Библиотекарь

Антон Никитин

БИБЛИОТЕКАРЬ

В тот день я встал раньше обычного: в библиотеку должны были прийти новые контейнеры с книгами, и среди них несколько арабских рукописей, и один трактат четырнадцатого века, которые меня весьма интересовали. Некий загадочный магнат пожелал передать свою библиотеку в дар нашей национальной, и, как гласит предание, это были последние слова, которые он произнес перед тем, как скончался в своем кипрском имении.

Я слишком дорожу отпущенным мне остатком времени, и, хоть глаза мои уже почти ничего не различают в темноте обступающего меня мира, я стараюсь ощупать каждый новый лист перед тем, как отправить его в хранилище.

Кто-то говорил мне, что наш кипрский благодетель был весьма странен, меня предупреждали о том, что возможен подлог, но я рассудил, что выяснить подлинность текстов никогда не поздно, и не отказался от дара. Так, не выдавая главной причины - моей бессонной страсти к старинным рукописям - я сумел укрепить свою репутацию учтивого и непреклонного перед сплетниками (коли речь заходит о последней, священной воле) человека .

Я сидел в своем кабинете и ожидал телефонного звонка из порта, чтобы дать финальные, не столь уж и необходимые указания, когда мне позвонили по внутреннему телефону.

Я с неохотой поднял трубку, и по слабому фоновому шуму (с потерей зрения слух мой обострился) понял, что звонят из вестибюля.

Взволнованный, но уверенный в себе мужчина извинился за нарушение моего покоя ( мне подумалось, что он обращается со мной, как с больным) и попросил у меня немедленной аудиенции.

Я отказывался, как мог, придумывая самые невообразимые предлоги - так не хотелось мне смазывать сладость ожидания надоевшими за сорок лет работы ходатайствами, но напор мужчины был необычаен, и я уступил.

Он появился у меня в кабинете через три минуты, так быстро добраться от вестибюля не мог ни один из моих предыдущих просителей. Я пытался рассмотреть циферблат моих часов, всерьез уже волнуясь за судьбу груза (корабль должен был войти в порт уже полтора часа назад).

- Вы ждете звонка, - сказал мужчина, выдвинулся из мрака, сел, не дожидаясь приглашения и положил на стол визитную карточку.

Наглость его не имела границ, но что-то мешало мне выгнать его из комнаты.

- Я понимаю Вас. Каждый директор, наверное, хочет, чтобы его библиотека была самой полной.

Тут я понял, к чему он клонит. Он не будет ничего просить, он будет предлагать. Он станет всовывать мне какой-нибудь невообразимый хлам, купленный у старьевщика, и утверждать, что этот китайский манускрипт написан на первой созданной на Земле бумаге. Естественно, библиотека этого не купит, но скандала, скорее всего, не миновать.

Я уже потянулся к звонку, чтобы вызвать секретаршу, но посетитель, выступавший из темноты неразборчивым тепло-синим пятном, остановил мой порыв.Рука его была мягкой, дружественной, но неколебимой.

- Не нужно, я не хочу вам продавать список "Тысячи и одной ночи", продиктованный самой Шахерезадой. Я вообще ничего не хочу продавать. Я хочу убедить вас, что всякая библиотека должна быть полной до некоторого предела.

- Книги из собрания национальной библиотеки не продаются.

- И не нужно. Просто мне хочется знать, понимаете ли вы, что нет на Земле библиотеки, которая имела бы все книги?

Я потерял всякое терпение. Он обращался со мной, как с мальчишкой. Мне хотелось его одернуть, но мешало одно - я не знал, как к нему обратиться. Туманное белое пятно визитной карточки маячило на столе, но мне почему-то было стыдно показывать ему свою слепоту.

- Говорите, пожалуйста, поскорее, у меня нет времени.

- К сожалению, это правда, но если вы согласитесь, то времени у нас будет целая вечность.

Я задумался, пытаясь предугадать, что он скажет мне в следующий момент. Мысль моя была словно парализована, плутая в тумане я старался найти просвет, но мир моего воображения впервые оказался таким же смутным, как и мир реальный.

- Вы, конечно, знаете про Зогар?

Конечно, я знал про Зогар. Каббалистическая книга волновала мое воображение в молодости. Казалось, весь мир был создан так, чтобы его можно было описать понятиями Зогара.

- Тогда вы должны знать, что Зогар - это не только сам Зогар, это сотни , может быть - тысячи книг, ими можно навьючить верблюда. Зогар постоянно пишется, и я знаю, что он дописан.

Что-то смутно-знакомое послышалось мне в этих словах.

Какая-то тайна, к которой некогда был причастен, но забыл, или старался забыть, восстала во мне и настойчиво била тревогу.

- Мне нужно напоминать Вам, что случится, если все эти книги собрать вместе?

- Пожалуйста...

- Весь древний Восток связывал с этим событием конец мира.

Наверное, старость источила меня, как жуки проедают старую книгу. Иначе не объяснить, почему в этот момент я потерял сознание. Когда я очнулся, расплывчатое лицо посетителя плавало надо мной.

- Вы хотите этого? - спросил он. Несмотря на весь ужас положения, позавтракать он не забыл, и в его завтраке было много чеснока, - Ваш меценат уже совершил половину преступления.

- Что мне нужно сделать?

- Подпишите доверенность на получение контейнера в порту. По дороге я изыму из него то, что не должно доехать до библиотеки и сожгу этот документ.

- Что это за книга? - мне показалось, что он не ответит, и я хитрил, задавая этот вопрос, потому что уже решил вычислить книгу по описи.

- К сожалению, я не уполномочен говорить ни о чем, что имеет хотя бы случайное отношение к Тайне.

Я до сих пор не могу понять, почему я подписал, но сразу после этого ко мне вернулось нормальное расположение духа и я вспомнил, что вечером собирался пойти на органный концерт.

Посетитель был вежлив, попрощался и растаял в темноте. Через два часа ко мне пришел шофер грузовика и протянул мне документы на подпись.

- Ничего не произошло? - поинтересовался я.

- Я задержался, потому что проколол колесо.

- Вам ничего не передавали?

- Нет.

Сомнение мое быстро исчезло: шофер, даже через туман, не казался лжецом, контур его почти что не был размыт. Вероятность того, что, пока водитель возился с колесом, в запертом кузове кто-то орудовал, была крайне невелика. Я второй раз за день расписался и велел оставить контейнеры во внутреннем дворе, под навесом.