Страница 30 из 42
— Лезь, — коротко велел я. — Мне тебя не вытянуть.
Удивительно, но смысл моих слов дошел до его разума и он с усилием перекинул свое одутловатое тело через край обрыва, вяло перекатился и захрипел. Я, отпустив веревку, отошел к дереву и плюхнулся на влажную землю. Здесь, под густой кроной, капли падали заметно реже.
Достав непослушными, влажными от крови руками, сигарету, сунул ее в рот и закурил. Дым в ночном воздухе казался плотным и серым. С пальцев капала кровь, и я отогнул мизинец, чувствуя, как повисает на нем щекотливая капля.
Лис сунулся и стал вылизывать мне ладонь. Я отдернул руку.
— Не надо, Лис, — попросил я. — Все нормально.
Псу очень хотелось быть полезным, но он не знал, чем себя занять. Он подошел к человеку и стал его тщательно обнюхивать, изучая. Спасенный внезапно застонал и попытался отмахнуться, но Лис молниеносно перехватил его руку за запястье.
— Не порань его, — прикрикнул я.
Лис отпустил человека и, подойдя ко мне, сел.
— И что мне с тобой делать? — утомленно задал я риторический вопрос. Ну, никак я не ожидал, что мне ответят.
— Ничего со мной не надо делать, уже наделали! — надорванным голосом огрызнулся мужчина и сел. — Чего вылупился? Мертвецов никогда не видел?
Мы жгли найденные, отсыревшие газеты, вперемешку с влажными дровами в железной бытовке с выбитыми стеклами. Это было нам даже на руку — ветер, забирающийся в маленький, насквозь проржавевший домик, тем не менее, выносил отсюда весь дым.
— И почему ты так уверен, что он не фонит? — в который уже раз спросил Лысый, пристально вглядываясь в мое лицо. Боже, как мне не нравился этот взгляд! Я старательно отворачивался, но все равно чувствовал этот навязчивый и неотрывный взгляд. Он словно хотел проглядеть во мне здоровенную дыру или отыскать то, что я якобы от него прячу.
— Не задавай дурацких вопросов, — проворчал я, сматывая с ноги совершенно промокший бинт. Я прекрасно помнил указ Егора — менять повязку, если намокнет. Бинт я предусмотрительно убрал во внутренний карман к сигаретам и зажигалке. Как в воду глядел!
— Знаю — значит, знаю, — закончил я.
— Да откуда ты можешь знать такие вещи?! — всплеснул руками Лысый. — Слушай, я еще размножаться хочу! Этот домик наверняка…
— Иди на улицу, — не выдержал я. Лис встревожено взглянул на хозяина — что это он голос повысил. Я погладил лобастую влажную голову.
— Ладно, ладно, — примирительно развел руки Лысый. — Ты кто таков будешь?
Теперь в свете огня я смог его хорошенько рассмотреть и что-то мне в нем не понравилось. От него веяло чем-то незнакомым и опасным. Это неисчезающее ощущение меня настораживало. Он был совершенно сед, его густые волосы словно бы покрылись пеплом. Щеки заросли двухдневной белой щетиной. Поседел ведь совсем, от страха, наверное.
Ручки у него были короткие, пухлые, сам он был на голову ниже меня.
— Я бы хотел услышать, как ты оказался на той веревке…
Бросив мокрый бинт в огонь, я вытер края раны и вздохнул. Нога отекла, швы все вспухли, кожа покраснела.
— Заражение, — сказал вдруг Лысый. — И отрежут тебе ногу.
Я поднял голову и вперил в него такой злой взгляд, что человек испугался.
— Я только предположил, — поспешно заверил меня он. — Не обижайся.
— Как ты оказался на веревке? — выделяя каждое слово, требовательно спросил я.
— Бизнесмен я, — значительно сказал Лысый так, словно бы это все объясняло.
— Ну? — подбодрил я рассказчика.
— А у тебя точно попить ничего нет? В горле пересохло так, словно там стадо верблюдов топталось!
— Нет у меня ничего, — я устало поджал губы. — Скажи спасибо, что…
— Спасибо, — прервал меня Лысый. — Дай, может, я посмотрю, что у тебя с руками? А то самому не удобно, небось.
— Небось, — передразнил его я, но сопротивляться не стал.
