Ферма животных

Животные окаменели в изумлении и ужасе. Им открылась такая бездна злодеяний, перед которыми померкло даже разрушение мельницы. Прошло несколько минут, прежде чем они смогли осознать то, что им было сообщено. Все помнили, по крайней мере, им казалось, что помнили, как Снежок бросился в атаку впереди всех во время битвы при Коровнике, как он вел и ободрял их в ходе битвы, как ни на шаг не поколебался, когда дробь из ружья Джонса ранила его в спину. И сначала трудно было понять, как увязать все это с тем, что он был тайным союзником Джонса. Даже Боксер, редко задававший вопросы, был озадачен. Он улегся, подвернув под себя передние ноги, прикрыл глаза и ценой громадного напряжения сформулировал свою мысль.

- Я не верю этому, - сказал он, - Снежок храбро сражался в Битве при Коровнике. Я сам это видел. Разве не дали ему немедленно после битвы орден "Герой животных 1 степени"?

- Мы совершили эту ошибку, товарищи. Но мы знаем теперь - это записано в секретных документах - он пытался на самом деле привести нас к поражению.

- Но он был ранен, - сказал Боксер, - мы все видели, как по его телу текла кровь.

- Это было между ними условлено! - закричал Пискун. Выстрел Джонса лишь оцарапал его. Я мог бы показать вам документы, но вы не умеете читать. Согласно заговору, Снежок в критический момент должен был подать сигнал к бегству и очистить поле боя врагу. И он почти преуспел в этом. Более того, это ему вполне удалось бы, если бы не наш героический Вождь, товарищ Наполеон. Разве вы не помните, что в тот момент, когда Джонс и его люди оказались во дворе, Снежок вдруг показал им тыл, и многие животные побежали за ним? И разве не помните вы, что именно в этот момент, когда началась паника и казалось, что все потеряно, вперед выскочил товарищ Наполеон и с криком "Смерть человечеству!" вонзил зубы в ногу Джонса... Ну, что вы? Конечно, помните?! - воскликнул Пискун, покачиваясь из стороны в сторону.

После того, как Пискун столь наглядно описал события, многим показалось, что они все это припоминают. Во всяком случае, они помнили, что в критический момент сражения Снежок кинулся бежать. Но Боксеру все еще было не по себе.

- Я не верю в то, что Снежок был предателем с самого начала, - объявил он. - Что произошло после - другое дело. Но я не верю, что во время Битвы при Коровнике он был неверный товарищ.

- Наш Вождь, товарищ Наполеон, заявил категорически, Пискун выговаривал каждое слово, каждый звук громко и отчетливо, - совершенно категорически, товарищи, что Снежок был агентом Джонса с самого начала, и к тому же задолго до того, как возникла мысль о Восстании.

- Ну, это совсем другое дело, - сказал Боксер. - Раз товарищ Наполеон сказал - значит, так оно и есть.

- Вот это правильно, товарищи! - воскликнул Пискун. Было замечено, однако, что его маленькие поблескивающие глазки глянули на Боксера чрезвычайно неприязненно. Он повернулся было к выходу, но остановился и внушительно сказал: - Я призываю всех животных к неустанной бдительности. Мы имеем сведения, что секретные агенты Снежка орудуют среди нас в эту самую минуту!

Четыре дня спустя, под вечер, Наполеон всем приказал собраться во дворе. Когда все были в сборе, из главных дверей жилого дома появился Наполеон. На шее его висела медаль (он недавно наградил себя орденом Героя Животных 1 степени и орденом Героя 2 степени). Девять огромных псов ограждали его, и от их рычания мороз пробирал присутствующих. Животные съежились и замолчали. У них появилось предчувствие, что должно произойти нечто ужасное.

Наполеон строго оглядел собравшихся. Внезапно он пронзительно взвизгнул. Немедленно собаки ринулись вперед, схватили за уши четырех кабанчиков и поволокли их, омертвевших от ужаса и боли, к ногам Наполеона. У кабанчиков из надорванных ушей шла кровь, и собаки, ощутив ее вкус, совсем обезумели. Ко всеобщему удивлению, три пса бросились на Боксера. Увидев, что они нападают, Боксер приготовился, выдвинув вперед ногу, перехватив ею в воздух прыгнувшую на него собаку, он прижал ее к земле. Две другие тотчас убежали, поджав хвост. Боксер обратил взгляд на Наполеона, молча спрашивая, раздавить ему пса или отпустить. Физиономия Наполеона, казалось, дрогнула. Он резко приказал Боксеру отпустить собаку. Боксер тут же убрал копыто. И помятый пес улизнул, громко скуля.

