Метаморфозы: тень

— А что же ты так убегал от меня, что рожу исцарапал, Обезьянамор? — насмешливо ответил вопросом на вопрос Рорка. — И ты загнал мою лошадь, и испортил моих рабов. Как расплачиваться будешь, ничтожный?

— Запомни, почтенный, я рабов порчу только с их согласия. И рабы те были мои. А лошадь — тем более. И это я жду плату, Таррен. И объяснений. Ты устал от денег? Ты хочешь умереть, а не жить, купаясь в богатстве?

Я уже давно перестал смеяться. Голос сорвался на шипение, хорошо хоть слюной не брызгал, и то только потому, что не умею.

Вместо ответа Таррен-Па негромко обратился к своему спутнику на своем родном языке. Большая часть слов была незнакома, они проходили мимо, не задерживаясь в сознании, но кое-что цеплялось, находя отклик в памяти. И это кое-что приносило обрывки смысла.

— Что ты видишь … он …?

— Нет, не вижу, но … точно.

— Он опасен? Сможешь …?

— Легко, Таррен-Па.

Сытое урчание переполненного водой осеннего ручья скрадывало звуки, приходилось напрягать слух, чтобы услышать хоть что-нибудь, но последнюю фразу я понял отчетливо и однозначно. Что ж… Зачем им обычные рабы, лошади и мечи, если можно взять бриллиант, чудо света, которого никто и никогда не видел, — обезьяну-мага. И размытое пятно вместо факела в груди второго Рорка сразу стало понятным — это пресловутый шаман почтил меня вниманием. «Легко, Таррен-Па». Легко? Нет, легко я не сдамся, и я отчаянно рванул синие нити вокруг себя, закручивая в узел. Что-то рявкнул шаман, напрягся Таррен.

— Ты торопишься с выводами, Обезьянамор, — он перестал кривляться. — Ты хорошая добыча, но я не готов пока откусить такой опасный кусок. Им слишком просто подавиться. Не понимаешь? Появление такого товара на рынке приведет к катастрофе, так что не бойся. По крайней мере, сегодня, — и Рорка обнажил свои клыки в широкой усмешке. — Твой телохранитель не помог бы, но сегодня тебе повезло.

Ну, повезло так повезло. Интересно, чего он опасается? Что его самого на запчасти разберут, пытаясь выяснить, где он меня достал? По какой причине он здесь? Если не по мою душу, зачем гнать нас по полям, да по перелескам?

Я устало опустился на холодную землю, положил руки на колени.

— И на том спасибо, почтенный. И что тогда тебе нужно?

Сидеть было неудобно, но стоять после такой бешеной скачки то еще удовольствие — кожа на внутренней стороне бедер горела огнем. Можно ли так разговаривать с Рорка? Ему все равно, с какой пальмы с ним разговаривает низшее существо? Что с обезьяны взять? А может, сев первым в присутствии работорговца, я нанес ему несмываемое оскорбление? Откуда мне знать? И не у кого спросить.

— Мне нужен ты, Обезьянамор. И твои товары мне тоже пригодятся. Но товары потом, а пока мне нужен рассказ о том, как тот кинжал попал в твои грязные руки. И я готов подождать, пока ты будешь говорить.

Рассказ? Кинжал? Все это ради нескольких пустых слов? Бешеная гонка, загнанная лошадь и Мышок с пропавшей девушкой — только плата за нежелание поговорить? Нет, это не мир, это сплошной фарс.

— Нет, Рорка, так не пойдет. Если хочешь говорить, переходи на мой берег, кричать через реку я не буду, и приготовься платить — я не рассказываю истории просто так. Да, идти к тебе не предлагай, не пойду.

Рорка фыркнул.

— Ты забываешься, обезьяна, я могу убить тебя легко. Твой лучник и твои жалкие умения тебе не помогут. Ты это понимаешь?

Убьет? Счас. Таррен-Па не похож на того, кто отдается воле чувств, забывая о выгоде. Какая ему выгода от моей смерти? Дурная обезьянья голова, которую он сможет выставить на обозрение? И брать деньги за просмотр? Убивать меня глупо, к тому же моя смерть лишит его будущих выгод.

— Понимаю. Хорошо, ты меня убедил, можешь оставаться там, почтенный. Только платить все равно придется. Я расскажу тебе то, что ты хочешь, но мне нужны две лошади, мой воин и та рабыня, которые пропали из-за тебя, Таррен-Па. Я за них платил, а значит, они должны быть здесь.