У него были ледяные пальцы, как у трупа, и я вздрогнул от его прикосновения. Лысый хмурил жидкие брови и так комично вглядывался в мои истерзанные ладони, что мне стало горько и смешно одновременно. Отобрав у него свои руки, я стал неуклюже заматывать простреленную ногу.
Чувствуя, что я ему не дамся, Лысый отстранился, сел прямо, и сказал:
— Раны на руках надо промыть, обработать антисептиком и перевязать. А нога… здесь антибиотики нужны.
— Нет у меня ничего, — в который уже раз повторил я. — Жив и то ладно.
— До моего дому далеко, — внезапно, с тоской сказал Лысый, и я посмотрел на него. Подождал продолжения, но мужчина молчал и я закурил.
— Дай сигарету, а? — попросил Лысый.
— Бросать надо курить, — сказал я, и не думая выполнять его просьбу. Сначала спасай его, теперь сигарету, а завтра что? Я ему еще денег должен буду?
Во, дурак, не знал я, насколько правдивы были эти мимолетные мысли…
— Слушай, спаситель, чего ты такой неприветливый? — обиделся Лысый.
— А с чего мне быть приветливым? Я о тебе ничего не знаю…
— Ну, хорошо, меня зовут Михаил Лысенко, но все кличут меня Лысым. Законы ныне такие, фамильярные. Я бизнесмен, если что привести с большой земли или вывести — это ко мне. Но некоторым очень не нравится здоровая конкуренция и меня попросту решили убрать. Скажем так, я не люблю делиться тем, что мне принадлежит, а в некоторых кругах это непростительная ошибка, — он коротко хохотнул и обхватил себя руками, словно замерз. — Но убивать тоже не очень-то красиво, вот и придумали подвесить меня на шнурке. Здесь вокруг на семь километров ни одного живого человека. Как ты тут оказался… на мое счастье?
— Случайно, — честно ответил я.
— Да что ты такой неразговорчивый? — возмутился Лысый.
— Устал, — проворчал я и стал прилаживать у костра свои мокрые, испачканные в глине брюки. Очень хотелось хлебнуть горячего чая с коньяком и завалиться под теплое одеяло спать.
— Завтра уберемся отсюда, — воодушевленно рассказывал мне Лысый. — Вот до моего дома доберемся. Да я тебе все что угодно отдам! Ты мне жизнь спас, если бы не ты, подыхать мне по-собачьи.
— Не обижай собак, — предупредил я.
— Ты серьезно? — недоверчиво глянул на меня мужчина. — Во, дикарь!
— Все, — не выдержал я, — больно разговорчив ты. Я спать, а сам — как знаешь.
— Да как хоть звать тебя, скажи? Должен же я знать имя своего спасителя!
Удивительно быстро ты оклемался, дяденька, — подумал я в раздражении. — Подозрительно как-то.
— Зови меня Нелюдем. А он, — я кивнул на Лиса, — Чернобылец.
Глава 8
Я проснулся под утро от странных монотонных звуков. Приподнялся на локте в полной темноте, нарушаемой лишь слабым свечением угасающих углей, дотянулся до небольшой кучки дров, и, выбрав несколько веток, сунул их в костер. Через несколько минут проснувшиеся угли возродили пламя и в неверном свете костра я смог разобрать, наконец, в чем дело. Нет, я конечно уже понял, кто издает разбудившие меня звуки, но тем более нужно было развести костер пожарче.
Лысого трясло, словно одинокий осиновый лист на ветру. Его зубы отстукивали неимоверную дробь, все тело содрогалось и из груди то и дело доносились сипы и стоны.
Костер запылал, и в маленькой бытовке стало заметно теплее.
Дождь за пределами нашего убежища ослаб, капли окрепли и гулко падали на железную крышу. Из угла, где железо проржавело, вытекала темная лужа воды.
Лысый кутался в свою изодранную спортивную куртку и все трясся. У меня был легкий жар, голова казалась неимоверно тяжелой.
Я растолкал лежащего рядом Лиса:
— Вставай, вставай, лентяй, иди сюда, — кое-как поднялся сам и заставил пса лечь рядом с Лысым. Подтолкнул его так, чтобы человеку было теплее рядом с пушистым зверем. Лис отчаянно и как-то обижено смотрел на меня.
— Давай, выполняй свой собачий долг, будь человеку другом и спасай его жизнь.
Я лег рядом, чтобы собаке не было искуса перебраться ко мне, и задремал. Я спал плохо и то и дело просыпался, чтобы подкинуть дров в огонь…