Вторая жизнь. Начало

***

Зелье я сняла с огня ровно в семь утра, сцедила его во флакон, укупорила и поставила в тёмный угол. Его можно использовать прямо сейчас, лишь подождать, чтобы оно остыло, но я прекрасно понимала, что после бессонной ночи, если оно подействует, я не смогу адекватно оценивать то, что увижу – если увижу – с его помощью. Голова болела от недосыпа и ядовитых испарений, глаза слезились от них же, в горле першило, ныли ноги и спина. Я прикидывала, что Северус проснётся где-то через час, так что у меня был ещё целый час поспать…

Ага, хрен вам, а не поспать. Когда я поднялась на второй этаж, то обнаружила, что Тобиас уже шевелится у себя и скоро может попытаться выйти из комнаты. Я оттащила стол назад в спальню, а когда зашла к себе, то увидела, что Северус тоже не спит. Он сидел на кровати, вцепившись пальцами в одеяло, белый, напряжённый, а по спальне разливалось сияние – голубое с чёрными пятнами.

Магический выброс. У всех детей магов они бывают, у кого-то они происходят чаще и интенсивнее, у кого-то реже и почти незаметно. У кого-то они начинаются с первых месяцев после рождения, у кого-то – только после семи лет. У кого-то они приятные, у кого-то болезненные. Такие выбросы стабилизируют магическое ядро, прочищают и расширяют каналы, дают возможность ребёнку почувствовать, что такое магическая энергия, и сделать первые попытки ею управлять. Судя по тому, что Северус перепуган, это первый.

- Успокойся, сынок, - я, стараясь не делать резких движений, присела рядом с ним и обняла его за плечи. – Ничего страшного не происходит. Это магический выброс. Тебе, наверно, приснилось что-то хорошее?

Он сглотнул и судорожно кивнул, не сводя с меня напряжённого взгляда.

- А потом ты проснулся, увидел сияние, и испугался?

Снова нервный кивок.

- У тебя раньше такое было? – плевать, что я должна это знать. Мне сейчас нужно владеть ситуацией.

Кивок.

- Тем более, ты должен знать, что это так нужно. Это говорит о том, что ты маг, ты становишься большим и сильным. Тебе больно?

Он помотал головой.

- Тогда успокойся, - я обняла его, прижала к себе и погладила по растрёпанным после сна вихрам. – Всё хорошо, ничего страшного не происходит. Это у всех магов так, и у меня тоже так было, и у дедушек и бабушек твоих так было…

Я говорила и говорила, стараясь не сколько донести до него информацию, сколько успокоить тоном своего голоса, и пытаясь одновременно проанализировать ситуацию. У Северуса выброс происходит не первый раз, ему не больно, тогда почему он так дико напряжён?..

Ответ не заставил себя долго ждать. Из спальни Тобиаса раздались рычание и вой, такие, что мы с Северусом оба вздрогнули – настолько ничего человеческого не было в этом вое. Потом по коридору прогрохотали шаги, дверь слетела с петель, и на пороге возник Тобиас – он был помятым, небритым, с опухшим и перекошенным словно бы от невыносимой боли лицом. С уголков его рта стекала слюна, а глаза налились кровью. Он одно мгновение смотрел на нас, я успела почувствовать, как окаменел в моих объятиях Северус, а затем то существо, которое язык не поворачивался назвать человеком, бросилось на нас.

Мне впервые в жизни стало не просто страшно, а жутко. Я визуально, без всякого зелья видела, как затухает в его близи сияние магического выброса Северуса, и понимала, что Тобиас находится в состоянии аффекта и не отдаёт себе отчёта, что он делает. И что сил в нём сейчас на десятерых.

Рефлексы сработали, однако, несмотря на все эмоции. Я вцепилась в Северуса, сдёрнула его с кровати, отпрыгнула в сторону и пинком ноги отправила в Тобиаса стул, магией придав ему ускорение. Это дало несколько так необходимых мне мгновений. Затем взлетела на стол, стоявший у окна, и, закрыв руками голову ребёнку, плечом выбила стекло и сиганула вниз. Вингардум Левиоса сорвалось машинально, смягчило падение со второго этажа, и мы рухнули в сугроб жёстко, но без травм. А мгновение спустя из разбитого окна вывалился и по-звериному воющий Тобиас. Я едва, прижав к себе ребёнка, успела откатиться, как он тяжело, почти плашмя шлёпнулся на землю. Вой оборвался.

