Страница 24 из 42
Это был прекрасный, теплый вечер. Я решил, что не стоит напрашиваться к старикам в деревню, молодой парень прекрасно мог переночевать под открытым небом. У меня был небольшой рюкзак с потрепанным тонким одеялом, была бутыль с водой, буханка хлеба и несколько банок тушенки для Лиса. Что еще нужно, чтобы скоротать ночь у огня?
Когда стало вечереть и густые сумерки затянули мир слепой дымкой, я сошел с проселка, по которому споро шагал, и направился к нескольким одиноко растущим среди поля дубам и березам. Поле, которое уже давно никто не возделывал, поросло молодыми осинками и березками, которые в скором времени обещали встать непролазной лесной чащей. Но пока еще это были смелые, но тонкие побеги, которые щедро окропили мои брюки и куртку прохладной росой.
Место оказалось отличным, под дубами было сухо и уютно, здесь лежало много нападавших веток, а одна из берез очень удачно упала несколько лет назад, так, что дров на всю ночь было предостаточно.
Я расстелил у корней дуба одеяло, не торопясь запалил костер. Лис с интересом наблюдал за моими действиями, и когда пламя уверенно заплясало, освещая небольшой круг земли, он умиротворенно улегся на почтительном отдалении от костра.
— Нет в планах охоты? — шутливо осведомился я, но пес никак не отреагировал на мой вопрос.
Видимо, ловить полевок нынче ночью ему не очень то и хотелось.
Ухнув, низко пронеслась сова. Вот уж кто отменно поохотиться этим теплым вечером.
Я разогрел тушенку и вылил ее в облупленную железную миску, добавил туда полбуханки черного хлеба и подал это царское угощение Лису. От запаха, источаемого этим блюдом, у меня потекли слюнки, но я удержался от соблазна разделить с псом трапезу. Собака есть собака, ему мясо нужно, а я потерплю. Деньги у меня были, но тратить их попросту я не собирался, кто знает, что будет дальше.
Пес с аппетитом и чавканьем принялся за еду, а я, выломав у поваленной березы прутик, нанизал на него ломоть хлеба и принялся задумчиво поджаривать горбушку.
Наступила ночь и на мир опустилась плотная тьма. Легкий ветерок налетел, потревожив пламя, и утих.
— Не шали, — на всякий случай велел я. — А то еще туч нагонишь, мокни потом.
Хлеб зажарился с обеих сторон, и я с удовольствием, похрустывая аппетитной корочкой, проглотил его, после чего взялся жарить второй кусок. Доев остатки хлеба, я залег спать, с грустью понимая, что позавтракать мне будет завтра уже не чем, а Лис, внезапно приняв одному ему известное решение, поднялся, потянулся и канул в темноту.
— К утру вернись, — напутствовал я его на прощание, но он не успел вернуться. Может, задержался где-то…
Я проснулся за секунду до беды. Снилось, будто я падаю в бесконечную черноту и там, внизу, мне чудились чьи-то выпученные красные глаза.
Я судорожно вздохнул и проснулся, приподнявшись на локтях. Надо мной стояли двое, один из которых улыбался неприятной, кособокой улыбкой. Он был не молод, но крепок телом и чувствовалось в нем нечто такое, что напугало меня. Он держал в руке небольшой пистолет и очень внимательно изучал меня. Рядом с ним стоял парень лет двадцати. У его ног в землю была воткнута лопата с потертой, отшлифованной до блеска ладонями людей, ручкой.
Рассвет уже разбавил мрак, было свежо и влажно от выпавшей под утро росы. Терзаемый кошмаром, я сбил свое тонкое одеяло, и теперь оно лежало у меня под боком.
— Привет, солнышко, — ласково сказал мне мужчина и присел рядом на корточки. — Тебе привет от Нунси.
С этими словами он приставил к моему колену пистолет.
— Нет! — ахнул я. — Не надо.
Мужчина скривился, как-то нехотя немного поднял пистолет, сместив его к краю ноги.
— Нунси просил тебе передать, что шавок на волю он не отпускает.
С этими словами он нажал на курок.
Тявкнул пистолет, правая нога взорвалась болью, и я вспомнил осеннюю ночь, когда впервые познакомился с железом пули.
Я чуть не потерял сознание, завалившись на бок, но меня встряхнули и ударили по лицу.
