Безумная из Шайо

Барон. Невероятно! Как же так?

Изыскатель. Дорогой барон, демоны или добрые духи, охраняющие подземные сокровища, ревнивы и бдительны. Вероятно, они правы. Если мы окончательно нарушим внутреннее равновесие нашей планеты, она рискует в один прекрасный день сорваться со своей орбиты… Тем хуже для нас. Раз уж человек предпочитает быть на своем шаре не обитателем, а его жокеем, пусть и несет весь риск, сопряженный со скачками. Тем не менее задача изыскателя крайне тяжка.

Председатель. Знаю: в Тебризе его бросают на съедение клопам, на Целебесе с него заживо сдирают кожу.

Изыскатель. Да, если угодно. В наш век мученичество принимают не за веру, а за горючее. Но самым страшным оружием наших врагов остается шантаж. На поверхности земли они располагают ландшафтами и городами, которые так прекрасны, что их все чтят, мешая нам эксплуатировать или, если угодно, разорять их, потому что там, где проходим мы, уже не растет трава и не восстанавливаются памятники. Наши враги внушают отсталым умам, что такие малозначительные явления, как память, история, общение между людьми, должны цениться выше, чем металлы и жидкости адских недр… Они даже посылают детей играть в местах, прямо-таки предназначенных для разведки! Золото Рейна не так бдительно охраняется карликами, как золото Парижа – парковыми сторожами.

Председатель. Укажите место, где надо производить разведку. У меня найдутся связи, которые обеспечат разрешение рыть даже в самом центре Тюильрийского сада.

Изыскатель. Но можно ли с полной определенностью указать такое место в городе, который наши враги превратили в свалку всяческого старья? Сбивая со следа лучших наших ищеек, они допускают, что площади, склоны холмов, террасы кафе и городских садов, а также окраины кладбищ вновь зарастают напластованиями духовности, от которых люди, прославившие себя в борьбе и любви, на протяжении веков расчищали эти места. В кварталах, где я распознаю флюиды, источаемые нефтью, железом, платиной, еще более мощные токи, исходящие от уже мертвых поколений и живых поклонников старины, повсеместно рассеивают или заглушают эти благотворные веяния. Повсеместно людская жизнь с ее треволнениями, словно забавляясь, препятствует мне в моих начинаниях с ископаемыми. Даже здесь…

Барон. Здесь? В Шайо?

Изыскатель. Вы посещаете кафе района Шайо, барон?

Барон. Лет уже тридцать. И не без усердия.

Изыскатель. Вы пробовали здешнюю воду?

Барон. Эти опыты я отложил на будущее.

Изыскатель. Изыскатель – это дегустатор воды. Вода по-прежнему остается главной разглашательницей тайн земли, и самый прекрасный родник – изменник, предательски выдающий людям то, что творится в недрах. Так вот вчера за этим самым столиком после первого же глотка воды из графина я затрепетал от надежды! Я выпил второй стакан, третий, пятый. Ошибки быть не могло! Мои вкусовые бугорки прямо-таки набухли от самого сладкого для изыскателя вкуса – вкуса нефти.

Биржевой заяц. Нефть в районе Шайо!

Председатель. Господа! Графин воды и три стакана, официант, да поживей! Угощаю я, барон. Выпьем за Объединенный банк!

Барон. С восторгом!

Изыскатель. Не благодарите. Вы будете пить обычную пресную воду. Тот вкус исчез, даже для меня. Враждебные нам демоны опередили меня. Они создали вокруг этого кафе новую атмосферу, некое оживление, которое совершенно притупило мое чутье. Не думайте, что если вчера вечером воздух был особенно тяжел, а девушки особенно прелестны, так это простая случайность. Неслучаен и хоровод этих балаганщиков у наших столиков нынче утром. Все это имело цель размагнитить нас, привести в нервозное настроение, побудить пить шампанское, иными словами, вернуть воде ее привычный вкус. Я попытался повторить вчерашний опыт. Тщетно. Я не сумел помешать официанту рассказать мне, что тут, на этом же месте, Мольер, Расин и Лафонтен некогда распивали отейльское вино. Он с ними стакнулся. Они превратили мою воду в дрянное винишко!

