколько шагов, увязая в снегу. Сначала он удивился тому, что наст вокруг ровный и никаких следов, кроме отпечатка его тела, на снегу не просматривается. Потом дошло, что, должно быть, прежде, чем упасть, метров пять пролетел по воздуху, отброшенный воздушной волной. Повезло, что во время этого полета не приложился башкой о дерево и на сучья не напоролся.

Потом Никита выбрался туда, где уже было натоптано. Тут и следы лыжника были, и его с Маузером. Сделав еще пару шагов, увидел на снегу что-то темное, нагнулся, рассмотрел и подобрал фонарик, который был у Маузера. Целехонький, даже стекло не треснуло. Нажал выключатель — горит.

Со светом стало попроще. Ветров двинулся вперед по следам, которые вроде бы сам и оставил, но что-то не узнавал местность. То ли потому, что снег со всех елок сдуло, то ли потому, что сами елки помяло, поломало и забросало ветками, сорванными с других деревьев. А на одной елке увидел человеческую руку со скрюченными пальцами, обрывками обугленной одежды и кусками плечевого сустава… Мозг Никиты как-то спокойно констатировал, что с Маузером, если это его рука, все уже ясно. Впрочем, это могла быть рука и того лыжника, что, по предположением Маузера, лежал где-то под завалом. Завала теперь не было, его разметало в стороны и сосновая ветвь теперь стояла вертикально, навалившись на другую группу елок метрах в десяти от прежнего места. Но все это Никиту не очень удивило.

Гораздо больше его удивило другое. Там, между острыми пеньками от сломанных елочек, просматривалось нечто вроде воронки. Странно, но Никита, несмотря на то что голова еще туго соображала, как-то сразу догадался, что это воронка не от нынешнего взрыва. Тот должен был произойти гораздо дальше отсюда, иначе Ветрову тоже не поздоровилось бы и полетом в снег он бы не отделался.

Никита подошел к воронке, посветил на нее и увидел, что это не просто яма в снегу и мерзлой почве. На дне была неправильной формы дыра, достаточно крупный пролом в нетолстом бетонном своде. Тут Никита почти мгновенно вспомнил о том, что находится над главным дренажным коллектором бывшего объекта «Лора». Мозги начали соображать быстрее, одна мысль потянула за собой другую. Вспомнилось, что следы того, кто поломал лыжи, обрывались именно здесь. Дальше он не пошел, а полез в эту дыру, потому что тогда сюда еще не грохнулась эта огромная сосновая ветвь с доброй сотней килограммов снега, не примяла маленькие елочки и не завалила пролом. Все это произошло уже тогда, когда гражданин, господин или товарищ спустился в коллектор. Наверно, думал, только посмотреть и сразу вылезти, а тут произошел в буквальном смысле «облом» — ветка обломилась, — и экс-лыжник остался там, будучи не в силах распихать то, что закупорило пролом. Конечно, он мог выползти через тот самый люк на прожекторной площадке, но судя по тому, что у люка не было никаких следов, кроме как от ботинок Механика и сапожек его спутницы, посетитель все еще был внутри подземного сооружения. В каком виде, то есть в живом или в свежемороженом, — вопрос другой.

Возможно, именно большое желание уточнить это последнее обстоятельство и привело Никиту к решению спуститься в пролом. Он помнил по описанию Юрия Петровича, что коллектор бы примерно полутораметрового диаметра, а потому не боялся, что придется прыгать туда с большой высоты. Однако он опустился в пролом всего-навсего по грудь, когда ноги уже нащупали довольно прочную опору. Оказалось, что на дне коллектора лежит обломок бетона, поверх него куча смерзшейся почвы, а еще выше — обледенелый спрессовавшийся снег. Должно быть, сперва в бетонной трубе появилась трещина, потом ее разломал лед, проточили дожди, раздвинули корни деревьев, и в конце концов этот кусок бетона провалился вниз. Потом на него обрушилась подмытая дождями почва, а зимой еще и снег насыпался.