Город. Книга 1

Случайный взгляд, брошенный Всеволодом на приборную доску, добавил ещё один повод для волнения — стрелка указывающая уровень топлива сместилась в нулевой отметке. Топливо заканчивалось.

Всеволод готов был расхохотаться (у него в цистерне было несколько тонн солярки, а он не имел абсолютно никакой возможности для того чтобы ею воспользоваться), но вовремя остановил себя, так как абсолютно точно знал, что если он начнёт смеяться, то уже не сможет остановиться.

Менять, что либо, сейчас было уже невозможно, он просто не в состоянии был так быстро погасить скорость, набранную его коляской, и всё, что Георгию теперь оставалось — это с воплем ужаса, застрявшего в горле, наблюдать за тем как он стремительно движется к своей катастрофе.

Ещё миг, и он влетает в узкую брешь. Правое колесо со всей силы ударяется в пластиковый бампер «Москвича». Георгий уже готов к тому, что сейчас пробкой от шампанского вылетит из своего кресла, но, в ту же секунду, несколькими крупными кусками, бампер разлетается в разные стороны.

Конечно, Георгия здорово тряхнуло, но не до такой степени, чтобы вылететь из кресла. Он вновь завращал колеса, устремившись к тропке используемой горожанами для спуска к реке на протяжении нескольких десятков лет, только теперь его, и без того уже не новая, коляска предательски заскрипела, ясно говоря ему о том, что что-то не в порядке с осью или подшипниками.

Для того чтобы двигаться по грунтовой дороге, Георгию приходилось отдавать гораздо больше сил, по сравнению с асфальтовым покрытием. К этому времени боль в руках была уже нестерпимой, и единственным спасением от неё было поскорее выбраться к речному спуску, где уклон был настолько крут, что ему останется лишь подправлять курс коляски, да вовремя притормаживать, чтобы не влететь в забор, или вовсе перевернуться.

К тому времени как он достиг спуска, ему показалось, что прошла целая вечность, наполненная болью и страданием. А затем коляска с жутким скрежетом рванулась вниз.

Его представление о том, что когда он достигнет спуска, ему станет значительно легче, оказалось более чем ошибочным.

Напротив, для того чтобы удержать коляску от переворачивания Георгию пришлось отдать все оставшиеся силы, хотя к этому времени он и без того уже был чудовищно измотан. Вместе с тем, нельзя не отметить, что скорость которую он развил, была просто феноменальной и не оставляла преследователям ни единого шанса.

Теперь помимо чудовищного скрипа, появилось ещё и значительное вихляние правого колеса. Георгий с ужасом представил, как во время очередного прыжка колесо отлетает в сторону, и он кубарем катится под гору, а затем грязный и окровавленный продолжает ползти дальше. Поморщившись Георгий попытался разогнать навязчивое ведение и сосредоточить остатки сил, для того чтобы удержать под контролем коляску, скачущую под ним, как необъезженная лошадь.

К тому времени, как он достиг берега реки, прошла ещё одна вечность.

Теперь безумцы остались далеко позади и он не был даже уверен в том, что они вообще преследовали его после того как он начал свой спуск.

За то время пока он летел вниз, не было никакой возможности отвлечься хотя бы на мгновение и посмотреть назад — все силы были отданы на то, чтобы предотвратить опрокидывание коляски.

Он поднял свои звенящие и нестерпимо вибрирующие, как огромные церковные колокола, руки ладонями кверху и бросил на них измученный взгляд.

Теперь они представляли из себя жуткое кровоточащее месиво. Боли пока не было, но Георгий знал, что мучения будут ужасными.

Его рубаха, в синюю и белую полоски, была насквозь мокрой от пота. Бросив случайный взгляд на плечо, он с удивлением отметил, что кроме пота здесь была ещё и изрядная доля крови.

Это было весьма странно, так как он не помнил того момента, когда умудрился пораниться.

И в тот же миг в его памяти вспыхнуло воспоминание того, как один из безумцев прорвался к нему вплотную.

