Страница 16 из 93
Вся стратегия революционных партий после "Манифеста", без исключения, нацелена в одну точку: пользуясь свободами "Манифеста", подготовить вооруженное восстание для свержения царя. Отсюда невероятный разворот легализованной анархии не только в обеих столицах, но и во всех регионах империи. Неожиданным образом "Манифест" обернулся против его автора и первого главы правительства думской России: против Витте! Повсюду безбрежное море анархии, стачек, митингов, террора, вооруженных столкновений, крестьянских бунтов. Вернувшиеся из-за границы Ленин, Мартов, Троцкий, Парвус еще больше подливают масло в русский пожар. Прошла только одна неделя после "Манифеста", как граф Витте в безнадежном отчаянии воскликнул публично: "Если бы при теперешних обстоятельствах во главе правительства стоял Христос, то и Ему не поверили бы"! 2-го ноября 1905 года началась новая волна политической забастовки. Граф решил обратиться к рабочим Петербурга с воззванием:
"Братцы рабочие, станьте на работу, бросьте смуту, пожалейте ваших жен и детей. Не слушайте дурных советов. Дайте время, все возможное для вас будет сделано".
На это воззвание Петербургский Совет рабочих ответил выпуском сообщения, составленного его председателем Л.Троцким, которое начиналось личным выпадом против премьера: "Пролетарии ни в каком родстве с графом Витте не состоят… Совет рабочих депутатов не нуждается в расположении царских временщиков". Совет и социал-демократы, как и эсеры, непреклонны в своем решении довести дело до вооруженного восстания. В виду присутствия в Петербурге гвардейских полков, которые могли бы быстро подавить восстание, социал-демократы и эсеры решили, что восстание надо начать в Москве, где уже были созданы их "боевые дружины": у большевиков — 250 человек, у меньшевиков — 200 человек, у эсеров и примыкавших к ним — 400 человек, вооруженных разными видами оружия, в том числе бомбами (генерал А.И.Спиридович, "История большевизма", стр.117, Париж, 1922 г.).
Фактически военно-революционным центром будущего восстания делается Петербургский Совет рабочих депутатов, опираясь на Московский Совет рабочих депутатов. Петербургский Совет стал настолько энергичным и популярным, что он почувствовал себя "второй властью" в столице, о чем свидетельствует выпущенный им 2-го декабря 1905 г. "Манифест Совета рабочих депутатов", составленный, вероятно, Парвусом и Троцким вместе. "Манифест" был широко распространен (в одном Петербурге он был опубликован в восьми разных газетах). В нем говорилось: "Надо отрезать у правительства последний источник существования — финансовые доходы". Поэтому народ призывается: 1) отказываться от платежа налогов; 2) требовать при всех сделках уплаты золотом или серебряной монетой; 3) забирать вклады из сберегательных касс и банков, требуя уплаты всей суммы золотом; 4) не допускать уплаты по займам, которые правительство заключило, когда оно вело войну со всем народом" (Ольденбург, стр.329).
Троцкий произвел этим документом громадное пропагандное впечатление, бросив дерзкий вызов правительству, но явно преувеличив свои "полномочия”, за что 3-го декабря Совет во главе с Троцким был арестован. Во главе нового состава Петербургского Совета встал Парвус. Троцкий легко отделался — его отправили в ссылку, куда он поехал со своим охотничьим оружием и, кажется, даже с охотничьей собакой. Судя по его книге "1905", в Сибири ему из удобств жизни не хватало только "запаха свежего газетного листа". Арест Петербургского Совета явился как бы поводом и сигналом развязки московской всеобщей политической забастовки, которая перешла в восстание (9-17 декабря). Революционные выступления перекинулись на многие города и провинции — в Центральной России, Сибири, на Кавказе, на Украине, в Белоруссии, Прибалтике, Финляндии, Польше. Некоторые города и провинции объявляли себя даже "республиками”. В конце концов все было подавлено. Фракции меньшевиков и большевиков сделали разные выводы из опыта декабрьского восстания. Во всех советских учебниках подчеркнуто приводится обмен репликами между Плехановым и Лениным об уроках этого восстания. Плеханов осудил восстание, заявив: "Не надо было браться за оружие". Конечно, для Ленина, который в принципе не мыслит себе никакой революции иначе, как через вооруженное восстание, слова Плеханова равнозначны измене самой революции. Соответственно звучал и ответ Ленина: "Напротив, нужно было более решительно, энергично и наступательно браться за оружие". Не жажда крови, а глубочайшее убеждение фанатика, что дорога к власти лежит только через восстание, приводит Ленина к выводу: ни один господствующий класс не уступит своей власти без кровавого побоища.
Отсюда Ленин делает ставку только на силу оружия. Он знает хорошо, что не каждое вооруженное восстание имеет шансы на успех, но даже безнадежные, заведомо обреченные восстания ему важны и нужны. Вот почему он писал впоследствии, что "без такой "генеральной репетиции" как в 1905 году, революции 1917 г. были бы невозможны". Ленин, который хочет получить всю власть для одной своей партии, даже "репетировать" не хочет бутафорским оружием.
"Манифест 17-го октября" открывал перед Россией судьбоносные перспективы: превращение самодержавной и неограниченной власти царя в парламентскую монархию, чего добивались как "Союз 17-го октября", так и Партия народной свободы, то есть кадеты. Манифест царя от 20-го февраля 1906 г., изданный в развитие "Манифеста 17-го октября", укреплял людей в убеждении, что император будет только царствовать, Государственная Дума будет законодательствовать, а ответственное перед Думой правительство будет править страной. В самом деле, в новом "Манифесте" говорилось, что за Государем остаются все права, кроме тех, которые он разделяет с Государственной Думой и Государственным Советом (последний состоял наполовину из выборных, наполовину из назначенных царем членов). Многие считали, в том числе ПСтруве, что новая формулировка закона юридически означает, что самодержавие упразднено. Такое толкование противоречило взглядам самого царя. За четыре дня до нового "Манифеста" он, в беседе с представителями самодержавно-монархической партии, заявил: "Реформы, мною возвещенные 17-го октября, будут осуществлены неизменно, и права, которые мною даны одинаково всему населению, не-отъемлимы", но царь тут же присовокупил: "Самодержавие мое остается таким, каким оно было встарь". Особенно сильно проявились колебания царя во время обсуждения нового юридического акта, когда надо было, на основе "Манифеста 17-го октября", внести изменения в старые основные законы. Существует любопытный протокол совещания царя с его ближайшими советниками по обсуждению проекта новых основных законов. На совещании в очень деликатной форме спорили, как быть с формулой старых основных законов: "Императору Всероссийскому принадлежит верховная и неограниченная власть". В новом проекте Витте слово "неограниченная" было исключено. Царь открыл совещание удивившими всех присутствующих словами: "Вот — главнейший вопрос… целый месяц я держал этот проект у себя. Меня все время мучает чувство, имею ли я перед моими предками право изменить пределы власти, которую я от них получил… Акт 17-го октября дан мною вполне сознательно и я твердо решил довести его до конца. Но я не убежден в необходимости при этом отречься от прав и изменить определение верховной власти, существующее в статье первой Основных законов уже 109 лет. Может быть обвинение в неискренности… Принимаю на себя укоры, — но с чьей они стороны? Уверен, что 80 % народа будет со мною. Это дело моей совести и я решу его сам". Участники совещания высказали сдержанное несогласие:
Витте: Этим вопросом разрешается все будущее России.