Страница 4 из 10
Успокоенные дамы ушли. Я немножко поспал прямо в кресле, восстанавливая силы. Вроде ничего не делал, но вымотался, будто вагон разгружал в одиночку. Кстати, бывало и такое в моей жизни.
Потом вернулась девочка-"зомби", и мы славно пообщались. Начали с того, что она пообещала забить мать молотком и сесть пожизненно в концлагерь, закончили же... ну, это врачебная тайна. Точно не интим, девочки-зомби, даже бывшие, равнодушны к телесным ласкам, а я еще не настолько озверел, чтоб пользоваться бесчувственным поленом.
2.
Москва бьет с мыска, и больно бьет. Прошла неделя, а у меня ни одного клиента. Как я уже упоминал, в Москве не принято признаваться в неудачах, я думаю, из-за обилия мутантов. В большинстве мутагенных групп стандарты поведения предписывают позицию "да все пучком", "олрайт" и подобное, и не спрашивайте меня, какие факторы окружающей нас действительности закрепили в мутациях улыбчивый оскал и постоянную ложь.
Я тоже не признаюсь в неудачах, но по другой причине - гордость не позволяет.
Но если честно - мои дела плохи. Люди едут в столицу заработать, я не исключение. Но нет работы - нет и заработков. А без денег в Москве делать нечего. "Париж любит деньги", историки приписывают эту мудрость исчезнувшей цивилизации. Не знаю, как Париж, а вот Москва - это да! Москва помешана на деньгах, на них же стоит и с них существует. Здесь бесплатно можно только по улице пройти, и то не везде. И я брожу, брожу днями напролет в надежде, что меня осенит что-нибудь по части работы. Ну, кое-чего я в результате добился - ломоты в ногах и разбитой обуви. М-да, горек хлеб иммигранта. Но когда его нет - возмечтаешь и о горьком. Хоть домой возвращайся. Там все хорошо, только работы нет.
Через неделю я сдаюсь и решаю с утра подыскивать более дешевый способ проживания. Варианты есть, неприятные, но есть. Для большинства из них надо выбраться за пределы Старого города.
У моих соседей дела обстоят тоже не очень удачно. Парочку молодых "гоблинов" турнули с работы, и теперь они сидят на кроватях и болтают по телефону. Я с завистью на них поглядываю, пока готовлюсь к поездке. В каком-то смысле существование "гоблинов" сродни счастью. У них все не просто, а очень просто. Если нечего делать, "гоблин" разговаривает по телефону со своей подружкой. Причем для разговора ему вовсе не требуются ни темы, ни повод. Он просто выспрашивает у девицы, что она делает. Выспрашивает подробно, слушает и как будто живет вместе с ней ее жизнью. Такие разговоры могут продолжаться часами и обычно продолжаются. Если он ей надоедает, они ссорятся, так же подробно и со вкусом. Потом выясняют отношения, мирятся, опять выспрашивают друг друга, кто что делает... Жизнь "гоблинов" отличается полнотой, им всегда есть что делать, особенно когда делать нечего. В данный момент, например, один из них объясняется в любви, объясняется подробно, искренне, не спеша, другой рядом ругается с подружкой, с теми же интонациями, так же обстоятельно.
- Кто я, ты сказала? - бубнит он в трубку. - Чмо? А почему ты так решила?..
- Я люблю тебя, - долдонит второй. - Я хочу тебя поцеловать. Куда? Я хочу поцеловать тебя в шейку. Мне так тебя не хватает. Я скучаю...
Их голоса переплетаются, четко звучат в обоих телефонах, но их это не смущает, их подружек тем более. Красота, а не жизнь, никаких забот. А вот обычные люди в нашей комнате, те, что с окраин бывшей империи, томятся беспокойством за собственное будущее, тихо переговариваются о том, что в подмосковном лесу обнаружили очередную убитую девочку и чем это может грозить приезжим. Зря переживают. Ничем это им не может грозить сверх того, что уже есть. Их и так обдирают, как хотят. Это Москва живет за счет периферии, а не наоборот, как надеются приезжие.
Метро стремительно несет меня на окраину Москвы. Я равнодушно смотрю из вагона. Когда-то, до Катастрофы, система подземных коммуникаций считалась мистическим местом, источником легенд о кремлевских ветках, бункерах, зомби и крысах-мутантах, но те времена канули, и сейчас это всего лишь средство передвижения, не более. Народ сплошным потоком вливается под землю, чтоб через четверть часа выплеснуться за полсотни километров. Постоянное безличное движение, ни одного знакомого лица, никто ни на кого не обращает внимания. Самое чистое одиночество - в московской толпе.
