Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 181 из 288



   - Страшно было? - вырвался из Мишкиных уст вопрос.

   Дед, пошамкав остатками зубов во рту, глянул на языки пламени в костре, перевел взгляд на Михаила, выдохнул:

   - Страшно! Не смерти боялись, боялись вот так, быть приколоченными к крестам.

   -Дальше рассказывай, как вырвались, - нетерпеливо попросил Андрюха.

   - На рассвете ладьи тихо отчалили от берега, образовав клин, мы пошли на прорыв. На первой ладье как и подобает вождю плыл наш князь, Игорь Старый. Ладьи от носа до кормы воины укрыли мокрыми бычьими шкурами, чтобы ромейский огонь не пожог их. Нас заметили, на вражеских кораблях тревожно запели трубы, предупреждая об опасности, над морем прокатилась барабанная дробь, пошли наверх якоря, снимая корабли греков с якорных стоянок. Флот Византии попытался преградить удар нашего клина, но сомкнуть строй они не успели. Передовая ладья вошла в свободное пространство между кораблями, застучали по бортам стрелы, огненные ручейки поплыли по мокрым шкурам. В проход за первой ладьей шли другие наши корабли. Даже скатываясь в воду, огонь горел и там. Мне казалось, что наша ладья плывет по огненному морю. В проход проскочили и мы. Камни, пущенные с катапульт, били по бортам, иногда сносили воинов в море, калечили нас. Погиб наш боярин, погибли многие. Наша ладья прорвалась через строй греков последней. Мы изо всех сил налегали на весла, кто-то, оказавшись посвободней, срывал клочки дымящихся шкур с палубы. Мы видели гибель тех, кто не смог вырваться из Византийской ловушки.

   - Я был на третьем дракаре, - задумчиво произнес воевода Улеб. Всего их вырвалось девять.

   Монзырев снял с шеи витой обруч гривны, протянул старику.

   - Возьми, диду, это тебе за рассказ о походе и как проявление уважения к старому воину. - Оглядев сидевших у костра, подвел итог. - Пора отдыхать, завтра дорога не спросит, выспался ли ты за ночь. А тебе, Андрей, еще предстоит проверка караулов.

   Подбросив поленьев в костер, воины завернулись в попоны, отошли на покой, и только сотник Андрей, легкой походкой, словно и не устал за день, растворился в ночи.

- 7-

   Хортица - остров за порогами седого Днепра. Остров, имеющий место силы, место избранное когда-то в незапамятные времена славянскими богами. Он, как огромный корабль стоящий на якоре, обвивался с обеих сторон водой широких рукавов реки, стойко перенося невзгоды, смены времен года. Высокие скалы, песчаные берега опоясали его зеленые просторы балок и луговины полян, поделив тело его. Сам вид острова вызывал у человека впервые увидавшего его, удивление, страх и восторг одновременно. Ступив на остров, человек, будто переходил порог сказочного мира. Живность, собираясь в стаи и одиночками торила тропы к водопою, разделив ними свои охотничьи угодья. С приходом весны в прибрежных зарослях камыша, прошлогодние стрелы которого отливали на солнце золотом, а из воды видны уже молодые зеленые побеги, вовсю резвились перелетные крылатые путешественники, радостные тем, что добрались к месту летних каникул. Заводи кишели рыбой, черепахами и речным пушным зверем. Хортица - остров, за которым вниз по могучей реке брали свое начало чужие земли, населенные людьми иного, неславянского корня.

   Андрюха с полусотней своих ратников, издали, с крутого берега углядел три скалы стоящих рядом, клыками поднимающихся из пучины могучей реки, с проходами быстрины между ними. За скалами россыпь островов и скал помельче, наконец, и сам остров, поразивший наповал Андрюхиных бойцов высокими скалами, величаво нависшими над стремниной воды. Еще вчера пополудню они отделились от основной дружины, переправившись через реку. Монзырев приняв правее, повел воинство по проторенной витязями Святослава дороге. Андрей же продолжил путь вдоль берега реки, имея приказ боярина найти корабли Рагнара Рыжего, указать ему маршрут следования.

   Глянув на закат солнца, Ищенко с облегчением распорядился:

   - Все, привал, десятникам организовать готовку и прием горячей пищи. Первый десяток в охранение, рядом чужая территория.

