Голая обезьяна (сборник)

Тот факт, что женский оргазм – явление уникальное среди приматов, наряду с тем что с физиологической точки зрения он почти аналогичен мужскому оргазму, указывает на то, что в эволюционном смысле он является «псевдомужской» реакцией. В организме как мужчины, так и женщины довольно много особенностей, свойственных противоположному полу. На основании сравнительных исследований других групп животных мы знаем, что при необходимости эволюционный процесс может вызвать к жизни одну из этих скрытых особенностей и выдвинуть ее в первый ряд (как бы создав «неправильный» пол). В данном случае нам известно, что представительницам женского пола свойственна чрезвычайная восприимчивость к стимулированию клитора. Если мы вспомним, что этот орган является гомологией, или копией мужского полового члена, то женский оргазм как бы «заимствован» у мужчин.

Это обстоятельство может также объяснить, почему из всех приматов у человека самый большой пенис. В состоянии полной эрекции он не только чрезвычайно длинный, но и очень толстый, если сравнить его с аналогичным органом у других животных. (По сравнению с мужским членом, пенис у шимпанзе похож на шип.) Такое увеличение размеров полового члена приводит к тому, что наружные половые органы женщины испытывают большую нагрузку во время самого акта. При каждом поступательном движении пениса область клитора опускается, а затем, при возвратном его движении, поднимается вновь. Если к этому прибавить ритмическое сдавливание клиторальной области женщины лобковой областью ее партнера в положении «лицом к лицу», то происходит массаж клитора, аналогичный мастурбации.

Подводя итоги, мы можем сказать, что с поведенческой точки зрения на предкопуляционной и завершающей стадии копуляции сделано все возможное, чтобы успешно закрепить процесс образования пар, практически незнакомый другим млекопитающим. Однако с появлением новой тенденции проблемы не заканчиваются. Если мы взглянем на брачную пару голых обезьян, по-прежнему благополучно уживающихся рядом и помогающих друг другу воспитывать потомство, то все кажется в порядке. Однако отпрыски растут, скоро они достигнут половой зрелости – и что тогда? Если прежняя поведенческая модель, типичная для приматов, сохранится неизменной, то взрослый самец выгонит молодых самцов и станет спариваться с молодыми самками. Последние станут элементами семейной ячейки и будут воспитывать потомство вместе с собственной матерью, а мы окажемся там, откуда начали. Если молодые самцы после изгнания окажутся на нижней ступени развития общества, как это происходит у многих приматов, то в первую очередь это отразится на кооперативности, характерной для группы охотников, состоящей исключительно из самцов.

Совершенно очевидно, что необходимо какое-то усовершенствование в системе воспитания, своего рода экзогамия, или неродственное оплодотворение. Для того чтобы сохранить систему брачных пар, дочерям и сыновьям предстояло найти себе собственных партнеров. Такое требование вовсе не является необычным для парообразующих видов. Такого рода примеры можно найти среди низших млекопитающих, однако социальный характер большинства приматов делает такое решение затруднительным. У большинства видов, образующих брачные пары, семья распадается, возникают новые семьи после того, как подрастет молодое поколение. Вследствие кооперативного социального поведения своего вида голая обезьяна не может допустить такого распада общества. Поэтому проблему следовало решить, не вынося сор из избы. Как это происходит со всеми животными, живущими парами, родители относятся друг к другу по-собственнически. Мать «владеет» отцом в сексуальном плане, и наоборот, отец – матерью. Как только у их чад с наступлением периода пубертации начинают вырабатываться сексуальные сигналы, они принимаются соперничать: сыновья с отцом, дочери – с матерью. Появляется желание изгнать их обоих. У молодого поколения тоже появляется необходимость в «базе» – собственной территории. Такое же желание, должно быть, присутствовало и у их родителей, когда они хотели создать жилище для воспитания потомства, так что процесс просто повторяется. Родительский дом – база, которой «владеют» и где хозяйничают мать и отец, молодому поколению не по душе. Как само жилище, так и его обитатели испытывают тяжкое бремя первичных и ассоциативных родительских сигналов. Молодежь автоматически отвергает их и уходит из дома, чтобы создать собственный домашний очаг. Это характерно не только для молодых плотоядных животных, но и для молодых приматов. Такова еще одна важная перемена в поведении, которая должна произойти в жизни голой обезьяны.

Явление экзогамии часто неудачно называют свидетельством существования «табу инцеста». Подразумевается, что это сравнительно новое, обоснованное требованиями культуры ограничение. Однако оно возникло из биологических потребностей голой обезьяны гораздо раньше, так как в противном случае, то есть на основе существовавших у приматов принципов, никогда бы не смогла возникнуть типичная воспитательная система.