- ... или в Подмосковье роща вдоль пригорка, - тихо выпевает мой инфо.
Старые песни, из тех времен, что до Катастрофы, наполнены каким-то особым очарованием, у меня в инфо их несколько сотен, и все любимые. Если прослушать их разом, получается очень красивый образ мира, который мы потеряли. Мира до Катастрофы.
Подозреваю, что его вообще не существовало. Но песни все равно хорошие.
Внезапно приходит сообщение на инфо. Потом еще. И сразу за ним - еще одно. Да что же это такое? Открываю - оп-па! Так это же работа! И как раз в том районе, куда я направляюсь. Живем, братья-мутанты! Я люблю тебя, жизнь, что само по себе и не ново!
Где они, подмосковные рощи вдоль пригорка, они же стайки тоненьких берез в платьях подвенечных? Выдумали всё вруны-поэты. Или Катастрофа смела с лица земли. Я около столицы вижу только грязные буреломные лесочки, часто подболоченные, в грязных бородах мха тут и там, обычно еще и замусоренные. Через один из таких лесочков мне за день, пока организовывал место для работы, пришлось пробежаться раз пять, и надоел он мне хуже чойсов - хотя хуже чойсов ничего на свете не придумано, любой приезжий подтвердит. Мы едим их годами, и только их, мы знаем.
Почему новые микрорайоны строят не сплошняком, а пятнами в лесу? Бегай теперь, как дикарь из славяно-финно-угорского славного прошлого. Правда, сторонники идеи северной цивилизации утверждают, что гиперборейцы никогда не были дикарями, да кто бы им верил. Они сами первейшие дикари, коли верят в подобную чушь.
Только вечером, когда я, заключив все необходимые договоры, утверждаюсь в очередном арендованном офисе в ожидании клиентов, понимаю причину свалившейся на голову удачи. Все просто, даже "гоблин" способен понять: сегодня пятое, в большинстве фирм это день выдачи зарплаты. У людей появились свободные денежки, их можно немножко потратить на всякие глупости вроде меня.
Первый звонок в дверь, приникаю к монитору и тихо ругаюсь: этот клиент точно пришел сюда не денежки мне отдавать, скорее наоборот. На крыльце терпеливо ждет, пока разблокируется защелка двери, капитан службы общественного порядка, до Катастрофы именуемый участковым. Поминаю всуе всех святых правителей государства российского и впускаю. Участковый без интереса бросает взгляд на черную ширму, опускается на стул и раскрывает на коленях кейс с документами.
- Может, выйдете? - предлагает он рассеянно. - Я не ваш клиент, меня дурить не стоит. Да и не получится.
Он прав, надо выходить, власть предержащие шуток не понимают. В чем он не прав - он все же мой клиент. Я таких с первого взгляда ловлю, все же моя работа. Да, с "баксой" прокололся, но в остальном - профессионален.
Сидим на стульях друг против друга, участковый копается в документах, я копаюсь в его симптоматике. Видел я уже таких опустошенных, слишком часто видел. Вроде еще работает человек, разговаривает, дышит, даже шутит, а приглядишься и понимаешь - пора заказывать надгробие. В лучшем случае надгробие, в худшем спецназ полиции для него и труповозку для остальных, кто рядом оказался в момент кризиса. И не важно, что человек он, может, хороший, примерный отец детей, отзывчивый и внимательный товарищ. Важно то, что у этого человека табельное оружие в кобуре скрытого ношения, угасание даже общего фона эмоций, мышцы в нижнем пределе тонуса и угнетенное состояние центра принятия решений. Это он сейчас документы перебирает, потому что на службе, выполняет поставленную задачу. А после службы зайдет в супермаркет, там у него скользнет какая-нибудь слабая мысль, вспомнит, к примеру, что пропустил последнюю сдачу зачетов по стрельбе, вытащит пистолет и расстреляет посетителей и продавцов, насколько хватит патронов - спокойно, равнодушно, аккуратно. На последнем выстреле, может, подумает, для чего это делает, но ответа дать не сможет и достреляет обойму до конца. После чего с просветленным лицом пойдет в руки спецназа, а оттуда в психушку, хотя вполне себе вменяемый человек. Просто его жена - "вампа".