Страница 6 из 7
Вдруг выясняется, что уже половина восьмого. Мой телефон оживает. Звонит сын.
– Привет, – вяло произносит он.
– Привет, сынок, – говорю я, образцово жизнерадостный отец-в-изгнании. Где-то играет музыка, на миг мне кажется, что за окном – у ремонтников, может быть, или у Скипа, – но затем я узнаю тяжкое тунга-тунга-тунга-тунга электрогитары и понимаю, что Пол в наушниках, слушает Mammoth Deth или еще какую-то группу из тех, что ему нравятся, одновременно слушая и меня. – Как у вас там делишки, сынок? Все о’кей?
– Ага (тунга-тунга). Все о’кей.
– Мы как, в полной боевой готовности? Кантон, Огайо, завтра, «Зал славы женщин-ковбоев» в воскресенье?
Мы с ним составили список всех, какие есть, «залов славы», включая «Антрацитовый» в Скрантоне, «Клоунский» в Делаване, штат Висконсин, «Хлопковый» в Гринвуде, Миссисипи, и «Женщин-ковбоев» в Витоне, Техас. И дали обет посетить их все за два дня, хотя, конечно, не сможем, придется довольствоваться баскетбольным в Спрингфилде (неподалеку от дома Пола) и куперстаунским – этот, по моим расчетам, может стать прототипическим местом воссоединения отца и сына, поскольку олицетворяет духовно нейтрального наблюдателя – роль, которую спорт благодаря контексту, создаваемому им в идеализированной жизни мужчины, наполнил особым смыслом. (Я никогда там не был, однако брошюры уверяют, что я прав.)
– Ага. В полной. – Тунга-тунга-тунга-тунга. Пол прибавил громкость.
– Тебе по-прежнему не терпится отправиться в путь?
Два дня – все равно что нет ничего, мы оба сознаем это, но делаем вид, будто не сознаем.
– Ага, – безучастно отвечает Пол.
– Ты все еще в постели, сынок?
– Да. В ней. Все еще.
По-моему, ничего хорошего это не обещает, хотя, конечно, времени только половина восьмого.
В сущности, разговаривать нам, да еще и каждое утро, не о чем. В нормальной жизни мы миновали бы один другого, направляясь туда и сюда, переходя с места на место, обмениваясь шуточками, случайными битами искаженной или нелепой информации, ощущая единение или разлад, в обоих случаях безвредные. Но в условиях жизни не нормальной нам приходится прилагать дополнительные усилия, даже если они – пустая трата времени.
– Видел сегодня какие-нибудь интересные сны?
Я наклоняюсь в кресле вперед, вперяюсь взглядом в прохладную листву растущей за окном шелковицы. Это позволяет мне полностью сосредоточиться. Полу снятся временами совершенно дурацкие сны, возможно, впрочем, он их придумывает, чтобы было о чем поговорить.
– Ага, видел. – Похоже, он чем-то смущен, да и тунга-тунга-тунга-тунга звучит теперь немного тише. (Как видно, нынешняя ночь была богата снами.)
– Может, расскажешь?
– Я был младенцем, так?
– Так.
Он возится с чем-то железным. Я слышу металлический щелчок.
– Но очень некрасивым, да? Совсем. А родителями были не ты и мама, и они все время бросали меня дома и уходили на вечеринки. Ужасно крутые.
– Где это происходило?
– Здесь. Не знаю. Где-то.
– На Самом Дне?
«На Самом Дне»[8] – так наш начитанный умник именует Дип-Ривер, с превеликой точностью рассчитав, что это внушит Чарли О’Деллу мысль о полном его ничтожестве. Сдается мне, Пол считает Чарли еще большей никчемностью, чем я.
– Ну да. В глубокой воде. Такие дела.
Интонацию Уолтера Кронкайта[9] он воспроизводит в совершенстве. Уверен, психиатр усмотрел бы в снах Пола признаки страха и ужаса и был бы прав. Страха одиночества, кастрации, смерти – всех солидных страхов, какими развлекаюсь и я. Но Пол, по крайней мере, вроде бы норовит обратить их в шутку.
– Ладно, а что у вас новенького?
– Мама с Чарли здорово поругались вчера вечером.
– Прискорбно слышать. Из-за чего?
– Из-за какой-то ерунды, по-моему. Не знаю.
Я слышу, как синоптик из «С добрым утром, Америка» сообщает новости на уик-энд, хорошие. Пол включил телевизор, говорить о семейных скандалах матери он не желает, просто сообщил об одном из них, чтобы нам было о чем поговорить в дороге. Я уже не первый день чувствую (с необычной для бывшего мужа остротой), что у Энн не все в порядке. Ранняя менопауза, быть может, или запоздалые сожаления. Всякое бывает. А может, Чарли обзавелся зазнобой, какой-нибудь маленькой грудастой и курносой официанткой из портовой забегаловки Олд-Сейбрука. Впрочем, их союз длится уже четыре года, что совсем немало в таких обстоятельствах. Дело в том, что Чарли – пустое место, и ни одна пребывающая в здравом уме женщина в мужья его не взяла бы.
