Страница 22 из 32
Я встала. Одновременно со мной поднялись лорд Малфой и леди Лонгботтом.
- Что ж, благодарю вас, господа, что были столь любезны, чтобы встретиться со мной и просветить меня в некоторых вопросах.
Лорд Малфой взял мою руку и поцеловал. Вроде бы просто коснулся губами пальцев, а меня – я аж восхитилась такому таланту – накрыла волна собственной значимости: мне, какой-то там Эйлин, поцеловал руку САМ лорд Абракас Малфой!
Они аппарировали, едва выйдя из чайной. Я же под всё усиливающимся снегопадом поспешила к советскому посольству. Добежала я до него, когда уже мело так, что трудно было держаться на ногах. Нет, по такой погоде лететь в Коукворт на метле, да ещё с ребёнком – это смерти подобно. Квиддичисты, может, и смогли бы не свернуть себе шею и не сбиться с пути, но не я. В посольстве Имислав, не дожидаясь моей просьбы переждать метель здесь, сам заявил, что не отпустит меня никуда в такую погоду.
К ночи погода не улучшилась. Снегопад уменьшился, но ветер завывал на узких улочках, а когда я вышла на улицу, чтобы оценить силу ветра, меня едва не сбило с ног первым же порывом. О полёте и речи быть не могло.
Вечер в посольстве прошёл спокойно – в неторопливых разговорах обо всём на свете, чтении и в настольных играх. После того, как Елисей трижды обыграл меня в шашки, игрой заинтересовался заметно оживший Северус, так что я не без внутреннего ехидства оставила Елисея ему на растерзание, а сама погрузилась в чтение труда небезызвестного Иоганна Дрезденского о магических свойствах волшебных рас. Не сказать, что я сильно рассчитывала найти там подсказки касательно такого явления, как Тобиас, но систематизация собственных знаний в любом случае лишней не была.
Нам с Северусом выделили маленькую светёлку на втором этаже, где поставили дополнительно детскую кроватку, однако сын, стоило мне лечь, сразу перебрался ко мне под бок и тут же засопел. А я лежала и вслушивалась в потоки местной магии, чувствуя, как они накатывают на меня, словно прилив, а затем откатываются назад, оставляя такое родное ощущение залитых солнцем лугов, светлых берёзовых рощ, суровых гор и бесконечных просторов тайги. Уже в полудрёме мне казалось, что потоки этой магии поднимают меня над землёй и несут, несут, а подо мной внизу уже расстилаются болота Полесья, равнины Московии, старый Урал… Вот и Алтай, вот и родное поместье. Я спускаюсь вниз, чувствуя, как магия моего рода обнимает меня, принимает, пропитывает собой, выталкивая из меня магию Эйлин. Я делаю шаг, другой. Ещё шаг – и я переступлю порог родного дома, но в это время вспоминаю, кто я. Отсечённая, связанная магическим браком с вампиром. Если мой род примет меня, он автоматически примет и Тобиаса. И повторится всё то же самое, что и с родом Принц – Тобиас будет тянуть магию и рода Святогор и родственных нам родов…
Враз исчезло ощущение сказки, душу затопили тоска и горечь. Я одна, и это надолго. Скорее всего, я переживу Тобиаса, дождусь его естественной смерти – но через сколько десятков лет это случится?
«Прости, - шепчу я магии рода, - нельзя мне к тебе. Я нанесу тебе непоправимый вред».
И она толкает меня назад, от ворот поместья. Толкает мягко, снисходительно, как глупого ребёнка, и что-то поёт – грустное, но в грусти невидимой нитью скользит надежда. Я вслушиваюсь, но единственное, что успеваю уловить, это всё повторяющийся мотив:
– Твой род тебя дождётся…
Меня разбудило вошканье Северуса. Я накрыла его одеялом, поправила подушку, и он снова засопел. Я хотела протереть глаза и обнаружила, что они мокры от слёз. За окном по-прежнему завывал ветер.
Мне нельзя войти назад в мой род. Нельзя. Но родовая магия слишком чётко дала понять, что я не отверженная, что она по-прежнему признаёт меня своей дочерью, и что она примет меня, как только это станет возможно. Что ж, это величайший дар. Он стоит того, чтобы ради него жить.
========== Глава 11. Любомир и ответы на некоторые вопросы. ==========
20 февраля 1964 года, четверг.