— Вставай, фуфил, пора заканчивать, — хохотнул парень.
— Успокойся, Верди, веди себя по-человечески, — одернул молодого человека мужчина. — Посмотрим, как деточка Нунси примет смерть.
— А не пойти ли вам к чертям! — прохрипел я, держась за простреленную ногу, из которой, пропитывая брючину, обильно текла горячая кровь.
— На-ка тебе, перевяжи, — мужчина протянул мне черный платок, — а то истечешь кровью раньше, чем выкопаешь себе могилу. Согласись, это хорошее место, чтобы умереть.
— Нет, — буркнул я, но большой платок взял, свернув его в жгут, затянул поверх раны, теряя дыхание. Потом с усилием сглотнул и вытер окровавлены руки о ткань брюк.
— А теперь вставай, — предложил Верди, — вот тебе лопатка, копай как можешь, но не очень тяни, а то мы немного торопимся.
Только теперь до меня начало доходить, что это и есть конец. Нунси дождался, пока не станет Легавого, пока я не покину город. Теперь меня никто и искать не будет… господи! Да о чем я?! Кому меня искать-то?! Пасюку что ли?! Ведь не принял я его предложение, а мог бы сейчас быть вышибалой в Белом Озере. А теперь… теперь мне остается только выкопать себе могилу и умереть.
Не знаю, откуда я взял силы, чтобы подняться. Меня бил озноб выбросившегося в кровь адреналина, руки дрожали, но боль стала вполне терпимой. Наемники указали мне место на самом краю поля, там, где земля была мягче, и встречалось меньше корней. Такая забота почему-то показалась мне насмешкой, но я молча все стерпел.
Копать с простреленной ногой было сущим мучением. Нога не слушалась, стоять на ней было совершенно невозможно, лопата заменила мне костыль. Но, как бы мне не было плохо, под присмотром двоих вооруженных мужчин яма, которую я копал, неотступно росла, приближая момент моей гибели. Я старался все делать медленно, надеясь на чудо, на то, что вот-вот пожалует Лис и спасет меня, но ничего не происходило, а молодой Верди все подгонял меня, грозясь прострелить вторую ногу.
Я упорно слал его к черту и все откидывал в сторону землю.
Разгорелся заревом приближающейся трагедии рассвет, солнце показалось из-за леса, взглянуло на творившееся под его лучами безобразие и спряталось за низко нависшую серую тучу.
— Долго еще мы будим тут с этим, Сарки? — полушепотом спросил Верди. — Хотелось бы вернуться в Малаховку до темноты, у нас сегодня вечером встреча намечалась…
Он смутился под пристальным взглядом старшего мужчины.
— Ты все правильно понял, — выдержав паузу, сказал Сарки. — Сколько понадобиться времени, столько мы и проведем здесь. Кстати, — словно бы неожиданно вспомнив, обратился Сарки ко мне, — где же твой замечательный пес? Я столько всего про него слышал! Что, дескать, он оборотень… или ты оборотень. Чернобыльский Пес. Вообще я слышал, что тебя пули не берут, что ты вроде как нелюдь…
— Прозвище такое, — я оперся на лопату, желая передохнуть.
— А ты полезай в яму, — прикрикнул на меня Верди, — будешь оттуда копать!
— Прозвище говоришь такое?! — ни я, ни Сарки не обратили на молодого и горячего Верди внимания. — И как же ты его заработал, парень?
— Мальчишкой загрыз одного… стрелявшего в меня, — глядя в черные большие глаза Сарки, холодно сказал я.
— Ну-ну, — мужчина улыбнулся своей кривой улыбкой и, достав из кармана блестящий портсигар с какой-то гравировкой, закурил длинную черную сигарету.
Я же, прикусив губу, кое-как спустился в яму и продолжил приближать момент своей гибели…
* * *
— Все, хватит уже! — Верди присел на корточки на краю ямы. — Я, конечно, понимаю, что ты себя очень любишь, но пора и закругляться. Вылезай.
— И как, позволь спросить? — искренне развеселился я. Голова кружилась от потери крови, от боли меня поташнивало, но я уже не испытывал ни страха, ни сожаления. Я смертельно устал. — Ручку мне подашь?
— Сарки, стреляй и пошли! — резко распрямился Верди.
— Ээ, нееет, — протянул я. — Хотелось бы напоследок покурить.