Страница 38 из 42
— Как от тебя воняет!
— Будь добр, сними с меня наручники, Шура.
— Ха, размечтался. Стас, принеси мне жаровню с углями. И этот, штырь Грини, который он зовет своей тростью.
— Может, лучше взять монтировку, Шура? Гриня тебе это не простит…
— Да достал он меня, понял? Неси его хрень, пусть потом побесится, мне нравится, когда он дуется и размахивает кулаками.
— Шура, лучше дай мне попить, зачем тебе нужна жаровня?
— Заткнись,
— Заткнись, Нелюдь! Достал. Я тебе еще дам шанс высказаться, но все в свое время…
Шура привязал меня к дереву под наскоро сооруженным навесом из брезента. На улице накрапывал дождь. Внезапно поднялся ветер и ледяными ударами хлестал меня по щекам, заставляя все яснее осознавать, во что я влип.
Никакого шанса на победу. Сплошные поражения во всем. Внутри пустота и мое падение еще не завершилось. Но надо взять себя в руки и попытаться убедить Шуру отпустить меня. Внушение. Но я сильно ослаб.
Вернулся Стас с железным ящиком. На руках у него были рукавицы, чтобы не обжечься, подмышкой он сжимал железный прут.
— Но смотри, — сказал Стас Шуре, — я не имею к краже Грининой трости никакого отношения.
— Да что вы возитесь, в самом деле! — возмутился я. — Все расскажу, хотите?
— Конечно, я слушаю тебя, — с легким разочарованием на лице повернулся ко мне Шура. Он явно рассчитывал на большое удовольствие от издевательств надо мной. Как не прискорбно, но он правильно рассчитывает…
— А вот тебе правда: если мой отец что-то сказал про оружие — он солгал. Я ничего об этом не знал до недавнего времени. У меня убили сначала отца, потом деда. Меня спрятали, но я не понимал почему. И вот я здесь. И нет никакого оружия!
— Ой, убедил, — Стас закатил глаза к небу и повернулся на каблуках. — Убеди теперь Шуру и можешь быть свободен.
Шура с довольной ухмылкой сунул штырь в угли и пошевелил им там так, что над жаровней поднялся сноп искры.
— Спокойной ночи, Стас, — сказал вслед удаляющемуся приятелю, Шура.
— Уснешь теперь, — услышал я его тихий ответ, — вопли всех перебудят.
— Я постараюсь потише, чтобы не разбудить дочурку Шефа. Да и довольно далеко мы от лагеря. Ты ведь не будешь очень громко кричать, Нелюдь? Я слышал, ты просто монстр. Мы это обязательно проверим.
Он подошел ко мне и срезал бинт. Перетянувший мне живот.
— Ранку надо прижечь, — ласково сказал мне Шура. — А то будет бо-бо.
— Сними с меня наручники и дай воды, — медленно проговорил я, вбивая каждое слово в сознание своего мучителя. Мужчина замер в нерешительности, а потом вяло улыбнулся.
— Изя, Коля, идите сюда, а то мне очень скучно с нашим новым другом.
На зов под тент тут же зашли двое охранников.
— Что, неуютно? — Хмыкнул один из них. — Нелюдя все боятся, не дрейфь.
— Да не боюсь я его, — отмахнулся Шура, оживая, и достал из углей штифт, край которого раскалился до вялого красноватого свечения. — Просто как-то … короче, покурите, ребята…
* * *
Внезапно все кончилось. Шура смешно хрюкнул и выронил железную трость. Я с трудом поднял голову. Сознание плавало в мути боли, слова мешались с мыслями.
Шура прижег мне рану в боку, приговаривая:
— Говори, падла, где оружие!
Ну что я мог ему сказать? Конечно, я раскололся, не дурак, чтобы зазря боль терпеть, тем более, был бы смысл, а так… В Припяти, говорю. А он мне: какое оно, что это.
Тут думать надо было, фантазию подогнать, а я уже не мог. И Шура стал тыкать в меня этим прутом.
Но теперь все закончилось. Я смотрел в лица людей и не узнавал их.
— Все, Нелюдь, — говорил мне пожилой, сухощавый мужчина, на лице которого жесткими жгутами пролегли мышцы. — Сейчас мы тебя отсюда вытащим.
Второй человек, значительно моложе, с большими клещами вынырнул из темноты справа. Сейчас мне будут что-то отрезать, — подумал я вяло, но человек перекусил цепь наручников и поддержал меня, когда я вознамерился упасть.
— А ну, — сказал он мне, — я сам тебя убью. Ишь чего, легкой смерти захотел?…
— Верди? — наконец узнал я.
— И Саркисов, все верно подметил, душа глазастая!
Наемник потрепал меня по голове.
— Давайте, тихо к машине, она за этим полем, тут от силы пол километра.
— Не дойду, — сообщил я.
— Дойдешь, Нелюдь, куда ты нахрен денешься с подводной лодке, — фыркнул Верди. — Смотри, не позорься, или я тебя на руках понесу.
— О, — пробормотал я, — это было бы неплохо…
— На, — Саркисов приложил к моим губа флягу. — Пей быстро и пошли.
Я сделал сразу три больших глотка, прекрасно зная, что там будет.
— У, как присосался, — засмеялся Верди, а Саркисов отнял у меня флягу. — Все. Хватит. Теперь пошли. И старайся вести себя тихо. Мы перебили тут охрану, но вдруг кто появится.
Как не странно, выбрались мы без приключений, только встретили одного мужика, да и тот нас не заметил — пошел мимо отливать в кусты. Сарки его и трогать не стал; мы подождали, пока он пройдет, и заторопились дальше. Через четверть часа Верди уже усадил меня, совершенно пьяного, на переднее сидение машины и сам сел за руль.
Глава 10
Я сбежал от них. Две взрослые няньки достали меня до самых печенок. Хотели везти обратно в город к доктору и ну никак не хотели подкинуть меня до деревни, где мы в последний раз виделись с Лысым. Хотя я, наверное, слишком сильно помутился рассудком. Мне все казалось, что Лысый сдержит свое обещание и навредит Вовке. Я почему-то совсем забыл, где и с кем находится моя подруга детства.
К ночи я оклемался, обнаружив себя за рулем машины. С трудом мне удалось вспомнить, что я выгнал наемников из машины внушением и сам сел за руль. Теперь машина стояла в темноте, двигатель молчал.
Я медленно открыл дверь и выбрался на свежий воздух, придерживая раненный бок, перевязанный Саркисовым. Ко всему привыкаешь, но как же это неприятно — дырка в боку. И этот постоянный, тяжелый запах крови, алкоголя и каких-то медикаментов. Самого от себя тошнит. Помыться бы, да где уж там?!
Нужно понять, что мне теперь делать, куда идти и чего добиваться. Я зря не остался с друзьями, жаль, что друзья не смогли противиться моим приказам. Порою я сам себя пугаю, но это чувство быстро проходит. Как и сейчас.
Я с кряхтением достал с заднего сидения початую бутылку коньяка, из которой Саркисов промывал мне рану, и сделал большой глоток. Не стоит сейчас трезветь до конца. Сейчас я приму глупое решение и не хочу, чтобы разум слишком громко вопил.
Да, нужно еще выпить.
Ночной ветер налетел, зашептал что-то в ухо, но я не понял его слов. Как жалко, что я не могу его понять. Почему то я знаю, что когда был маленьким, понимал его язык. Я понимал, что говорит трава и на что намекает лающий пес. Теперь — нет.
Я сделал еще один глоток и закинул голову, вглядываясь в затянутое облаками небо. Ни одна звезда не пристыдила меня своим взглядом. Вот теперь можно, теперь мир кажется мне совершенно другим и я готов. Умереть.
Что у меня осталось?
Ничего!
Вернуться в город равносильно самоубийству. Во-первых, Назур. Этот матерый лев своего не упустит, он слишком долго ждал и слишком многое отдал. Меня найдут и очень скоро. Впрочем, не известно, кто будет первым. Наверняка Верди и Саркисов на меня в обиде. Я их и не виню — мой поступок дружеским не назовешь. Я бросил двоих наемников где-то посреди поля. С одной стороны им, конечно, не привыкать топтать нашу землю ботинками, с другой стороны они наверняка захотят выказать мне свое недовольство. И как же я мог забыть о гражданине Лысенко, который тоже мечтает завладеть моей персоной и подвластным лишь мне оружием против призраков.
Надоело не понимать. Надоела неизвестность. Я устал не знать все то, что с детства вдалбливают в других.
Пора найти это оружие.
Никогда не ходи в Припять, внук.
Имей свою голову на плечах.