Председатель. Но у вас же есть какой-то план? У такого человека, как вы, должен быть план!

Изыскатель. Вне всякого сомнения.

Председатель. Можем ли мы узнать – какой?

Изыскатель. Сперва каждый из вас должен гарантировать мне молчание, а для этого – доверить мне какую-нибудь свою тайну…

Председатель. Что ж, справедливо.

Изыскатель. С именами и датами.

Председатель. Само собой разумеется. Начнем с меня. Грузо-пассажирский пароход «Святая Барбара», сочтенный утонувшим со всем грузом и людьми двадцать четвертого декабря тысяча девятьсот тридцатого года, был зафрахтован мною специально для этого кораблекрушения и застрахован на мое имя на сумму втрое дороже реальной стоимости. Это произошло в канун Рождества, известие я получил в церкви во время всенощной. Ваш черед, барон!

Барон. Третьего мая тысяча девятьсот двадцать седьмого года девица по фамилии Шанталь де Люгр пустила себе пулю в лоб, потому что не смогла выкупить у меня по назначенной цене некие довольно любопытные письма. Произошло это в четверг. Ее братишка не пошел в школу и играл подле нее. Добавлю, что она жива. Всего-навсего ослепла… Теперь вы, биржевик.

Биржевой заяц. С полудня шестнадцатого апреля тысяча девятьсот тридцать второго года до утра семнадцатого я являлся казначеем и распорядителем комитета по оказанию материальной и денежной помощи жертвам наводнения на Юге…

Изыскатель. Отлично. Достаточно.

Биржевой заяц. Это было как раз с шестнадцатого на семнадцатое апреля. Семнадцатого – день рождения дорогой моей матушки.

Изыскатель. Итак, вот мой план… Господи, это еще что за личность?

Появляется Безумная из Шайо. Облик важной дамы. Шелковая юбка с поднятым и подколотым металлическими защипками для белья шлейфом. Туфли эпохи Людовика XIII. Шляпа времен Марии-Антуанетты. Лорнет на цепочке. Камея. Кошелка. Она обходит террасу, останавливается неподалеку от группы дельцов и достает из-за корсажа звонок, какие бывают в столовых. Нажимает на него. Появляется Ирма.

Безумная. Ирма, кости мои готовы?

Ирма. Их маловато, графиня. Но цыпленок был откормленный. Зайдите минут через десять.

Безумная. А зобик?

Ирма. Постараюсь сохранить. Клиент нынче такой – все приедает.

Безумная. Если он съест зобик, сохрани хоть потроха. Кот с Токийской набережной любит их больше, чем селезенку. (О чем-то задумывается, делает шаг вперед и останавливается перед столиком Председателя.)

Председатель. Официант, уберите эту женщину!

Официант. Никак невозможно, мсье. Она здесь у себя.

Председатель. Она – управляющая в вашем кафе?

Официант. Это безумная из Шайо, мсье.

Председатель. Как! Помешанная?

Официант. Почему же помешанная? С чего бы ей помешаться?

Председатель. Да вы же сами это сказали, идиот!

Официант. Я? Я сказал так, как ее все называют. Но почему она помешанная? Я не позволю оскорблять ее. Это безумная из Шайо.

Председатель. Полицейского сюда!

Безумная из Шайо свистит в пальцы. Появляется Мальчик-рассыльный. Через руку у него перекинуты три шарфа.

Безумная. Ну что? Нашел мое боа?

Рассыльный. Нет еще, графиня. Я нашел не боа, а эти три шарфа.

Безумная. Уже пять лет, как я его потеряла. Мог бы и найти за это время.

Рассыльный. Возьмите любой из шарфов. Их никто не спрашивает.

Безумная. Боа из коричневых перьев, длиной в три метра, это же заметная вещь!

Рассыльный. Голубой шарф очень миленький.

Безумная. При розовом-то воротнике и зеленой вуали на шляпе? Ты что, смеешься? Дай желтый. Подходит?

Рассыльный. Изумительно.

Безумная кокетливым движением набрасывает шарф, опрокидывает стакан Председателя ему на брюки и удаляется.