Страница 40 из 48
«Двор львов» во дворце эмиров в Альгамбре. XIV в.
6 января 1492 г. в Гранаду въехали Католические короли. Два с половиной века просуществовало небольшое исламское государство – Гранадский эмират, отстаивая собственную независимость от северян-христиан и южан-мусульман, стремившихся прибрать к своим рукам его богатейшие порты и связи, развитую торговлю и текстильное производство. Пожалуй, его вклад в сокровищницу испанской и европейской культуры, в том числе и политической, вполне сопоставим с вкладом Кордовского халифата. В известном смысле он даже может представлять больший интерес, поскольку предлагает новый для ислама опыт – Гранадский эмират был государством, родившимся не на Востоке и не в условиях политического доминирования ислама в регионе, как то было с Кордовским халифатом. Он был продуктом андалусской, а не аравийской, персидской, африканской и т. д., истории. Стоявшие во главе его люди принадлежали к андалусской общности и говорили на южном наречии романсе и местном диалекте арабского, они ориентировались на политические порядки соседей-христиан, что в частности сказалось на статусе эмира, частенько одевались по европейской моде, но сохраняли религиозную и этническую идентичность. Наконец, Гранадский эмират был встроен в исключительно европейскую систему вассальных связей, существовавшую на Пиренейском полуострове, хотя органы управления оставались во многом традиционно восточными.
С точки зрения политической истории пример Гранадского эмирата необычайно интересен именно синтезом европейских и восточных элементов.
Система управления, которая была принята на землях, подвластных мусульманским правителям, резко отличалась от известных Европе моделей и оказала вполне очевидное влияние на христианские потестарные органы.
В течение восьми столетий на Пиренейском полуострове существовала исламская государственность, по природе своей теократическая, которая воплощалась на разных этапах политического развития в различных формах.
Поначалу Аль-Андалус вошел в состав обширной провинции, земли которой простирались от Египта до Марокко. Военачальники, возглавлявшие испанские кампании, осуществляли здесь верховную власть именем халифа, но чувствовали себя достаточно независимыми, поскольку одновременно являлись правителями северо-африканских земель. И Муса ибн Нусайр, и Тарик самостоятельно подписывали капитуляции, чеканили монету и назначали себе заместителей.
Эта практика была быстро пресечена Дамаском, где предпочитали видеть во главе приобретенных земель покорных управителей – вали. По существу власть была передана в руки военных, которые редко удерживали ее дольше двух лет, в силу прямой зависимости от настроений в войске. В сферу их полномочий входили также фискальные, судебные, административные и духовные вопросы. Они опирались на вали более низкого статуса, которым поручалось управление отдельными областями и пограничными марками. Аль-Андалус был выделен в отдельную провинцию.
Это во многом облегчило установление здесь власти эмира в середине VIII столетия. Бежавший после переворота в Дамаске на Север Африки последний Омейяд никак не смог бы претендовать на власть над огромными и в высшей степени неоднородными пространствами мусульманской Африки. Договориться с политической оппозицией в Аль-Андалусе было гораздо проще и, как показала история, весьма перспективно. Приход к власти Абд ар-Рахмана способствовал важным институциональным изменениям. Он стал первым эмиром Аль-Андалуса. Будучи мудрым политиком, он проводил и поддерживал необходимые мероприятия политического характера, дабы разрыв с центром, теперь уже Аббасидским, не нанес ущерба ни власти Омейядов в Испании, которая была признана легитимной не сразу, ни религиозной общности, которая объединяла Аль-Андалус и метрополию. Однако по сути он чувствовал и вел себя как самостоятельный правитель, халиф.
При Абд ар-Рахмане I войско лишилось возможности провозглашать эмира. Отныне правитель лично назначал преемника в присутствии аристократии и народа. Власть передавалась внутри рода Омейядов, по мужской линии, однако принцип передачи власти от отца к старшему сыну известен не был. Такое нововведение было весьма характерно для исламской государственности VIII в.: оно отразило стремление власти закрепить свои позиции, обеспечить преемственность и стабильность, в жертву чему был принесен древний выборный порядок.
Эмир собрал вокруг себя знать, прежде всего, арабов и сирийцев, которым поручались все дела по управлению страной. Постепенно сложилась целая система должностей, на которые назначал только эмир, делегируя сановникам свои полномочия и принимая специальную присягу на верность. Важнейшие политические и административные посты занимали визири, ведавшие самыми разными вопросами, среди которых первый именовался хаджибом и заведовал дворцовым хозяйством.
С течением времени Аль-Андалусу предстояло превратиться из провинции в самостоятельное государство, что самым непосредственным образом сказывалось и на системе управления. Так, Абд ар-Рахман II провел серьезную административную реформу, во многом ориентируясь на достижения Багдада. Территория страны была разделена на провинции (куры), во главе которых стояли вали. При помощи сложной и отлаженной системы сношений местные органы контролировались центром. Центральный аппарат был выстроен по аббасидскому образцу, введены высшие должности, предполагавшие отправление сановниками политических, фискальных, судебных и военных функций. Серьезные изменения коснулись полномочий хаджиба, который после реорганизации превратился в первого министра, местоблюстителя халифа, он возглавлял все службы двора, ведал центральной и провинциальной администрацией и войском.
Все органы центрального управления эпохи эмирата находились в Кордовском Алькасаре и входили в состав двух подразделений: государственной канцелярии и главного управления финансами. Второе было самой централизованной службой Аль-Андалуса. Во главе его стоял визирь, под началом которого работали казначеи, управлявшие, распределявшие и хранившие фонды; они происходили из аристократических арабских семей и богатых семей моса́рабов и иудеев, чьи обязанности были весьма разнообразными. Они в свою очередь управляли большим числом «интендантов» и счетоводов. Такая же структура работала и на провинциальном уровне.
Казна делилась на три части: средства, предназначавшиеся на религиозные нужды (ими ведал кордовский кади), частные средства эмира и его дома, и публичные фонды, шедшие на государственные нужды.
Характерной, также генетически восточной, чертой центральной администрации и дворцовых служб Аль-Андалуса было присутствие в аппарате большого числа людей самого разного социального статуса, например, многие из сановников и официалов были клиентами или рабами, среди которых важные государственные посты занимали и евнухи.
В 929 г. Абд ар-Рахман III принял титул халифа и правителя правоверных. С этого времени Аль-Андалус de iure обрел самостоятельность, став халифатом (его иногда называют Кордовским – по столичному городу), что мало отразилось на властных структурах, но явилось логическим и важным этапом в развитии исламской государственности на полуострове.
В начале XI в. мусульманское государство Аль-Андалуса переживало процесс отделения светской власти от религиозной, что выливается во внутренние раздоры и междоусобицы сепаратистски настроенной знати, с которыми ослабевшая центральная власть справиться не могла. К 1031 г. политическая карта Пиренейского полуострова украсилась множеством небольших, претендовавших на самостоятельность государственных образований мусульман. Следует подчеркнуть, что ни один правитель тайф никогда не претендовал на титул халифа и правителя правоверных или на восстановление политического единства Аль-Андалуса. Тем сановникам, аристократам и военачальникам, которым удалось захватить власть и которые оказались способны организовать управление и защиту определенной территории, было свойственно принимать ни к чему не обязывавшие титулы: хаджиб, эмир, малик, сахиб, даже султан.