Неужели он достал его?

Подняв руку вверх, он обнаружил, что ручеёк, из густоватой и липкой крови, берёт своё начало гораздо выше скулы, и стекает по вздувшейся от чудовищного напряжения шее.

Подняв руку чуть выше, он коснулся мочки уха, вернее сказать того, что от неё осталось.

Оказалось, что проклятый безумец начисто отхватил её, а он в горячке даже не заметил этого.

Хрипло вздохнув, Георгий бессильно опустил руки вниз и в тот же миг усталость и боль без всякой жалости навалились на него.

Георгий внезапно почувствовал, то, как же сильно он устал на самом деле. Он не просто устал, он устал смертельно. Устал настолько, что в данный миг ему казалось что, лишь смерть способна дать ему время достаточное для того, чтобы отдохнуть.

И он тихо сомкнул веки…

Елена искоса взглянула на Алексея, но теперь, вместо интереса, или праздности, в её взгляде сквозила неприкрытая ненависть к своему недавнему спасителю.

Глубоко уязвлённая его оскорблением она надолго ушла в себя, затаив на Алексея обиду. Сейчас она уже не строила по отношению к нему каких-либо иллюзорных планов на бедующее.

Он показал ей своё истинное лицо — и оно вовсе не было таким приятным, как ей показалось сначала. Оставалось поблагодарить всевышнего за то, что это произошло сейчас, а не тогда, когда было бы уже слишком поздно.

А вот о чём она больше всего жалела, так это о том, что так опрометчиво вступила с ним в интимную связь. По её мнению, это дало Алексею совершенно необоснованное право считать её своей собственностью.

И теперь, когда до въезда в город оставались считанные километры Елена, едва могла сдержать себя от того, чтобы бурлящая внутри неё злоба, со временем лишь набирающая силу, случайно не вырвалась наружу.

Какое-то время Георгий сидел в своем кресле абсолютно неподвижно, безвольно уронив подбородок на грудь. Затем его голова начала медленно подниматься.

Мутный взгляд, в котором разума теперь было не больше чем в глазах рептилии, перебегал с одного предмета на другой.

А затем, вопреки всем неутешительным прогнозам докторов и авторитетных специалистов в области хирургии, единодушно заявляющих о том, что он больше никогда не сможет ходить, он неожиданно легко встал на ноги, которые были парализованы с самого детства, а затем уверенно зашагал в сторону города.

Подъезжая к Кемерово, Алексей испытывал какое-то гнетущее, недоброе ощущение. Это неприятное чувство незаметно прокралось Алексею в душу после ссоры с Еленой, и теперь ежесекундно отравляло его существование. Возможно, что всему виной была его разгневанная попутчица — сейчас от неё исходил почти осязаемый и не ослабевающий поток отрицательной энергии. Но Алексей подсознательно чувствовал, что это далеко не всё, и где-то под прикрытием этой всепоглощающей ненависти, распространяемой Еленой, кроется ещё что-то, пока не на столько отчётливое, чтобы можно было дать ему собственное определение.

Когда он въезжал в столицу Кузбасса, тревожное чувство не только не ослабло, а с каждой секундой лишь набирало силу, и для того, чтобы удержать себя в руках Алексею приходилось прилагать огромное количество сил. И, тем не менее, когда произошло, то чего он боялся больше всего на свете, Алексей абсолютно не был к этому готов…

Повернув на очередной развилке, Алексей, не веря своим глазам, увидел картину ничем не отличающуюся от той, которую он оставил (навсегда, как казалось ему ещё мгновение назад) в своём городе, чуть менее двух часов назад.

Неожиданность была для него столь ошеломляющей, что Алексей не смог совладать с управлением и машина, перепрыгнув через бордюр с жутким скрежетом, въехала в столб линии электропроводки, стоящего на газоне.

Алексей даже не успел среагировать, когда чудовищный удар бросил его на рулевое колесо, выбив из легких весь воздух.

Лобовое стекло сверкающей россыпью влетело в салон.