Кривич

   Так, не торопливо, без приключений, Андрей с Веретенем и добрались до места своего назначения. Казалось, ничего не изменилось кроме погоды, но под ногами лошадей уже было княжество Ростовское. На дворе листопад, то бишь, месяц октябрь прорезался. В этом году средина осени расплескала раннее ненастье, пригнала с севера холода и дождь.

   У небольшой деревушки, хозяйств на пять, повернули правее, встав на двухколейную тропу, оставив летник, вроде бы как шедший к Ростову, превратившийся в широкую дорогу, в стороне. Жители этой деревеньки и подсказали им, что вотчина луканинских бояр совсем неподалеку будет.

   "Откуда путь держите? Из земель пограничных Дикому полю? Эк, вас занесло! Небось развилку проскочили где-то. Тут проехать то осталось пару десятков верст, не боле! Только вам в сторону тракта возвращаться придется. Луканино, оно на основном тракте и стоит. Ежели не сворачивать с сей тропы, то через Листвянку, Поречье, на тракт и выедете, уже по нему к околице Луканино и подъедите", - жестикулируя руками, скороговоркой съедая окончания слов, объяснил смерд, житель деревушки, у подворья которого остановили лошадей путешественники.

   Еще два десятка верст! Лошади подустали, а время вот-вот подползет к полудню. Ненастный день создавал и настроение соответствующее. В такую погоду хороший хозяин и собаку из дому не выгонит, поэтому лесная догога была пустынной, сыро, вогко, под деревьями сумрачно. Одно радовало - конец пути не за горами. Что их ожидает в Луканино?

   В полной темноте, такой, что ни черта толком и не увидишь, добрались наконец до конечного пункта своего путешествия. Еще на подъезде к нему Андрей стянул с себя бронь и упрятал ее в кожаную сумку.

   Деревья вдоль летника расступились, открывая широкую дорогу. Свернули, и в потемках им открылись очертания населенного пункта. За околицей, в моросящей пелене и темени, едва просматривались заборы дворов с крышами домов за ними. Лошади встали, удерживаемые поводом, всадники осмотелись, услыхав собачий лай в большой деревне.

   -Кажись, добрались, а-а, боярич? - подал голос Веретень.

   -Добрались. Но-о! - Ищенко пятками тронул бока своей лошадки, заставил ее двигаться к жилью.

   Сама дорога проходила между домами села. Именно села с церковью, надо сказать с виду довольно большого и зажиточного. Из каждого подворья их облаивали дворовые псы, слышалось мычание и блеяние скотины. Кое-где над калитками виднелись головы местных колхозников, взглядами провожавших всадников, непонятно как оказавшихся в этих местах. Боярской усадьбы за селом не оказалось, дорога вильнув за околицей влево, отпочковалась от основной магистрали, за углом леса аппендицитом уперлась в периметр выстроенных в ряд, вкопанных в землю заостренных карандашей с пятном двустворчатых ворот посредине и в темноте контуром высокого строения со светом в узких окнах. Подъехав к воротам, пришлось стучать в них, и только через какой-то промежуток времени, услыхав мужской голос:

   -Кого там к ночи бог к порогу привел? Чаво надоть?

   -Открывай ворота! К боярину Военегу родич приехал! - откликнулся Веретень.

   -Ага! Чичас! Самого боярина нетути. Полюет. - Объяснял между делом, отпирания запоров, неизвестный страж ворот.

   Молодеж поняв, что сейчас попадут во двор, соскочили с седел на землю, подняв из-под ног брызги грязной воды из луж. Во дворе послышалась беготня дворни. Из отдаления, суровый женский голос подал команду:

   -Эй, кто там есть? Яков, Сувор! Огня несите!

   Наконец створы ворот разошлись в стороны, и путешественники ввели лошадей во двор уже заполненный людьми, осветивших подворье факелами. От терема, тот же женский голос, снова отдал приказ челядинам:

   -Лошадей у витязей примите, олухи!

   Ищенко и Веретень освободившись от транспортных средств, неспешно прошли вглубь двора, по дороге при свете факелов пытаясь рассмотреть жилой комплекс и его хозяйку.

