Единожды солгав

На мгновение Майя вдруг перенеслась обратно в парк – блеск металла, треск выстрелов, Джо начинает падать, блузка Майи залита кровью, она бредет куда-то во тьме, огни уличных фонарей вдали сливаются в призрачную сияющую дымку…

«Помогите… пожалуйста… кто-нибудь… мой муж…»

Майя закрыла глаза и усилием воли отогнала эти воспоминания.

«Держи себя в руках, – приказала она себе. – Это нужно просто пережить».

И она это пережила.

А потом ей еще пришлось вместе с семьей Джо принимать соболезнования.

Примерно то же происходит и на свадьбах, только родные принимают от гостей не соболезнования, а поздравления. Наверное, в этом сходстве свадебных и похоронных традиций таится какой-то скрытый смысл, вот только от Майи он упорно ускользал.

Она давно потеряла счет людям, скорбной вереницей тянувшимся мимо нее, – казалось, это длится уже много часов подряд. Пришедшие проститься все шли и шли и никак не кончались, точь-в-точь как в фильме про зомби, где на месте одного убитого возникала армия новых, которые продолжали бездумно двигаться вперед.

Это нужно просто пережить.

Большинство ограничивалось негромким: «Соболезную вашей утрате», и это было ровно то, что нужно. Другие же были слишком многословны. Они пускались в разглагольствования о том, какая это огромная трагедия, какая невосполнимая утрата, как в городе становится невозможно жить и как они сами однажды чуть было не пали жертвой вооруженного ограбления, – правило номер один: выражая соболезнования, забудь местоимение «я», – как они надеются, что полиция поймает нелюдей, которые это сделали, как повезло Майе, и что, наверное, ее уберег сам Господь – судьба Джо Господа, видимо, заботила куда меньше, – и что пути Господни неисповедимы и ничто на свете не случается без причины. Удивительно, как она вообще удержалась и не дала им в морду.

В конце концов родные Джо устали и вынуждены были присесть. Но только не Майя. Она осталась стоять, не опуская глаз и приветствуя каждого подошедшего крепким рукопожатием. Тем же, кто порывался в знак сочувствия обнять или поцеловать ее, она твердо, но вежливо, а иногда и не вполне вежливо, давала понять, что это излишне. Даже если за их сочувственными словами не стояло ровным счетом ничего, Майя все равно внимательно их выслушивала, кивала, притворно искренним тоном говорила: «Спасибо, что пришли» – и приветствовала следующего в очереди.

Существуют и другие непреложные правила для тех, кто желает выразить соболезнования родным и близким усопшего. Меньше слов. Чем банальность короче, тем похвальнее, потому что лучше уж оставить что-то невысказанным, нежели наговорить лишнего. Если вам все-таки непременно нужно высказаться, пусть это будет какое-нибудь короткое и хорошее воспоминание, связанное с покойным. А вот чего ни в коем случае делать не стоит, так это следовать примеру тетушки Джо, Эдит. Не надо истерически рыдать и устраивать демонстрацию собственных страданий. Равно как не стоит подходить к безутешной вдове и говорить ей что-то вроде: «Бедная девочка, сначала твоя сестра, а теперь еще и муж».

У Майи на миг потемнело в глазах, когда тетушка Эдит произнесла вслух то, что наверняка было у многих на уме, тем более что ее слова могли услышать стоявшие совсем рядом маленький племянник Майи, Дэниел, и племянница, Алекса, совсем крошка. Кровь застучала у Майи в ушах, и она с неимоверным трудом удержалась, чтобы не вцепиться тетушке Эдит в горло и не вырвать ей голосовые связки.

Вместо этого Майя все тем же притворно-искренним тоном произнесла:

– Спасибо, что пришли.

Шестеро бывших однополчан Майи, включая Шейна, держались чуть поодаль, не сводя с нее бдительных глаз. Так они вели себя всегда, нравилось ей это или нет. Когда они были вместе, у них словно бы автоматически включалась охранная функция. Однополчане не собирались выражать ей соболезнования. Уж на это ума у них хватало. Они были ее молчаливыми часовыми, всегда, и это безмолвное присутствие было для Майи единственным подлинным утешением в этот кошмарный день.

