Смута

   Но страна жила и сопротивлялась, тем более, что патриарх Гермоген, вот действительно мужественный человек, призвал весь русский народ объединить свои усилия и изгнать ненавистных поляков. И это воззвание придало дополнительные силы и так набирающему обороты сопротивлению. Сам Лжедмитрий бежал из тушинского лагеря и сейчас укрывался в Калуге, теперь самозванцу приходилось воевать на две стороны - и против русских, и против поляков.

   Вот такая непростая обстановка сложилась к этому моменту в стране. Царь Василий, уже практически потерявший управление, но остающийся самодержцем, нашёл деньги, заплатил наёмникам и отдал им ещё один русский город. Так что теперь по приказу шведского короля к войску Скопина-Шуйского опять присоединился Делагарди со своими наёмниками. Правда, теперь это не играло той роли, как в первом союзном войске. Тогда основной силой были именно шведы, сейчас они составляли незначительную часть сил русских.

   И фигура народного любимца, освободителя русских земель от проклятых иноземцев, князя Скопина-Шуйского чуть ли не открыто выдвигалась простыми людьми на место царя вместо бездетного и старого Василия Шуйского. Об этом говорили многие, но сам князь держался в стороне от подобных бесед и оставался верен правителю.

   Так что ситуация складывалась далеко не простой и ожидать можно было всего. Нам пора было уже уходить на север, но не хотелось получить клеймо дезертира, да и не поняли бы меня многие, если уйти в самый решающий момент. Но и тянуть с этим слишком долго становилось опасным, по мере ослабления угрозы со стороны поляков начинали громче звучать недовольные голоса о слишком вольном поведении наших отрядов, большой добыче и независимости от местных воевод.

   И былые воинские заслуги отступали не то что на второй, а глубоко на задний план. Неуютно становилось тут, как только впереди замаячили должности и доходы, а возможность сложить голову стала гораздо меньше, нашлось немало желающих подняться повыше, а для этого очень хорошо подходила голова любого соратника князя, простого и чистого душой человека, не замечающего поднявшейся вокруг него мути.

   Чтобы как-то прояснить ситуацию, я решил ещё раз переговорить с нашим историком, знатоком прошедших времён, Воротынским Иван Михайловичем.

   - Иван Михайлович, присаживайся, разговор у нас с тобой будет долгий и обстоятельный. Не переживай, не потребуется от тебя ничего особенного, расскажи мне, что там было в нашей реальной истории в это время.

   - Конечно расскажу, Фёдорыч, но вот насколько точно всё, что было раньше, воплотится сейчас, гарантий тебе никто не даст.

   - Ну это дело понятное, расклад хоть и одинаковый, да вот ходить можно по-разному. А может быть, мы и сами посодействуем иному развитию ситуации.

   - Как это?

   - Ты, Михалыч, не отвлекайся, не забивай голову глупыми мыслями, а давай рассказывай, что было в реальности.

   - Ну слушай. Здесь, в Александровской слободе Скопин-Шуйский простоит достаточно долго. Он понимает, что его армия - это единственное, что в данный момент московское, русское государство может противопоставить всем внутренним и внешним врагам. Я не буду тебе пересказывать все битвы и походы, но их оказалось достаточно много.

   И хоть войско князя не могло похвастаться хорошей подготовкой, но всё равно оно одерживало больше побед, чем терпело поражений. Тем более, поражения терпели отдельные отряды отдельных воевод, а сам Скопин-Шуйский постоянно побеждал. Его излюбленную тактику - острожки и полевые укрепления, из которых пехота вела плотный огонь, ты знаешь. А найти, что ей противопоставить, поляки не смогли и терпели поражение за поражением.

   Были освобождены многие города, Переяславль-Залеский, Дмитров, Суздаль, Ростов и многие другие. Фактически к весне поляки были выдавлены в южные земли, и всё стало походить на костёр, в котором открытого пламени уже нет, но под верхним слоем пепла лежат раскалённые угли. Слишком много оказалось недовольных русским правлением богатыми землями, особенно на юге.

