Кривич

   - Нет!

   Стараясь угадать, чем все закончится, кривичи, затаив дыхание, ждали, что будет дальше. На лице их боярина промелькнула улыбка.

   - Хорошего парня воспитал, нурман, - обратился он к вождю викингов. - На Руси есть и другой древний обычай: жизнь за жизнь.

   Обернувшись к селянам, спросил:

   - Что скажете, родовичи?

   По собравшейся толпе пробежал вздох облегчения. Сработал менталитет русов, на едином выдохе прозвучало:

   - Жизнь!

   - Пусть будет так: жизнь за жизнь! - провозгласил Монзырев. Оглядев селян, произнес громко. - Теперь он один из нас, он будет воспитываться, как русич и никто из нас ни в чем отныне его не упрекнет. Вы правильно решили, жестокость порождает неверность, а разумная доброта - благодарность. Горбыль, забирай Эйрика, это теперь твоя головная боль, это теперь твой воспитанник.

   Повернувшись к викингам, услышал от их вождя:

   - Спасибо.

   Даже не обратив на него внимания, распорядился:

   - Остальных в поруб, к кату.

   Развернувшись, он молча пошагал к терему, хотелось только одного, остаться поскорее одному.

   - Боярин, - подбежал к Монзыреву Боривой. - Боярин, ты прости меня. Крада построена, пора отправлять родовичей в Ирий.

   - Вестимира на краду положили?

   - Да, всех. Нет только нашей боярыни, - отвел виновато взгляд в сторону.

   Будто в тумане, свершив усилие над собой, Толик сам провел процедуру прощания с погибшими. Он не стал поднимать покрывало с лица волхва, желая, чтобы в памяти его друг остался только живым. На тризну не остался и, сидя в потемках, в своей комнате, в одиночку прикладывался к спиртному. Пустив пьяную слезу, припомнилась Галина в день их свадьбы, такая красивая и желанная, она будто плыла над дорогой, и в облике ее было величие, глаза смотрели только на него, ставшего ей мужем с благословления богов, а в глазах ее лучилось счастье. Она не замечала людей, приветствующих боярскую чету, не замечала атмосферу праздника, витавшего повсюду, растворилась в помыслах о нем.

   С мыслями и воспоминаниями о ней, Монзырев забылся беспокойным пьяным сном.

   На третий день, после возвращение в городище, майор открыл проход и распрощался с боярином курским. Переправил и его самого, и его воинов в обратном направлении, в северянское селище Рыбное. Только управился с этим, как с воротной башни южных ворот оповестили:

   - Сотник Андрей со своими воями обратно возвертается.

   В сопровождении Горбыля и Мишки, Монзырев вышел навстречу, остановившись, ожидая за пределом воротной черты. Издали углядев начальство, Андрюха от души приложился пятками к бокам своего коня и на рысях подлетел к ожидавшим друзьям, старавшимся издали разглядеть повозку, сопровождаемую воинами.

   -Что, Николаич, жену двухсотым грузом встречаешь? - оскалился он в улыбке. - Можешь не ожидать, не дождешься.

   - Не нашел? - хрипло выдавил Монзырев.

   - Нашли. Живая она.

   - Как?! - голос сел сразу, предательски все горло превратилось в рулон наждачной бумаги.

   - А, так, живая. Контузил ее ударом скандинав, течением отнесло, воды наглоталась, сотрясение мозга конечно, а все ж жива. Ты ...

   Монзырев не стал дальше слушать, побежал навстречу повозке, следом за ним топотали Сашка и Мишаня. Подбежав к остановившейся телеге, наклонился над той, которую любил больше всего. Вгляделся в бледное лицо жены, лежавшей с закрытыми глазами, укутанной одеялом. Голова ее была перевязана небеленой холстиной, а в районе виска проступило пятно подсохшей крови. Если бы удар пришелся чуть ниже, выжить женщина уже б не смогла. Выдохнул одно слово:

   - Жива.

   - Да, я же говорю, что жива, - перекликнулся, не слезая с седла, подъехавший Андрей.

   - Поехали в терем, чего здесь-то стоять. Да, и бабку, велите чтоб бабку Павлину привезли!

   - Да-да, - как в прострации повторял он, пеше двигаясь рядом с телегой, потом, будто вспомнил, распорядился. - Андрей, немедленно шли бойца к бабке Павле. Слышишь? Немедленно.

   Кивнув, Андрюха приказал ехавшему за ним воину:

   - Дежень, скачи мухой за ведуньей, передашь, боярин велел прибыть, ну, и обскажешь, что спросит. Уразумел?