– Слушай. Сегодня утром твой папа собирается продать дом. Сногсшибательный, не сойти мне с этого места. Я подцепил большую рыбу.
– Д. О. Воленте, – говорит Пол.
– Точно. Семейство Воленте из наивысших кругов Северной Каролины.
Год прозанимавшись в школе латынью, Пол решил, что Д. О. Воленте[10] есть святой покровитель риелторов, которого следует обхаживать, как доброго самаритянина, – показывать ему каждый дом, во всем идти на уступки, оказывать всяческие знаки внимания, не наживаться на сделках с ним, а не то жди беды. После истории с резинками наша жизнь стала походить на ридикюль, в котором уютно перемешались шуточки, колкости, двусмысленности, грубый гогот, а оправданием всему этому служит, натурально, любовь.
– Веди себя сегодня с матерью, как добрый друг, – ладно, друг? – говорю я.
– Я и есть ее друг. А она – сучка.
– Ничего подобного. Жизнь у нее труднее твоей, хочешь верь, хочешь не верь. Ей же приходится иметь дело с тобой. Как твоя сестра?
– Отлично.
Его сестре Клари двенадцать лет, и она мудра в такой же мере, в какой неискушен Пол.
– Скажи ей, что мы завтра увидимся, ладно?
Телевизор вдруг начинает звучать громче, мужской голос на высоких децибелах балабонит о Майке Тайсоне, который получил 22 миллиона, побив Майкла Спинкса за девяносто одну секунду.
«Я бы и за половину таких денег позволил ему расквасить мне хайло», – говорит голос.
– Слышишь? – спрашивает Пол. – Он позволил бы себе «хайло расквасить».
Пол любит обороты такого рода, считает их очень смешными.
– Да. Ты завтра будь готов к моему приезду, хорошо? Если мы хотим добраться до Битона, штат Техас, выехать придется пораньше.
– Сначала он был Избитон, а после ему хайло расквасили. Ты снова жениться не собираешься? – спрашивает он – как-то смущенно. Не знаю почему.
– Ни в коем случае. Люблю тебя, договорились? Ты посмотрел «Декларацию независимости» и брошюры? Я ожидаю, что к поездке ты будешь во всеоружии.
– Нет, – отвечает он. – Зато у меня есть новый прикол.
Так он называет анекдоты.
– Расскажи. Я им клиентов порадую.
– Лошадь подходит к стойке бара и просит пива, – без какого-либо выражения произносит Пол. – Что говорит бармен?
– Сдаюсь.
– «Эй, а чего у тебя рожа такая вытянутая?»
На его конце линии наступает молчание, говорящее, что каждый из нас понимает мысли другого и надрывает бока от безмолвного хохота – наилучшей, головокружительной разновидности смеха. Мое правое веко начинает подергиваться, вполне предсказуемо. Наступает идеальный момент – и безмолвный смех служит ему печальным контрапунктом – для меланхолических размышлений об утрате того и сего, для быстрого просмотра меню важных и не важных вещей, которое поднесла нам жизнь, а мы не сумели правильно его прочитать. Я же ощущаю взамен всеприятие, защищенное со всех сторон удовлетворением и обещаниями только еще начинающегося дня. Ложного чувства благополучия попросту не существует.
– Отлично, – говорю я. – Просто отлично. Но только – что лошадь делает в баре?
– Не знаю, – отвечает Пол. – Может быть, танцует.
– Напивается, – предлагаю я. – Кто-то довел ее до этого.
Снаружи, среди прогревающихся газонов Кливленд-стрит, Скип Мак-Ферсон восклицает: «Он бьет! И забиваааает!» Сдержанные смешки, скрежет сминаемой пивной банки, еще один мужской голос произносит: «Хороший щелчок есть хороший щелчок, дааасэээроберт!» В конце квартала взревывает, точно проснувшийся лев, дизельный двигатель. Ремонтники принялись за работу.
8
Deep Water — роман Патриции Хайсмит (в русском переводе не выходил) о живущей в пригороде американской семье. Муж позволяет жене изменять ему направо-налево, лишь бы избежать развода. Кончается все очень плохо.
9
Уолтер Кронкайт-младший (1916–2009) – американский тележурналист, с 1962 по 1981 год вел выпуски вечерних новостей Си-би-эс, человек, пользовавшийся большим доверием американцев. Словами «Такие дела» он обычно завершал свои передачи.
10
Подразумевается латинское Deo volente – если Господу будет угодно, дай-то Бог.