Кривич

   - О чем задумалась?

   - А?

   - Я говорю, ставь задачу своему проныре Боривою, чтоб завтра все старейшины близких и дальних деревень, к вечеру были у меня. Пусть высылает посыльных.

   - Хорошо, милый.

   - Да-а! И пусть гостями займется. В баню сводит, на котловое довольствие возьмет, поселит, - обратился к молчавшим хазарам, извиняющимся тоном сказал. - Вы уж простите, други. Сами видите, какая заваруха начинается, но вас поселят и обиходят.

   - Мы понимаем, тархан, - привстав, согласился Савар.

   Боярин уже не думая о хазарах, обратил свое внимание на Рыжего:

   - Вот что воевода, - после смерти старого варяга, он назначил на этот пост Рагнара Рыжего. - Посылай посыльных в Курск и Чернигов, как ты и хотел.

   Рыжий кивнул соглашаясь.

   - Посылай вести погостному боярину Воисту, на Остер, в его Уненеж, пусть ополчается. Когда это Олесь у нас выехал на западную заставу?

   - Два дня уж прошло.

   - Вот, вслед ему тоже посыла шли с наказом, чтоб Мстислав со своей сотней на месте оставался. Пускай вдвоем в усиленном режиме границу берегут.

   - Так ведь хан Баркут, со стороны Рыбного идти вознамерился. Это до западной заставы, почитай без малого, сто пятьдесят верст.

   - Ничего, береженого бог бережет.

   - Сделаю.

   - Кажись все. Чего расселись, поднялись и работаем. А я как самый умный, к Павлине Брячеславовне наведаюсь, может старая ведунья чего и подскажет.

   Поднявшись на второй этаж, Монзырев хотел проследовать в свою комнату, когда из детской, увидев его, выбежала худенькая девочка в сарафане, с заплетенными тугими косичками цвета вызревшего колоса.

   - Папка! - радостно позвала его и с разбегу запрыгнула боярину на руки. Ребенку было восемь лет, и был он дочерью Толика и Галины. - Папка, ты обещал, что завтра поедем к бабушке Павле. Не забыл?

   - Не забыл, Олюшка, - ласково улыбаясь, Монзырев поцеловал дочь в щеку. - Не забыл, но наши с тобой планы резко изменились. К бабушке Павлине я поеду сегодня без тебя, родная, а когда приеду у меня будет много дел.

   - Ну, ты же обещал!

   - Вот завтра с нянькой и в сопровождении воев, сама поедешь к ней.

   - Ура! - дочь обняла отца за шею, прижалась щекой к его обезображенной шрамом щеке. Отстранившись, маленьким тонким пальчиком провела по зажившему следу, оставленному печенежской саблей, проходившему через бровь и всю щеку до подбородка. Словно констатируя факт, глядя в глаза боярина, сказала. - Все равно, ты самый красивый у меня папка.

   - Это ясно, что самый красивый, - произнесла незаметно подошедшая к ним Галина.

   - Мама!

   - Иди, гуляй, пигалица. Только мальчишек не обижай.

   Пройдя к себе в опочивальню, Монзырев из сундука вытащил подклад, собрался одеть его на рубаху. Галина, усевшись на углу широкой кровати, позвала:

   - Толя.

   - Да, родная.

   - Толя, ты не забыл, сколько лет прошло с тех пор, как мы попали сюда?

   - Не забыл.

   - Через десять дней, мы могли бы пройти по проходу, и очутится дома. Снова увидеть современные города, людей, автобусы на дорогах, в конце концов. Мы могли бы читать книги, ходить в кино. Толя, я соскучилась по родителям.

   -Ты предлагаешь, бросить тут все как есть? Бросить людей, эту ставшую для нас родной землю?

   -Я, я не знаю! Но, мы же, наладили здесь все. Люди не пропадут без нас.

   -Галчонок, на пороге война. Большая война. Ты же слышала, большая орда кочевников-половцев готова войти в пределы Руси. Я не могу сейчас взять и просто сбежать от всего этого. Это было бы, по меньшей мере, не честно по отношению к людям в трудную минуту приютившим нас.

   Устало поднявшись с кровати, подошла к мужу, обняла его крепкое, жилистое тело, также как дочь, провела ладошкой по шраму на лице, спросила, глядя в глаза:

   -Тогда, когда же?