Распогодилось только к утру, так что я предполагала сразу после завтрака отчаливать домой. Было тепло, сыпавший всю ночь снег был мокрым, как и вчера стоял густой туман, в воздухе чувствовался запах воды и талого снега. Я уже прикидывала, чем стоит в первую очередь заняться дома, но до дома и сегодня нам было добраться не суждено: когда мы с Северусом уже подходили к забору, я почувствовала впереди хлопок аппарации. А затем в заборе открылся проход, и в него шагнул Любомир.
Я застыла, раздираемая противоречивыми чувствами. Это были и счастье, что он жив, и радость, что я его вижу, и горечь, что отныне он мне может быть только приятелем, и волнение, примет ли он меня такой, какая я сейчас. Это будет больно – стать вдруг чужими, очень больно…
Он сделал два шага вперёд, остановился и прямо взглянул на меня тяжёлым взглядом, так что я невольно сжалась. Меня обдала волна его магии – магии рода Ярило, тёплой, солнечной, оставив горький запах нагретой солнцем полыни. И ответила ему не холодная магия Эйлин, а моя, родная, магия рода Святогор… Значит, не сон это был. Значит, мой род действительно признал меня Еланью…
Любомир, ни слова не говоря, подошёл ко мне и сгрёб меня в охапку, с силой прижав к себе.
- Елань, - глухо и сдавленно произнёс он мне в волосы, - мы тебя похоронили…
И я разревелась, уткнувшись лицом ему в грудь, чувствуя, как спадает напряжение, в котором я жила последнюю неделю. К чёрту всё – к чёрту мой статус Отсечённой, мой брак с магическим вампиром. Меня признала моя магия, меня признал Любомир, а всё остальное – просто проблемы, которые можно решить, не раньше, так позже…
Пореветь мне, однако, не дали. Северус, похоже, решил, что меня опять обижают, и бросился с кулаками на Любомира, попытавшись заодно вцепиться зубами ему в руку. Любомир, поняв, что для проявления чувств время было выбрано неудачное, отстранился от меня и посмотрел на ребёнка, который оттолкнул меня от него и заслонил собой, всем своим видом давая понять, что будет защищать до последнего.
- Твой? – уважительно усмехнулся Любомир.
- Мой.
Он присел перед ребёнком на корточки.
- Я не сделаю твоей маме ничего плохого, - по-английски произнёс он. – Я её друг. Давай знакомиться, - он протянул ему руку для пожатия. – Меня зовут Любомир. А ты Северус?
Откуда он знает его имя? Имислав сказал?
Северус едва слышно зарычал, как собака, предупреждающая незваных гостей, что если они сделают ещё шаг, то она бросится на них и растерзает. Любомир расценил угрозу верно, не стал торопить события и поднялся на ноги.
- Елань, пойдём посидим, что ли, - он сунул пятерню себе в волосы, взъерошив их – верный признак сильного волнения, - расскажешь…
Северус тянул меня прочь, подозрительно поглядывая на Любомира и посла, с серьёзным видом наблюдавшего за нами. Я присела перед ребёнком на корточки и обняла его за плечи.
- Северус, послушай меня, - сказала ему я, глядя в глаза. – Дядя Любомир – хороший, он не будет бить ни тебя, ни меня. Понимаешь? Здесь тебя никто бить и обижать не будет.
Он подозрительно посмотрел на Любомира.
- Или ты хочешь домой к папе?
Это был подлый шантаж. Ребёнок вздрогнул при слове «папа» и посмотрел на окружавших нас мужчин с гораздо меньшей враждебностью. Потом перевёл взгляд на меня, потом опять на них, по-взрослому вздохнул и махнул рукой в сторону посольства, словно давая разрешение посидеть здесь ещё чуть-чуть. Однако в светлице, когда мы с Любомиром и Имиславом уселись за стол около печки, он не пошёл играть с домовым, как обычно, а забрался мне на колени, демонстрируя окружающим, что в обиду меня он не даст.
Я погладила его по голове. Это поведение защитника хоть и умиляет, но оно неправильно. Мать сама должна быть для ребёнка защитой, такой, чтобы он знал, что рядом с ней ему ничего не грозит. Он должен в момент опасности прятаться за неё, а не закрывать её собой. Северус же слишком часто видел беззащитность матери перед отцом, а может, и перед другими людьми, слишком часто она не могла его защитить от того же отца – и он уяснил, что она слабая, и что это он должен защищать её, а не наоборот.