Кавардак вскоре прекратился. Четверо кабанчиков, дрожа, ожидали своей участи. На их физиономиях застыло выражение осознанной вины... Наполеон велел им сознаться в содеянных ими преступлениях. Это были те самые кабанчики, которые пробовали протестовать, когда Наполеон отменил воскресные Совещания. Без дальнейших понуканий они признались в том, что состояли в тайной связи со Снежком с момента его изгнания, сотрудничали с ним в деле разрушения мельницы и сговорились, чтобы "Ферма Животных" перешла в руки м-ра Фредерика. Они рассказали, что Снежок признался в тайной беседе с ними, что много лет был тайным агентом Джонса. Когда они закончили свою исповедь, собаки немедленно разорвали им глотки, после чего Наполеон ужасным голосом потребовал, чтобы тут же признался каждый, кому есть в чем признаться.

Вперед вышли три курицы, зачинщицы неудавшегося яичного бунта. Они заявили, что Снежок являлся к ним во сне и велел подстрекать кур к неповиновению приказам Наполеона. Они тоже были убиты на месте. Затем вперед вышел гусь и сознался, что утаил от прошлого урожая шесть зерен кукурузы, которые съел как-то ночью. За ним призналась овца - она помочилась в пруд с питьевой водой, побуждаемая к этому, по ее словам, самим Снежком; две другие овцы признались в убийстве старого барана, особо преданного последователя Наполеона. Баран умер от того, что они долго гоняли его вокруг костра, не обращая внимания на то, как сильно кашлял старик. Всех признавшихся уничтожили тут же. Признания продолжались. Под конец груда трупов лежала у ног Наполеона, а воздух был пропитан тяжким запахом крови.

Когда все кончилось, остальные животные, исключая собак и свиней, молча побрели прочь, чувствуя себя жалкими и несчастными. Они не знали, что потрясло их больше: предательство животных, присоединившихся к Снежку, или жестокое возмездие, свидетелями которого они только что были. В давно ушедшие времена им нередко случалось видеть сцены не менее страшные, кровопролитные. Но то, что произошло сегодня, казалось много хуже, потому что люди в этом не участвовали. С того момента, как Джонс покинул ферму, ни одно животное не убивало других животных, даже крыс.

Они ушли к самому холму, где стояла полузаконченная мельница, и в едином порыве улеглись рядышком, прижавшись к земле, словно ища у нее и друг у друга тепла - Люцерна, Мюриэль, Бенджамин, коровы, овцы, все стадо гусей и кур все, кроме кошки, которая внезапно исчезла в тот момент, когда Наполеон приказал объявить общий сбор. Некоторое время все молчали. Остался стоять один Боксер. Он беспокойно переступал с ноги на ногу, хлеща себя по бокам длинным черным хвостом, время от времени удивленно всхрапывая. Наконец, он сказал: "Я этого не понимаю. Я ни за что бы ни поверил, что такое может случиться у нас на ферме. Наверное, мы в чем-то сами виноваты. И решение вопроса в том, по-моему, чтобы работать больше. С сегодняшнего дня я буду подниматься на полный час раньше."

Он удалился своей тяжелой рысью, направляясь к карьеру. Там он набрал и отвез к мельнице две повозки камня, и лишь после этого отправился спать.

Животные молча толпились поближе к Люцерне. С холма, на котором они лежали, видна была вся округа. Можно было охватить взглядом всю территорию "Фермы Животных", ее пастбища, протянувшиеся до самой дороги, луга, рощицы, пруд с питьевой водой, вспаханные поля, на которых зеленела и наливалась молодая пшеница, красные крыши строений фермы, из труб которых вился дымок... Был ясный весенний вечер. Лучи заходящего солнца освещали траву и зеленые изгороди. Животные с удивлением осознали снова, что это все - их собственная земля. Никогда еще родная ферма не казалась им столь дорогой и желанной. И Люцерна, глядевшая на зеленый склон холма, почувствовала, что глаза ее наполнились слезами. Попытайся она выразить свои мысли, она сказала бы, что не к этому стремились они, когда несколько лет назад трудились над свержением человеческой расы. Не сцены террора и убийств виделись им, когда старик Майор впервые побудил их к Восстанию. Рисуя тогда картину будущего, они представляли себе общество животных, свободное от голода и кнута, где все равны, где каждый работает в меру своих способностей, сильные охраняют слабых, как сделала это сама Люцерна в ночь речи Майора, оградив своей передней ногой выводок утят. А вместо этого - непонятно почему - наступило время, когда никто не решается высказать свои мысли, а яростно рычащие собаки снуют повсюду, и приходится смотреть, как твоих товарищей разрывают на куски после того, как они сознаются в совершении немыслимых, кошмарных преступлений... Люцерна думала об этом без возмущения, без мысли о протесте. Она сознавала, что даже теперь животным значительно лучше, чем во времена Джонса, и, значит, прежде всего следовало заботиться о том, чтобы человеческие существа не возвратились. Что бы ни случилось, она останется верной, будет работать изо всех сил, выполнять приказания, подчиняться руководству Наполеона. И все же... Не для этого трудилась она и все остальные, не на это они надеялись. Не затем строили они мельницу и шли под пули Джонсова ружья. Вот что думала она, хоть и не умела высказать свои мысли.