   Огромный деревянный терем в ночную пору смотрелся несколько пугающе, вымокшей под осенним дождем громадой нависнувший над центральной площадкой периметра. Свет из узких окон-бойниц, отбрасывал призрачную тень. Задрав головы, на широком и высоком крыльце, со множеством ступеней, в свете колыхавшегося на холодном ветру огня, разглядели две женских неподвижных фигуры. Впереди стояла немолодая худая и стройная женщина в черной однорядке до пят, с покрытой платком головой, под которым угадывался головной убор типа кокошника. Теперь уже можно было распознать, что на лице ее, по-стариковски бледном и серьезном, практически не имевшем морщин, глаза выдают удивление от самого вида гостей. Вторая, молодая да пригожая, фигуристая и легкая как тростинка, одета была, в веселого колера одежду, встречала прибывших с улыбкой на устах, и с деревянным корцом в руках.

   Глядя на молчавших хозяев снизу вверх, задрав голову, прошли по ступеням мимо оружных воинов у подножья крыльца. Воины с суровым видом, взглядами пропускали мимо себя пришлых, можно было догадаться, что случись чего, за хозяек эти псы порвут любого.

   На предпоследней ступени по обычаю поклонились.

   -Здравы будьте, витязи! - послышалось приветствие старшей хозяйки. - Отведайте сбитня с дороги.

   По кивку старшей, молодка протянула Андрею корец. Отпив половину, тот сунул остачу Веретеню, поблагодарив за обоих.

   -Проходите в дом, - пригласила гостей в терем.

   За дверью обнаружился большой, потонувший в полусумраке зал, освещенный глиняными светильниками. Деревянные стены в призрачном свете отдавали белесой желтизной бревен. Широкий длинный стол темного дерева, у стен сундуки и лавки, окна не по-русски задрапированы плотными занавесями, в темени не понять какой расцветки, на полах домотканые ковры, явно местной работы - такая вот обстановка.

   Их усадили за стол, а челядь споро выставляла на стол съестное. Обе хозяйки не донимали особыми вопросами, угощали, да заставляли прислугу подливать в чаши хмельной мед. Если Ищенко воздерживался от хмельного, то Веретень не стесняясь, запивал ним блюда из рыбы и овощей. На столе присутствовало скоромное - пост. Кривич предполагал, что основной разговор предстоит после ужина, и угадал. В течение всей трапезы молодка практически не проронила ни слова, лишь прыснула смехом в кулачек. Старая, напротив, говорила о хозяйстве, дороге, стольном граде Ростове и боярах населявших его, о соседях, а убедившись, что гости насытились, подала голос прислуге:

   -Пошли вон!

   По тому, как быстро челядь ретировалась из светлицы, Андрей осознал кто в доме хозяин, и насколько крепко рука этой женщины держит всех в кулаке. А, молодка-то, настоящая красавица! Бросив мимолетный взгляд на молодую хозяйку, Андрюха почувствовал, как горячая волна поднялась от паха вверх. Длительное воздержание дало о себе знать.

   "Куда поднимаешься, сволочь! А ну, лежать, зараза такая! Эта женщина не для тебя. Ежели невтерпеж будет, мы с тобой кого ни будь попроще, вон хоть из прислуги, поимеем. Лежать я сказал!"

   С такими мыслями до него не сразу дошло, что хозяйка затеяла теперь уже серьезный разговор. Хозяйка выжидательно смотрела в глаза сотнику.

   -Прошу прощения, о чем вы спросили?

   -Я спрашиваю. Какая нужда привела тебя к нам в медвежий угол?

   Настала пора колоться!

   Боярыня Снежана с интересом слушала рассказ приезжего о жизни в Киеве своего племянника Романа, о их встрече в Переяславском княжестве, о путешествии по дорогам Руси, событиях и гибели пограничного погоста. Гибель самого Романа восприняла стойко, в отличие от невестки, которая тихо залилась слезами, хоть и не видела никогда воочию самого Романа. Андрей выложил на столешницу Романов оберег.

   -Вот, - сказал Снежане. - Велел Военегу передать.

   Побарабанив пальцами по столешнице, старая боярыня заглянула чужаку в глаза, словно рентгеном просветила его мысли.

   -Сам-то ты, какого роду-племени будешь? Какому богу молитвы несешь? Может безбожник, языческих истуканов прославляешь?