   Соскочил с лошади, потянулся, разминая затекшие от долгой скачки конечности, глянул как бойцы сноровисто расседлывают лошадей, образовывают походный лагерь у обрывистого берега, стаскивают хворост и коряги для костров.

   "Люблю армейский дурдом. Сто лет, пятьсот пройдет, а в армии русской ничего не изменится. Она и Родину защитит и если надо будет, сама себя прокормит. Уж на что в наше время, лихие девяностые были, помнится, страна в демократическом угаре пребывала. Свободы слова, сколько хочешь было, о ком хочешь, что хочешь разглагольствуй, суверенитета гребанного хоть ложкой хлебай. Боря - сука, дает добро. Гарант конституции бляций. Только жрать не проси и денег за работу не требуй. Мелочь в челноки подалась, хищники недра страны прихватизировали, а вместе с недрами под распил пошли и предприятия , которые при Советах на ногах крепко держались. Старики от голода, болезней и безысходности на кладбища потянулись, молодняк в дешевой водке тонуть стал. Кто поумней Родину променял на "сладкий пирог чужбины". В Чеченских войнах необстрелянных пацанов сотнями под пули Березовские с Ковалевыми клали. В армии зарплату по полгода не платили, офицеры на любую подработку шли, лишь бы семьи прокормить. Выдюжили, костяк армейский сохранили, на этот костяк новое мясо наросло, спасли армию. А, почему? Потому что знают богатенькие засранцы, территория большая, богатств немеренно, не будет тех, кто защитить сможет, сожрут страну и не подавятся. Так и сейчас, смотришь на русичей и понимаешь, пока держат русские воины оружие в руках, быть Руси".

   Такие мысли витали в Андрюхиной голове, в прошлом или теперь уже в далеком будущем бывшего лейтенанта Российской армии, разгильдяя и любителя выпить, переросшего возраст отрочества двух звезд на погонах и ставшего сотником в роду кривичей. Он невзначай бросил взгляд с обрывистого берега вниз, туда, где река облизывала песчаный пляж. Увидел фигуру мужчины у вытянутой на песок лодки. Пригляделся. В лучах заходящего солнца, человек именно ему подавал призывные знаки.

   "Однако, чего бы вот это я руками размахивал? Вон, кажется в ста шагах отсюда и спуск к реке виднеется. Пойду. Может, что дельное скажет".

   - Позвизд!





   - Я, батька, - откликнулся один из его десятников.

   - Останешься за меня, пойду, спущусь к воде. Вон, видишь мужик сигналы подает.

   - Сам пойдешь? Може послать с тобой кого? Мало ли что.

   - Не надо. Занимайтесь своими делами.

   - Ага, мы отсюда приглядим.

   - Ну-ну!

   - Батька, мы тебе похлебки оставим, коли задержишься.

   Андрей кивнул, удаляясь к спуску. Дорога вниз с обрывистого берега, была нерукотворной, да и кому придет в голову делать ее вдали от селищ, ближайшее от места стоянки верстах в пятнадцати - семнадцати, не меньше. Он, цепляясь руками за уступы боковой стены, чертыхаясь про себя, пошел вниз, раздумывая при этом, ну, какого фига он это делает, и как будет взбираться обратно.

   Оказавшись в самом низу, ступив на песок, Андрей неторопясь, побрел загребая ногами сыпучий, высохший за день на весеннем солнце песок. Навстречу ему шел седовласый старец, длинная окладистая борода и усы, которого спускались ниже пояса. В заскорузлой руке его был зажат посох, явно вырезанный из корневища дерева.

   - Здрав будь витязь! - сочным, совсем нестарческим голосом произнес незнакомец. Пристальный взгляд выцветших глаз с интересом изучал Андрея.

   - Долгих лет тебе, диду. Зачем звал? Или я не так понял твои взмахи руками?

   - Звал. Я тут тебя уж давно дожидаю.

   - Хм. Именно меня? Мы ведь с тобой впервые встречаемся.

   - Встречаемся впервые, но это не значит, что жду не тебя.

   - Загадками говоришь, старый.

   - Сидай в лодку, нам с тобой к острову потребно сплавать.

   - С чего бы это? Ежели чего надо, говори здесь. Меня мои вои ожидают.