Страница 27 из 168
- Одну песню.
У Индры прокрутилась язвенная мысль попросить охотника провыть, как можно дольше, но не стал её озвучивать, а вместо этого повернулся к охотнику спиной и в приказном порядке заявил:
- Развяжи!
Наступила тишина. И никаких действий. Только вода мягко подхлёстывала борта лодок, да где-то впереди шипел сухой камыш, терзаемый слабым ветерком. Индра продолжал стоять спиной к охотникам и не видел ни их лиц, ни что они делают, но ему было на них наплевать, он знал, что его развяжут, только непонятно откуда. Подождав ещё немножко пленник спросил так же холодно, но уже с издёвкой:
- Ссышь?
Это был вызов и на него охотники уже ни могли не ответить. Послышались приближающиеся шаги по шуршащему песку и после короткого рывка, путы с локтей слетели разрезанными огрызками на землю, но тут же, после получения свободы, последовал сильный удар ногой в поясницу, от которого Индра полетел вперёд и даже умудрился перекувырнуться через голову. Он тяжело стал, демонстративно отряхнулся и всё так же, не поворачиваясь к охотникам, спокойно, как бы только для себя констатировал:
- Боишься.
Индра похромал в низ по течению реки не суетясь, но довольно быстро, насколько позволяли это делать больные ноги. Весь берег был обрывист, с крутыми песчаными берегами. Лишь небольшая полоска у самой воды была полога, чуть выше уровня воды и образовалась она явно от того, что в это время года уровень воды в реке резко падал и был, наверное, самым низким за весь год. Можно было подумать, что Индра идёт вдоль реки в надежде найти в высокой стене берега промоину, которая позволила бы ему выбраться на верх в густую степную траву, где как могло показаться, можно спрятаться, но беглец, целенаправленно шёл вдоль берега и на промоины и более пологие скосы никакого внимания не обращал. Он чётко знал, что ему надо куда-то туда, прямо. За спиной запели. Протяжная, унылая песня басовитых мужиков, разлилась по реке...
Она.
Клип шестой.
Семик.
Зорька выплыла из воспоминаний, когда колесницу ощутимо тряхнуло на очередной, но на этот раз большой кочке и её связанную тушку подкинуло и бросило на самый край коробки, в которой она лежала. Край она почувствовала вытянутыми ногами. Её тело затормозило на животе, что позволило украдкой приподнять голову и осмотреться более подробно. Увидела две пары ног. Одни, что впереди были в обычных мужских сапожках, а вторые, что сбоку - беровы лапы, но ни те, не другие не смотрели в её сторону. Она подняла глаза и обалдела. Оба, оказывается были людьми, один человек, управляющий конями и второй, облокотившаяся на противоположный от неё борт, лишь сапожки имел в виде беровых лап, а так, мужик мужиком и оба стояли, отвернувшись от неё. Сердце забилось вдруг так, что казалось сейчас выскочит наружу. "Бежать", - мелькнуло у неё в голове, - "в траву и схорониться". Зорька оглянулась. Кони с коробкой ехали прямо по степи, не по дороге, и трава, пусть в этом месте и не набрала роста, но скрыться в ней было можно. Она аккуратно, извиваясь всем телом, начала сползать на край, украдкой поглядывая на захватчиков. Наконец, плавно соскользнула на траву, чуть не ударившись челюстью о землю и быстро откатившись в сторону, замерла, уткнувшись носом в пучок травы. Но не успела ярица обрадоваться, как резкий рывок чуть не выдернул ей ноги. Зорьку крутануло, развернуло и потащило по жёсткой траве, большая часть которой была жёсткой и колючей, да и вообще, как ей показалось, не травины это были, а деревья целые. Обе рубахи задрались наверх, на голову, так как тащили её вперёд ногами. Уже через мгновение у неё было ощущение, что на голову мешок одели, света белого стало не видно и вместе с темнотой её накрыл ужас. Зорька не чувствовала тела, вернее она не помнила, что чувствовала в тот момент, хотя это нежное девичье естество буквально протиралось на тёрке, сдирая с него тонкую кожицу. Она ничего не соображала. Она была в панике. Потом её перестали тащить, и Зорька осознала, что её бедную притащили в аккурат в непогашенное кострище, потому, что весь перед с ног до самой шеи зажгло так, что она завертелась, как рыба на раскалённом камне. Тут кто-то схватил её за волосы и подкинул куда-то вверх, она потеряла ориентацию, но тут же стукнулась ногами о землю. Голова кружилась, и она едва сохранила равновесие, чтоб не упасть. Рубахи, собранные мешком на голове, расправились и рухнули вниз. Глаза ослепил солнечный диск, оказавшийся прямо перед задранным вверх лицом. Ничего не соображая и не видя перед собой, она заметалась взглядом по сторонам, тяжело и часто дыша в голос, потому, что воздух в лёгких закончился. Зорька оказывается не дышала всё то время, как скатилась в траву. Девка так и не успев понять, что происходит, опять оказалась в воздухе и полностью потеряла осознание где верх, а где низ. Только когда больно брякнули об пол коробки, из которой она только что попыталась сбежать, ярица сориентировалась и не осознано вдавилась в меховую стенку спиной, поджав колени. Её бестолково