Еще одна особенность, характерная, похоже, лишь для нашего вида, – это наличие девственной плевы у девушек. У низших млекопитающих она появляется и существует лишь на эмбриональной стадии развития мочеполовой системы, но, будучи элементом неотении, у голой обезьяны она сохраняется. Ее наличие подразумевает, что дефлорация – первый в жизни женщины полноценный половой акт – будет связана с некоторыми неудобствами. При такой сексуальной чувствительности, обусловленной эволюцией, на первый взгляд странно, что у самки голой обезьяны, по существу, имеется антикопуляционный механизм. Но ситуация не настолько парадоксальна, как может показаться. Затрудняя или даже делая болезненным первое совокупление, существование девственной плевы гарантирует, что к этому акту не станут относиться безответственно. Разумеется, на стадии взросления наступает период сексуального экспериментирования, «любовных игр», цель которых – найти подходящего партнера. В это время у молодых самцов нет оснований удерживаться от совершения полноценного полового акта. Если не образуется брачная пара, они себя не связали никакими обязательствами и могут продолжать свои поиски до тех пор, пока не встретят соответствующую партнершу. Но если молодая самка позволит партнеру добиться своего, не вступив в брачный союз, она может забеременеть и оказаться матерью-одиночкой. Являясь своего рода барьером для половой восприимчивости девушки, целомудрие требует, чтобы у нее возникло глубокое чувство, прежде чем она решится потерять его, – чувство достаточно сильное, чтобы смириться с неизбежными физическими страданиями, которые придется испытать ей вначале. Тут следует добавить пару слов о моногамии и полигамии. Появление брачных пар у нашего вида в целом, естественно, поощряет моногамию, но к полигамии относятся терпимо. В жестоких условиях жизни охотника количество взрослых самцов уменьшается, поэтому у некоторых уцелевших индивидов возникает стремление вступать в брачный союз более чем с одной самкой. Это позволяет увеличивать рождаемость, не создавая лишних проблем, поскольку наличие большого количества «свободных» самок может привести к опасному соперничеству. Если бы процесс создания пар был совершенно замкнутым и не допускал такого, то он стал бы неэффективным. Однако полигамия была бы нелегким решением вследствие ревнивой природы самок и опасности возникновения распрей между ними. Этой тенденции препятствовали бы и экономические нагрузки: пришлось бы содержать большую семейную группу со всем ее потомством. В известной мере полигамия была допустима, но в жестких пределах. Любопытно отметить, что, хотя она все еще встречается в ряде культур и поныне, все крупные сообщества (а к ним относится подавляющее число обитателей мира, принадлежащих к человеческой расе) моногамны. Даже в тех сообществах, где полигамия разрешена, она охватывает лишь небольшую часть мужского населения. Любопытно установить, явилось ли неприятие полигамии почти всеми главными культурами важным фактором, обусловившим достигнутое. Во всяком случае, можно сказать, что независимо от того, что предпочитают отсталые, необразованные племенные сообщества, подавляющая масса представителей нашего вида выразила свою приверженность к образованию брачных пар в самой радикальной форме, а именно – создав долгосрочные моногамные союзы. Такова голая обезьяна со всем ее сложным эротизмом: это высокосексуальный, образующий брачные пары вид со многими специфическими особенностями, сложное сочетание древней наследственности приматов с заметными элементами поведения плотоядных. Сюда мы должны прибавить еще и третью, последнюю составную часть – современную цивилизацию. Развитый мозг, появление которого способствовало превращению обыкновенного лесного обитателя в коллективного охотника, начал заниматься техническими усовершенствованиями. Простые логова, служившие жилищами племенной группе, превратились в селения и города. Век топора сменился космическим веком. Но какое влияние вся эта роскошь и блеск оказали на половую систему нашего вида? Как нам кажется, весьма небольшое. Все произошло слишком быстро, слишком внезапно, чтобы могли произойти существенные биологические изменения. Правда, на первый взгляд они все-таки произошли, но в остальном все это одно притворство. За фасадом современной городской жизни прячется все та же голая обезьяна. Изменились только названия: вместо слова «охота» теперь говорят «работа», вместо выражения «охотничьи угодья» – «деловой центр», вместо «логова» – «домашний очаг», вместо «брачной пары» – «брачные узы», «самка» стала «женой» и т. д. Исследования американскими учеными нашего современного сексуального поведения, на которое мы ссылались ранее, показывают, что физиологическая и анатомическая оснащенность нашего вида по-прежнему используется в полном объеме. Данные, полученные в результате раскопок доисторических останков в сочетании со сравнительными данными по изучению плотоядных и других приматов, существующих в настоящее время, помогли нам представить, каким образом голая обезьяна должна была использовать сексуальное оснащение в далеком прошлом и как она организовывала свою половую жизнь. На основании современных данных можно предположить, что сегодня, похоже, возникает та же самая картина, если, конечно, оставить в стороне разглагольствования о морали. Как я уже говорил в начале главы, именно биологическая природа животного сформировала социальную структуру цивилизации, а не наоборот.