Рорка вскинулся.

— Ты совсем потерял голову? Дурная обезьяна, где я возьму тебе ту рабыню? Она так и осталась лежать в лесу. И две лошади — это перебор за пару слов.

Раз торгуется, значит, ему что-то нужно. А раз так, значит, он готов платить — простая логика, и какая разница, Рорка ты или человек. Таррен-Па был мне понятнее прочих, он слишком сильно напоминал мелких дельцов моего мира.

— Не две, три лошади, почтенный. Одну ты мне должен и так. И у меня есть время, воина и рабыню я подожду.

Рорка вскипел.

— Кто так торгуется? Ты растерял остатки мозгов? Мне проще прибить тебя здесь, чем искать по лесу твою рабыню. Одна лошадь — моя плата. Или смерть. Выбирай сам, обезьяна, и не тяни время.

Я снова поднялся на ноги. Я готов умереть. Я пришел сюда за этим. А получив нужную информацию, он все равно может меня убить, а потом еще успеет догнать остальных беглецов.

— Смерть? Зачем мне смерть? Но из уважения к тебе я повторю. Мне нужен мой воин. Я прошел с ним слишком многое, чтобы оставлять его в твоих руках. И моя рабыня, стоившая мне слишком дорого. И еще три лошади. И это последняя цена, Таррен. Не нравится? Вот он я, а вот твой шаман, что легко сравняет меня с землей. Но если он вдруг, ты только представь, вдруг не успеет, ошибется, я заберу твою жизнь. Или мой лучник заберет. Решай, Таррен. Или сделка, или не будет никакой сделки.

И я, не разворачиваясь, шагнул назад к полосе еще не полностью облетевших деревьев, стараясь не пропустить мгновения. Потому что рорскский шаман размажет меня по берегу ручья, даже не сильно напрягаясь, но я все-таки попробую успеть. Не закрыться, так нет шансов, а ударить раньше. Как тот старый одноглазый Рорка, что бился с Глыбой в Валенхарре. И пусть у него не получилось, возможно, получится у меня.

Таррен-Па что-то коротко обсудил с шаманом, не отводя от меня взгляд, а потом ушел к лесу, бросив мне напоследок:

— Ладно, ты получишь своего солдата. Это не плата. Рабыню искать по лесу я не буду — она уже испорченный товар, хочешь ее искать — ищи сам. И я дам тебе две лошади. Две! Но взамен в следующий раз ты будешь платить за рабов дороже, гораздо дороже, ничтожный. Ты выиграл медь, а потерял золото. — И скрылся за занавесью ветвей.

Ходить по краю пропасти страшно в первый раз. И во второй. И в третий. Но рано или поздно приходит время, когда бездна под ногами перестает пугать, а начинает манить. Опасностью. Преодолением. Победой. Я знаю, что когда-нибудь ошибусь, возможно, это случится скоро. Возможно — завтра, но точно не в этот раз. Потому что в этот раз Таррен-Па пришел не убивать, а пугать, а еще — делать деньги. И для этого ему необходима информация, пусть даже приукрашенная или неполная. Таррен-Па не дурак, все отлично понимает, он заработает на ней всяко больше жалкой обезьяны и двух взмыленных лошадей.

Нужно совсем немного времени, чтобы беглецы стали недосягаемы, а значит, в любом случае, все не зря. Меченый посмотрел мне в глаза, а потом хмуро хлопнул по плечу и произнес: «Прям, орел». Странные ощущения, словно медаль на грудь повесили, — и я, расправив плечи, ответил: «А то».

Копыта уставших лошадей месили грязь. Недавние дожди смешали серую землю с золой и пеплом, превратив ее в черную кашу. Никто не задавался вопросом, откуда здесь пепел — весь мир превратился в пепелище. Одним клочком земли больше, одним меньше — удивляло другое. Откуда в этом, обычно засушливом краю в это время года было столько дождей? Словно само небо топило мерзость происходящего слезами.

— Здесь раньше роща олив была, вон там, справа, — Малый показал рукой на невысокий холм. — Я проезжал этой дорогой пару лет назад.

Только мало было в этой короткой фразе удивления и много печали. Странной для неунывающего помощника Ллакура и от того режущей посильнее ножа. И не остатки вырубленной рощи были тому причиной.

— Да? — Бравин не знал, что ответить Карающему. Представить эту безлюдную землю, превращенную войной в пустыню, цветущим садом оказалось не так легко.