   -Вот, прогоним половцев, тогда и уйдем. Прости, Галочка, надо ехать. Кто знает, сколько времени еще отпущено на мирную жизнь?

   Когда Монзырев и Лобан поднялись в седла, в ворота вошел воин в полном доспехе, с саблей у бедра. Молодое, без единой морщинки лицо, обрамляли коротко стриженые волосы на голове и усы, подернутые сединой.

   -Едешь куда, батька? - с места в карьер задал вопрос боярину.

   -К ведунье проскочим, Мишаня.

   -Так, я с тобой?

   Сменился с дежурства?

   -Да.

   -Отдыхай, завтра много дел предстоит.

   -Догадался уже. Боривой с воеводой, гонцов во все концы северянских земель рассылают. Представляю, какой переполох в Чернигове и Курске поднимется.

   -От Сашки вести есть?

   -Нет.

   -Ладно, пора нам. Вернусь завтра.

   -Удачи.

   Неспешно проскакав по городской улице, пересекли черту северных ворот, перешли на рысь, взбивая дорожный песок, утрамбованный сотнями ног и колесами телег. Очутились у кромки леса. У родового чура Монзырев придержал коня. Лобан, соскочив в траву, из седельной сумки достал кусок рыбного пирога, поклонившись деревянному хранителю поселения, положил подношение к подножию божка.

   -На тебя уповаем, Диду. Просим и дальше хранить нас, родовичей твоих.

   Щебет какой-то пичуги из ветвей дерева, над головой идола, был им ответом. Подношение принято. Кони с места сорвались в галоп, ворвались в сумерки непроходимого леса по сторонам дороги. Вот-вот, златокудрый Хорс сойдет с небосвода и тогда в лесу станет так темно, что только знающий эту дорогу, сможет следовать по ней. Но до бабкиной поляны не так уж и далеко. До ночи, при быстрой скачке, успеют. А, вот и развилка. Дорога, которая шире, идет на север к Черниговскому тракту. Узкая, способная пропустить телегу лишь в одном направлении, заканчивалась у выхода на поляну где обитали бабка Павла с Ленкой.

   Сбавив ход при повороте, Монзырев заметил одинокую фигуру человека стоявшего у самых кустов, одетого не по летнему времени, в бараний тулуп. По всклокоченной бороде и нечесаным патлам волос, сразу признал в человеке Лешего, опиравшегося на сучковатую палку. Сходу, соскочив с коня, беспокойно косившегося на незнакомца, Монзырев протянул ладонь для рукопожатия.

   -Здорово, хозяин леса!

   -Здорово, боярин, хозяин пограничья.

   -Меня дожидаешься?

   -Догадывался, что к бабке наведаешься. Мои насельники доносят, что гонцы из твоего городка во все стороны рассылаются. Русалки отследили и Водянику обсказали о том, что по дороге у реки которая, к тебе с восхода гости пожаловали. Случилось чего, Николаич?

   -Не случилось, Леха, а случится. Опять беда на Русь идет.

   -Никак, копченые для набега созрели? Сколько уж лет спокойно живете.

   -Нет, не печенеги, тем самим впору сбегать придется. Новые вороги у порога. Половцы.

   -Это что еще за шишки лесные?

   -Многочисленные и безбашенные племена пришли в Дикое поле, потеснили печенегов, воюют их. Вот и в наши земли их собрался вести хан Баркут. Я приказал дружину собирать. Поможешь иностранных челноков усовестить, а то они пол России с собой вывезут?

   -Ну, так, одно ж дело делаем. Ты границу, я лес, бережем. Гонцов твоих, мои не тронут, не беспокойся.

   -Спасибо.

   -Спасибо, потом скажешь. Сашка еще не вернулся?

   -Нет.

   -Тоже не переживай. Живой он. Правда, владения моего соседа здорово потревожил. Недоволен сосед-то. Обижается крепко.

   -Это выходит, Сашка тебе проблем подкинул?

   -А-а! Гамно-вопрос. Я сам ему хотел разборку учинить, жадный больно стал. Ну, прощевай Николаич, пойду теперь своих напрягать. Как ты говоришь, племя прозывается?

   -Половцы, - Монзырев вставив ногу в стремя, поднялся в седло. - Бывай, здоров, Леха! Погнали, Лобан.

   Леший долго провожал своими разноцветными глазами спины удаляющихся от места встречи всадников.

   -Удачи тебе, боярин, - вымолвил он и растворился среди сумерек лесной зелени.