Я не сразу смогла прийти в себя. Я сидела в снегу и судорожно сжимала Северуса, мир вокруг казался каким-то далёким и нереальным. Потом я вдруг осознала, что сижу в снегу в одних штанах и рубашке, а в руках у меня ребёнок, одетый в тонкую пижаму, и именно второе обстоятельство привело меня в чувство. Я вскочила, подняла его на руках, осматривая. Он был живой, но белый до синевы, и смотрел на меня остановившимися чёрными глазами. Я помчалась к входной двери. Аллохомора – и мы вваливаемся в тёплую прихожую.

Говорить я не могла, поэтому просто усадила ребёнка на пол и схватила пальцами его виски, посылая в него диагностическое заклинание. Ничего не поняла из возвратившегося ко мне отклика, потому что не смогла сконцентрироваться. Пришлось опустить руки, сделать несколько вдохов-выдохов, попытаться отстраниться от реальности, унять нервную дрожь в руках и ещё раз попробовать проверить состояние Северуса. И с облегчением вздохнуть.

Только переохлаждение, ушиб локтя, пара царапин от разбитого стекла и гипертонус мышц всего тела из-за насильно прерванного выброса. Всё это лечится тёплым одеялом и флаконом миорелаксанта.

Я отнесла Северуса в детскую, сняла с него мокрую пижаму и уложила его на кровать, сходила, забрала из своей спальни его одеяльце, закутала в него ребёнка, принесла из лаборатории расслабляющее зелье, развела его водой и дала ему выпить. Он по-прежнему смотрел на меня застывшим взглядом, так что мне стало не по себе. Я хотела сказать ему что-нибудь ласковое, но язык мне не повиновался, поэтому я погладила его по голове и обратила внимание, что мои руки все в крови. В некоторой прострации я поглядела на свои расцарапанные руки, понимая, что я должна чувствовать боль, но не чувствуя её. И только когда Северус смог закрыть глаза и немного расслабиться, я окончательно пришла в себя и вернулась к реальности. Заныла разодранная о стекло кожа на руках, спине и ногах. И лишь сейчас я вспомнила о Тобиасе, который так и остался лежать на улице в снегу. Я оставила задремавшего ребёнка, в прихожей сунула босые ноги в сапоги и побрела к нему.

Он был жив. На магическую диагностику у меня не хватало сил, поэтому я ограничилась тем, что осмотрела и ощупала его. Открытый двойной перелом правой руки, закрытый – ноги, наверняка сотрясение мозга и внутренние ушибы. Ну и многочисленные царапины, посиневшие от холода ступни, запястья и лицо. Спина и шея как будто бы целы, поэтому я ухватила его подмышки и поволокла в дом. В доме я устроила его в гостиной на первом этаже, туго замотала ему полотенцем руку и влила в него костерост. Всё остальное пока подождёт, зелья против сотрясения мозга волью позже. Я накрыла его одеялом и пошла в ванную смывать с себя кровь. Царапины оказались несерьёзными, так что я промыла их, извлекла несколько осколков стекла, залечила наиболее глубокие ранки и пошла к Северусу. Тот спал, его мышцы уже заметно расслабились, так что я нырнула к нему под бочок и тут же провалилась в сон.

***

Проснулись мы около двенадцати, вернее, сначала проснулся Северус, и его осторожное вошканье уже разбудило меня. Выглядел он настороженным, напряжённым, но здоровым.

- У тебя что-нибудь болит? – спросила я, садясь на кровати и пытаясь проснуться. Голова была тяжёлой и соображала туго, глаза по-прежнему болели.

- Иуи, - Северус помотал головой.

- Нет, так не годится, - я протёрла глаза. – Скажи: «Нет».

- Ииу…

- Нет. Язычок к зубкам прижми и скажи: «Ннн».

- Ыыы…

- Смотри, видишь, где мой язычок? Н, н, н.

- Ннн…

Его «н», конечно, напоминал нечто среднее между «н» и «м», но был достаточно близок к истине.

- Хорошо, а теперь скажи: «Нет».

- Еее…

- Н, н, н. Нннет.

- Дэт…

О, прогресс!

«Нет» у него в конечном итоге получилось, и вполне приличное для первого раза. Язык, конечно, из-за зубов вываливался, боюсь, логопеды потом за такое учение скажут мне много «тёплых» слов, ну и пусть. Мы все сначала говорили неправильно и непонятно.