мечущийся взгляд, упёрся в морду мужика в беровых сапожках и на Зорьку напал ступор, распахивая ей глаза и рот одновременно, как бревно по башке прилетело. Она узнала его! Никакой он был не нежить. Это был тот самый ара, которого Зорька прекрасно помнила, да что говорить, даже мечтала о нём втихомолку. Нет, конечно, она мечтала о разных арах, но все эти разные, почему-то были с одним и тем же лицом. С его лицом. Только она его давно не видела, и он с того времени изрядно изменился. Повзрослел, возмужал, лицо опушилось светло-рыжей растительностью, преддверием усов и бороды. Лицо молодого ара было суровым, но глаза, при этом, смеялись. Зорька не знала, как его зовут, ведь у всех ар были не клички, а имена. У каждого было, одно и на всю жизнь. Странные они в этом какие-то. Всё и всему им надо было давать имена: людям, животным, рекам, горам... Он подошёл к ней, схватил за волосы, но не больно. Мягко, но настойчиво опустил её голову, которая оказалась аж между колен. Второй рукой освободил верёвки, больно стягивающие локти за спиной. Зорьке, как крылья развязали. Такое облегчение разлилось по телу, что даже жжение всего содранного переда, отпустило и забылось на время. Ар отпустил её голову и вновь связал высвобожденные руки, только на этот раз впереди и за запястья. Она не сопротивлялась, даже не пыталась, и в голову не пришло, как будто всё именно, так и должно было быть. Сделав своё дело, он отвернулся, отойдя чуть в сторону и кутырка узрела на противоположном борту, перекинутую берову шкуру, башка которой, в аккурат оказалась прямо перед ней. Зорька вздрогнула, ещё больше съёжилась и только сейчас почувствовала жгучую боль по всему телу по-настоящему. Кони поехали, коробка затряслась и от этого боль нестерпимо резанула да так, что ярица губу закусила до солоноватого привкуса.
Ехали молча. Нудно. Сначала Зорька разглядывала похитителей, но те постоянно стояли к ней спинами и со временем ей это надоело. Стала разглядывать степь, что была видна сзади. Наконец, и это надоело и выбрав позу, при которой было не так больно трястись, она уставилась на далёкие облака. Тут её взгляд привлекло целое море красного клевера, только ещё зацветающего, разрезая который двигалась их повозка, мерно шелестя по густым зарослям травы. И ей стало грустно. Она вдруг вспомнила, как всего несколько дней назад, она с девками Семик гуляла...
Полнолуние в конце мая, сегодняшнего календаря, было всегда для девок особенным. Роженицы с новорождёнными прибывали на последней седмице банного карантина и именно в эти дни все как одна с трепетом во всём теле ждали к себе особых гостей. Это была седмица Речных Дев. Именно на эту седмицу Речные Девы навещали рожениц с их народившимся потомством. Для девок же эта седмица была самой таинственной, загадочной и наполненной странными играми, и ритуалами. Только бабняк всё это играми не считал. Хоть всё проходило весело и задорно, но это была самая настоящая школа бабьей жизни, так как всё происходящее было связано с обучающими и тренировочными процессами. Девки обязательно каждый вечер гадали. Это была настоящая школа ведьм. Одна из баб бабняка, назначенная девкам на весь Семик большухой, как правило из ближниц, а потому опытная и умелая, учила соответственно не кабы как, а серьёзно. Не было это похоже на то, как сегодняшние девочки гадают, закрывшись в комнате и с замиранием сердца, не поднимаясь выше уровня "ромашки", типа "любит, не любит, не то прижмёт, не то пошлёт". Не было это даже похоже на сегодняшних "профессиональных" гадалок и экстрасенсов. Там школа была значительно круче и страшнее. Учили полужить домашнюю порождать, что при кутах в помощниках полужила, учили от чужой избавиться, коль подбросят. Учили как колдовством лечить себя, свои детей и недруга калечить, коль понадобиться, как заговорами становиться неотразимой для мужиков и наоборот их отваживать, как защищаться от напасти и привлекать в свою жизнь потребное. Многому учили и как понимаете не совсем безобидному. Правда, стоит сказать, что знать и уметь вещи разные, да и уметь по-разному можно. Вот, например, пред вами два человека, оба умеют играть в шахматы, только первый знает правила игры, да как ходит каждая фигура, а второй гроссмейстер международного уровня. Так вот из девок делали только ведьм первого рода. Знать знали, а умели на столько, насколько сами себя по жизни развивали. Заговор сам по себе лишь слова пустые. Надо не просто его знать, а уметь применить, притом на уровне гроссмейстера, только тогда он начнёт действовать по-настоящему. Хотя без "ромашки" тоже не обходилось. Девки то были разновозрастные и то, что было необходимо для кутырок на выдане, не совсем подходило для девченят малолетних и поэтому в один из дней плели, например, "Вьюнец". Это были необычные венки, а судьбоносные. Учили руками травку заплетать и при этом мыслью плести для себя судьбу и определив для себя будущее, венки на головы правильно водрузить и правильным хороводом закрепить свои не хитрые пожелания.