   - Слухаюсь, сотник. Ленку везти?

   - А, как бабка скажет.

   Уже вечером, отрешившись от дел, сидя в своей комнате, Сашка с Андреем распили кувшин сорокаградусного продукта.

   - Слухай, Андрюха, курить-то как охота. Казалось, год как бросил, а как выпью - вкус сигареты вспоминаю.

   - Ты, думаешь один такой? Я вот тоже маюсь.

   - Ладно, наливай. Давай за Николаича по единой выпьем. Повезло мужику, бабка говорит, Галка через неделю оклемается.

   - Давай.

   Чокнулись, выпили. Закусили нехитрой закусью.

   - Повезло мне, Сашка. Где б ни служил. Всюду с классными мужиками жизнь сводила. Там, с Семибратовым и Андрюхой Плотниковым, здесь с Монзыревым и с тобой. Я, кстати заметил, Толик с Семибратовым чем-то схожи, не внешне - нет. Нутро у них одинаковое, как у близнецов. С виду интеллигенты рафинированные, лощеные, на лоб хоть печать ставь - офицер.

   - А, остальные, что не офицеры.

   - Офицеры, конечно, не спорю. Только...

   - Что?

   - Да, я как-то по-пьяни Семибратову свои мысли вслух высказал, просчитал я его, понимаешь. То, что он частично под маску прячет, просчитал. Вы, говорю ему, Сергей Владимирович, как белый офицер, стараетесь честь не уронить, голос не повысить, разговариваете без матов и не любите, чтоб ненормативную лексику в вашем присутствии употребляли, а поставь вас в раковое положение, в заваруху внутреннюю или внешнюю - стреляли б и вешали, как при генерале Корнилове.

   - А, он, что?

   - Промолчал, значит я угадал правильно. Вот и Монзырев такой же.

   - Андрюха, - разливая водку, произнес Сашка. - Давай по последней и в люлю. Всех нас, если раком поставить, жизнь на многое заставит смотреть по-другому. И мы с тобой в том пример. Что нас ожидает завтра за этой дверью, одному богу известно. Но одно знаю, скучно не будет.

   - Это точно.

   Монзырев еле дождался утра. Проворочавшись всю ночь, не заметил, как провалился в короткий сон. С первыми лучами солнца подскочил, быстро одевшись, присел на край кровати, смотрел, как беспокойно дышит во сне Галка. На матерчатой повязке проступало красное пятнышко крови.

   - Ничего, милая, если все удастся, как я задумал, я, вас всех вытащу отсюда, а пока отдыхай, набирайся сил.

   Подошел к спящей дочери, наклонился над ней, слегка коснулся губами лба девочки, боясь потревожить сон малышки.

   - Может быть скоро, ты увидишь другой мир. Не скажу, что он лучше этого, но все же, он как-то более привычен для нас, и тебе лучше всего оказаться там пораньше.

   На носках, стараясь не шуметь, вышел из комнаты, спустился на первый этаж. Взяв в "оружейке" пояс с мечом и боевым ножом, опоясался, вышел из терема. Направился к конюшне, сам заседлал лошадь и вывел ее на улицу. Еще раз окинув взглядом свой терем, ставший родным домом, вскочил в седло. Ласково похлопал животное по шее, ощутив тепло гладкой шерсти под ладонью.

   - Но-о! Пошла, родная, - чуть тронул поводья и приложился каблуками к лошадиным бокам.

   Уже проезжая через открытые перед ним створы южных ворот, услышал приветствие из окна башни.

   - Здрав будь, боярин!

   Подняв голову, увидал улыбку на лице дежурившего воина.

   - И тебе здравствовать, Завид. Как служба?

   - Солдат спит, служба идет. До дембеля еще далёко, - скаля зубы, ответил тот.

   - Нет, ну, я точно когда-нибудь пришибу Горбыля. Вот же урод комнатный, и здесь в детских умах наследить успел.

   Выехав через ворота, у реки повернул на восток, порысил по дороге против течения реки, разглядывая пейзажи, ставшей такой знакомой местности. Через пару верст соскочил с лошади, преодолевая еще не до конца убранные места завалов. Смерды ближайших деревень, да и жители городища хорошо потрудились, очищая дорогу от скопления бревен. На обочинах дороги возвышались кучи попиленных чурбаков, уложенная штабелями деловая древесина. Между нагромождениями всего этого, из травяного ковра торчали пни, отсвечивая свежими спилами пятаков. Вскоре, уже опять сидел в седле, пустил лошадь рысью, получая удовольствие от быстрой скачки.