Время от времени Майе казалось, что до нее доносится смех дочери – ее давняя подруга, Эйлин Финн, увела Лили на площадку у начальной школы. Впрочем, возможно, это всего лишь игра воображения. Детский смех в такой обстановке казался одновременно кощунством и торжеством жизни. Майе отчаянно хотелось его услышать и так же отчаянно невыносимо было слышать его.

Дэниел с Алексой, дети Клер, замыкали вереницу. Майя заключила их в объятия, ей всегда хотелось защитить их от других испытаний, выпавших на их долю. Эдди, ее зять… А кем он, кстати, ей теперь приходится? Как назвать мужчину, который был женат на твоей сестре, пока ее не убили? Экс-зять? Так это скорее про развод. Бывший зять? Или по-прежнему просто зять?

Очередные глупости, призванные отвлечь.

Эдди нерешительно приблизился. На лице у него там и сям темнели пучки щетины, не замеченные при бритье. Он поцеловал Майю в щеку. На нее пахнуло ополаскивателем для рта и мятными леденцами – аромат был достаточно сильным, чтобы заглушить все прочие запахи, а с другой стороны, разве не для того они предназначались?

– Мне будет не хватать Джо, – выдавил Эдди.

– Я знаю. Он очень хорошо к тебе относился, Эдди.

– Если мы можем что-то сделать для вас с Лили…

«Лучше бы ты обратил наконец внимание на собственных детей», – подумалось Майе, но сейчас ее всегдашнее раздражение на зятя куда-то испарилось, расползлось, точно прохудившийся плот.

– Мы справляемся, спасибо.

Эдди умолк, как будто прочитал ее мысли – не исключено, что в данном случае так оно и было.

– Прости, что не смогла прийти на твою прошлую игру, – сказала Майя Алексе. – Я обязательно приду на завтрашнюю.

Всем троим сразу стало неловко.

– Ну, это совершенно не обязательно, – ответил Эдди.

– Все в порядке. Мне полезно будет немного развеяться.

Эдди кивнул и, забрав Дэниела с Алексой, направился к машине. Девочка оглянулась на ходу. Майя ободряюще улыбнулась ей. «Ничего не изменилось, – говорила эта улыбка. – Я по-прежнему всегда буду рядом, как обещала вашей матери».

Майя наблюдала за тем, как семейство Клер усаживается в машину. Дэниел, дружелюбный четырнадцатилетний подросток, плюхнулся на переднее сиденье. Алекса, которой было всего двенадцать, в одиночестве устроилась сзади. С тех пор как не стало ее матери, она, казалось, постоянно втягивала голову в плечи в ожидании следующего удара. Эдди помахал рукой и, устало улыбнувшись Майе, сел за руль.

Он медленно тронулся с места, и Майя проводила их взглядом. Когда машина отъехала, Майя заметила, что чуть поодаль, прислонившись к дереву, стоит детектив из отдела по расследованию убийств, Роджер Кирс. На кладбище. В день похорон. Ее так и подмывало подойти и высказать ему все в лицо, потребовать ответов, но тут Джудит вновь коснулась ее руки.

– Мне бы очень хотелось, чтобы вы с Лили поехали вместе с нами в Фарнвуд.

Упоминая в разговоре свой дом, Беркетты всегда именовали его исключительно Фарнвудом. Наверное, если Майя породнилась с таким семейством, рано или поздно сама превратилась бы во что-то подобное.

– Спасибо, – покачала головой Майя, – но, думаю, Лили сейчас будет лучше дома.

– Лили, да и вам обеим, сейчас будет лучше с родными.

– Спасибо за предложение.

– Я серьезно. Лили всегда останется нашей внучкой. А ты – нашей дочерью.

Джудит еще раз сжала ее руку, чтобы подкрепить свое высказывание. В устах Джудит оно прозвучало очень мило, в духе тех речей, которые она зачитывала с телесуфлера на своих благотворительных балах, но это была неправда, во всяком случае, в том, что касалось Майи. Никому из тех, кто вошел в семью Беркетт, не удалось стать для них кем-то большим, нежели чужаком, с присутствием которого приходилось мириться.

– В другой раз, – ответила Майя. – Уверена, вы меня понимаете.

Джудит кивнула и сухо обняла Майю. Брат и сестра Джо последовали ее примеру и с опустошенным видом двинулись к лимузинам, которые должны были отвезти их в беркеттовский особняк.