   Однако находились и те, кто считал именно Василия Шуйского виновным во всём произошедшем, тем более, он был стар и оставался бездетным. И многие пророчили его преемником именно князя Скопина-Шуйского, сумевшего, пока хоть и не до конца, но освободить русскую землю и пользующегося всеобщей любовью со стороны простого народа. Среди бояр, конечно, мнение было совсем иное, каждый из них видел на троне только себя, но никак не другого. Особенно ненавидели молодого князя братья Василия Шуйского, уже сами примеряющие на себя царскую корону после смерти своего бездетного брата.

   Историки выдвигали много версий и объяснений произошедшего, но пожалуй, самой реалистичной была следующая. В марте месяце, если память мне не изменяет, двенадцатого числа, Скопин-Шуйский вступил в Москву как её освободитель, и многие из его воинов отправились на отдых по домам до весны, а часть войска осталась в Александровской слободе.

   Москва встречала победителей хлебом-солью, в церквях шли благодарственные молебны, и всюду радостные толпы народа благодарили своих освободителей. По Москве покатилась череда пиров, на которых непременно должен был присутствовать Михаил Васильевич.

   Его чествовал царь и прочие приближённые лица, но враги князя донесли Василию, что готовится переворот, аналогичный тому, что в своё время устроил сам Шуйский, свергая Лжедмитрия I, целью которого будет посадить на царский трон его племянника, Скопина-Шуйского. Вдохновителем и организатором переворота является рязанский воевода Прокопий Ляпунов. И хоть это был явный навет, и Михаил Васильевич смог оправдаться, но осадочек остался.

   Насколько причастен ко всему произошедшему в дальнейшем Василий Шуйский, точно установить не удалось, но виновны были его ближайшие родственники, в первую очередь жена брата Екатерина Шуйская, которая уже примеряла на себя царскую корону, и вот на пути к её цели стал молодой князь. Эта женщина, по слухам, являлась опытной отравительницей, решавшей подобным способом многие свои проблемы.

   И на одном из пиров в доме князя Воротынского она, как крёстная мать княжича, по поводу крестин которого и проводился пир, поднесла Скопину-Шуйскому чару с мёдом. Отравленную. Это случилось двадцать третьего апреля 1610 года. И через несколько дней Михаил Васильевич умер в жестоких мучениях. Саму отравительницу впоследствии растерзали, но это уже ничего изменить не могло. Ранее непобедимая русская армия под командованием братьев царя терпела поражения и разбегалась. Над страной опять нависла угроза потери независимости.

   А дальше пошёл полный беспредел. Василия Шуйского в конце концов заставили отречься от престола, и бояре, не найдя достойного претендента и не желая допускать до трона кого-то другого, начали переговоры с польским королём Сигизмундом о призыве его сына Владислава на царский трон. Расчёт был простой - молодой королевич на троне будет выполнять всё, что ему скажут опытные бояре. Но и здесь не удалось договориться, по мнению Сигизмунда, русская земля через некоторое время достанется не сыну, а ему самому, причём на его условиях, а не тех, что пытались навязать русские бояре.

   В итоге в стране установился хаос. Полякам удалось занять Москву, их король осаждал Смоленск, а в стране начался очередной разгул смуты. Роль какого-то правительства пытались играть бояре, установив свое правление, так называемую семибоярщину. Описывать в подробностях хронологию событий и творящиеся безобразия достаточно трудно, да и нет в этом особой нужды.

   Борьба шла между сторонниками польского правления, последователями Лжедмитрия, русским народом, боярами и всеми, кто имел хоть какую-то силу, пытаясь разными способами захватить престол. В итоге для борьбы с этим беспределом русскими патриотами было организовано сначала первое, а потом и второе народное ополчение. И если первое было в итоге развалено изнутри боярами и сторонниками Лжедмитрия, то второе, под руководством Минина и Пожарского, освободило Москву и добилось проведения Земского Собора, на котором царём был избран Михаил Романов.