Страница 34 из 47
Сказав это, старик вернулся в зал. На сердце у него лежала тяжесть, и вид его был ужасен. Он видел ещё не происшедшее, и от него не укрылось, что Голова Тора не был воином Вольфингов, что это была Солнце Леса, обладавшая умением изменять свой облик.
Глава XVII. Солнце Леса разговаривает с Тиодольфом
Воины Марки положили Хериульфа в ложбину на вершине холма, где он и был убит, и навалили сверху такой огромный курган, что он был виден издалека. Вокруг захоронили других воинов, решив, что лучше оставить их там, где они создали о себе легенду. А павших римлян похоронили ниже, на западных склонах.
Едва только с захоронениями было покончено, как село солнце, и опустилась ночь. Тиодольф устал и охотно отдохнул бы и выспался, но его одолевало множество мыслей: князь раздумывал, куда теперь он должен вести людей, чтобы снова разбить римлян. Наконец, он решил отойти в сторону от войска, чтобы отдохнуть и вздремнуть. Тиодольф доверил все важные дела воину по имени Сольви и спустился с юго-западного склона холма в небольшую долину, отойдя примерно на фарлонг от места битвы. Долину пересекал ручей, а дальний её конец был укрыт небольшой тисовой рощицей: деревья были низкими, зато росли густо. На короткой траве то тут, то там лежали большие серые камни. Тиодольф спустился к берегу ручья, туда, где поток вливался в озерцо, из которого вытекал потом тонкой полоской и, свернув перед тисовой рощей и пройдя под низкими выступами скалы, оказывался в другой, более широкой долине. Тиодольф смотрел на озеро и улыбался про себя, словно размышляя о чём-то особенно приятном. Он достал висевший у него на боку широкий нож и начал кромсать землю, пока у него не получилось то, что он хотел. Тогда Тиодольф принёс камни и соорудил запруду поперёк того места, где ручей вытекал из озера, потом сел на большой камень и стал наблюдать за тем, как прибывает вода.
Он пытался думать о римском войске и о том, как его одолеть, но все старания были тщетны: мысли Тиодольфа возвращались к обыденной жизни, такой, какой она представлялась ему по окончании войны. Сейчас он не думал об обрушившихся на готов бедствиях, нет, он видел себя среди повседневных забот. Вот он идёт за плугом на пашне, и западный ветер обещает раннюю весну, а вот он с серпом в руках посреди зрелой пшеницы жарким летним днём, и отовсюду доносится смех веселящихся юношей и девушек. Он представлял себя далеко, на другом берегу Реки Бранибора: звёзды ещё только появляются в небе, как и сейчас, а он высматривает, нет ли на опушке случайно забредших в эти края волка или рыси. Вот он идёт по безветренному лесу после первых морозов, когда ещё не выпал снег, с охотничьим луком или дротиком в руке. А вот возвращается из лесу, пробираясь через снег и таща за собой сани с добычей. Стоит глубокая зима, ледяной ветер кусает лицо и несёт клубы снега, а Тиодольф шагает к свету и музыке бражного зала, откуда доносятся весёлые голоса. Там его встретят улыбкой, обрадовавшись возвращению охотников. Тиодольф представлял залитые половодьем луга и сладкий отдых ночью, когда северный ветер завывает вокруг старого дома.
Всё казалось ему прекрасным. Иногда Тиодольф оглядывался и по левую руку от себя видел длинную долину с узким входом, где тёк ручей и тёмные тисы прижимались к скалам. По правую руку тот же ручей, журча, петлями спускался с уступа большого холма. Над головой воина поднималась луна, а откуда-то снизу доносились свист ржанки и трели кроншнепа, чётко слышные спокойным тихим вечером. Где-то далеко раздавались приглушённые голоса его товарищей, оставшихся на вершине, звуки песен и перекличка охраны. Это тоже была часть милой его сердцу жизни, повторявшаяся снова и снова. Тиодольф улыбнулся, почувствовав счастье. Он любил грядущие дни, он страстно ждал их, как юноша на месте свидания ждёт звука девичьих шагов.
Так сидел Тиодольф, и мечты отгоняли от него беспокойство. Наконец, сон одолел князя, и великий воин Вольфингов начал клевать носом, словно старик в углу у печи. Он заснул, и волнения его улеглись, но вместе с этим всё стало казаться ему пустым и глупым.
Вскоре он вздрогнул и проснулся. Стояла глубокая ночь. Ветер совсем стих, и все звуки, кроме журчания ручейка и то и дело раздававшихся криков дозорных, казались глуховатыми. На небо поднималась луна. Лунные лучи отражались в каждой волне небольшого озера перед Тиодольфом, и казалось, что оно светится. Запруда наполнилась до краёв, и вода теперь перетекала через плотину. Тиодольф поднялся с камня, снял боевые доспехи, бросил Плуг Толпы на траву рядом с собой и решил искупаться, но, будучи ещё сонным, задумавшись, остановился. В это время плотина не выдержала, и течение выбило один из камней, а затем другой, потом ещё два или три, а после мягким ударом столкнуло все, и ручей с плеском побежал по долине, за минуту или две заполнив все маленькие впадины. Тиодольф, тихо посмеявшись этому, перестал расстёгивать котту, прилёг на траву рядом с камнем и, оглядев долину, сразу же заснул. Снов он не видел.
Когда он снова проснулся, ещё была ночь. Но луна стояла низко, и в небе над холмом уже появились первые проблески зари. Тиодольф какое-то время лежал, собираясь с мыслями и стараясь вспомнить, где он, как обычно бывает с людьми, проснувшимися после глубокого сна. Затем он вскочил на ноги и оказался лицом к лицу с женщиной. Кто же она, как не Солнце Леса? Тиодольф не удивился. Он протянул руку и дотронулся до неё, хотя ещё не вполне сбросил с себя тяжесть сна и не вспомнил всего, что случилось с ним вчера.
Женщина немного отстранилась от воина, и взгляд Тиодольфа прояснился. Он увидел, что она была босая, в лёгком чёрном платье. На руках её не было золотых колец, на шее не было ожерелья, а на голове – короны. Но она выглядела столь прекрасной на исходе этой ночи, что он вспомнил её красоту, открывавшуюся в солнечном свете дня. Воин громко рассмеялся, радуясь встрече, и спросил: «Что случилось, Солнце Леса? Или это такой новый обычай твоего рода и всех божеств – одевать невесту как только что пленённую невольницу или как женщину, потерявшую всю родню и ставшую бродяжкой? Кто же тогда будет стремиться в Жилище Асов и взбираться к Дому Богов?»
Солнце Леса отвечала ему, не подходя ближе, но таким нежным голосом, какой способен проникнуть в самое сердце:
Она посмотрела на него с тоской, некоторое время оставаясь на месте, но, наконец, не сумев сдержать себя, подошла к нему, взяла его руки в свои, поцеловала его в губы и, лаская, произнесла: