Город. Книга 1

С этим он решил не церемониться, просто съездил по переносице. Явственно раздался сухой щелчок сломанного хряща и костей переносицы, но кровь, которая после этого обычно текла ручьём так и не появилась. Тогда для верности Семён двинул толстяка в челюсть. Полновесный удар поверг лысого наземь. Смён готов был поклясться, что слышал треск сломанной челюсти — противный сырой щелчок, донёсшийся из глубины плоти, и, тем не менее, для нападавшего этого оказалось недостаточно, и, поднимаясь с земли, он, как ни в чём не бывало вновь упрямо, ринулся на Семёна.

Умелым блоком Семён отбил протянутые к нему ободранные ладони первого участника потасовки, вновь оказавшегося рядом с ним, и тут же нанёс удар в горло, сокрушая его кадык. Сила удара была такова, что заставила небритого мужчину сделать фляк в воздухе. Обычно после такого приёма противники приходили себя не скоро (если вообще приходили), однако в этом случае, как только мужчина восстановил равновесие, то снова пошёл в атаку.

Приблизившемуся вплотную толстяку Семён нанёс целую серию ударов, каждый из которых мог наверняка уложить противника, тем более, что тот не принимал абсолютно никаких попыток для того чтобы себя защитить.

Все движения Семёна были выверены, точны. Чувствовалось, что он не от случая к случаю попадает в подобные переплёты — это была его повседневная жизнь, его стихия. Он действовал быстро, с хладнокровием профессионала, словно он был пекарем, который месил тесто, а не крушил человеческую плоть. Но, тем не мене, что бы он ни предпринимал, ему так и не удалось добиться поставленного результата, поэтому в свой последний удар Семен вложил всю свою нешуточную силу, заставив тучное тело взлететь высоко в воздух, а затем тяжело рухнуть на спину, хорошенько приложившись затылком об асфальт. Это вселило в него уверенность, что с этим противником ему больше не придётся разбираться.

Меж тем, худощавый, тихо булькая что-то непереводимое себе под нос, вновь стоял перед ним.

Вся эта возня уже порядком ему поднадоела, и ловко ухватив нападавшего одной рукой за нижнюю челюсть, второй за шею, Семён резко крутанул его голову. Огласив окрестности сухим хрустом, сломались шейные позвонки.

Семён, посчитавший, что дело сделано уже хотел было отправиться восвояси, встал в полном недоумении: оба мужчины, которые по всем законам природы просто обязаны были быть мертвы, вновь поднимались на ноги.

Всё это, несомненно, не могло не подействовать ему на нервы. Семён просто не верил своим глазам — неужели в это утро ему так фатально не везёт и он постоянно не может достичь намеченной цели? Но ведь он ясно слышал хруст шейных позвонков — так в чём же тогда дело?

После этого, да и после тех ударов, которые достались другому нападавшему, вряд ли нашлось и пару счастливчиков на миллион, которые смогли бы всё это перенести и тем не мене сейчас они оба стояли перед ним.

Когда эти двое в очередной раз к нему приблизились, времени на размышления у него уже не осталось — ему необходимо было действовать.

Ударом ноги в узкую грудь худощавого, Семён вновь отправил его кувыркающееся в воздухе тело на асфальт, прямо в лужу, подняв при этом в воздух миллион мутных капель. Затем он виртуозно провёл болевой приём, вывернув нападавшему руку из сустава. После такого приёма вряд ли кто-нибудь вообще бы стал трепыхаться, а этому парню всё вроде бы было по барабану — он продолжал тянуть к нему свою окровавленную пасть, как ни в чём не бывало.

Крутанув руку ещё сильнее, Семён отчётливо услышал треск сухожилий и сустава, но его противник при этом даже не изменился в лице.

И как раз в этот момент ему на спину вскочила девчонка, та самая которую всего несколько мгновений назад терзали эти двое.

Пока он был увлечён борьбой с мужчинами, она незаметно подобралась к нему сзади и атаковала.

Семён не взять в толк что это? Прикол такой что ли? Сначала они её, а потом его уже все вместе?

Правда поразмыслить над этим подольше ему так и не удалось, так как в этот миг её идеально белые зубы глубоко вонзились в его трапецеидальную мышцу из-за чего вся его правая сторона, от шеи и до поясницы, полыхнула дьявольским огнём.

После произошедшего Семён не стал особо церемониться с девицей — локтем свободной руки он ударил прямиком ей в лицо, сминая её некогда миловидное лицо как картонную карнавальную маску, тем самым обезобразив до неузнаваемости. И хотя после этого сокрушительного удара девчонка ослабила хватку, но сбросить её со спины он так и не смог.

В тот же миг, не смотря на болевой захват, лицом к нему развернулся полный, при этом Семен ясно слышал как рука, которую он удерживал в захвате, а затем повернулась под невообразимым углом, с недовольным рокотом вонзил свои зубы в его мощную грудь.

Уже не выбирая куда ему бить, Семён нанёс удар кулаком в широкий лоб толстого в результате чего сбил казанки с его тренированных кулаков, чего с ним отродясь не было, а так же лишился порядочного куска плоти вырванного зубами толстого из его груди. И вновь его на мгновение оглушила дикая боль в области укуса.

Буквально одновременно с этим в него врезался худощавый небритый мужчина, и все они повалились на землю. А ещё через секунду к этой свалке из тел вновь присоединился полный мужчина.

Все они разом вогнали в его плоть свои зубы. Новые раны полыхали огнём, словно были оставлены не зубами, а кислотой или раскалённым железом.

Агонизируя от боли, мокрый, перемазанный грязью и кровью Семён, взревев, попытался подняться с асфальта. Его противники, впившиеся в него зубами, так и остались висеть на могучем теле Семёна словно пиявки.

Щедро раздавая удары направо и налево, Семен в очередной раз сумел разбросать своих противников. Сейчас он пребывал в полном замешательстве — что бы он ни делал, эти трое вновь вставали и с безумной фанатичностью продолжали атаковать.

Уже не осознавая этого, Семён в горячке начал ошибаться всё чаще и чаще, и вскоре его некогда чёткие отработанные движения безвозвратно потеряли свою былую уверенность.

Спустя ещё одну минуту он уже молил о пощаде и просто слепо отмахивался от своих несокрушимых противников. А ещё через какое-то время, он, оставленный всеми, затих, наполовину погружённый в большую тёмно-красную лужу у обочины.

Выскочив из подъезда, Анфиса наконец-то смогла вздохнуть полной грудью. Стойкая вонь мочи, которая, казалось, навеки въелась в облупившиеся стенки коридоров, осталась позади.

Обойдя осколки битого стекла, вылетевшие из оконной рамы на втором этаже — возможно, результат пьяной ночной разборки — Анфиса направилась из квартала в сторону проспекта Победы.

В полном одиночестве она уверенным быстрым шагом продвигалась вниз по пешеходной дорожке (назвать эти чахлые лесонасаждения по обеим сторонам дороги аллеей язык не поворачивался), какое-то время ориентируясь на купола местной церкви расположенной на необъятном пустыре сразу за чертой города.

Спустя некоторое время странная гнетущая тишина, в которой затих город, наконец, настигла её. Сначала Анфиса чуть замедлила шаг, вслушиваясь в то неожиданное безмолвие, которое окружало её. Затем и вовсе остановилась.

Ни машин, ни людей. Ничего. Пустота.

Вокруг тишина и тягостное ожидание того, что это всего лишь минутное затишье, совершенно случайно, возникшее в бесперебойном графике жизни.

Забыв о том, что так спешила успеть перед началом рабочего дня в аптеку, Анфиса потратила на то, чтобы стоя на одном месте медленно развернуться вокруг своей оси и досконально осмотреть окружающее её пространство.

Анфиса не могла внятно объяснить причин этого внезапного побуждения, но в данный момент она просто не могла поступить иначе.

Начиная медленный разворот по часовой стрелке, она наблюдала лишь автобусные остановки, возле которых не было ни единого ожидающего автобуса пассажира, пустынные улицы, уходящие в глубь микрорайона, его безлюдные переулки и одинокие квартала, покинутые всеми разом круглосуточные придорожные ларьки, сиротливые скамейки, стоящие вдоль пешеходной дорожки.