Страница 7 из 88
— Агата, мне придется остаться до ночи в лаборатории, — сказал он.
— Милтон, ты прекрасно можешь работать и дома, у себя в кабинете. Я слышала твою передачу, Милтон. Ты говорил чудесно.
— Всякую чепуху, Агата. Невероятную чушь. Что, собственно, я сказал?
— Ну, ты сказал, что… э… звезды были… то есть ты был…
— Вот именно, Агата. Я ставил себе целью предотвратить панику среди населения. Если бы я сказал правду, слушатели перепугались бы. Но мое ученое самодовольство оставило их в убеждении, что ситуация… э… полностью контролируется. А ты знаешь, Агата, что я подразумевал, говоря о параллелизме градиента энтропии?
— Ну… не совсем.
— Вот и я тоже.
— Милтон, ты пил!
— Пока еще нет… Нет, что ты! Но сегодня я не могу работать дома. В университете у меня под рукой будут все справочники. И звездные карты.
— Но, Милтон, а как же твой гонорар? Ты же знаешь, что тебе опасно носить при себе деньги, когда ты… в таком настроении.
— Я получил не наличными, а чеком. Сейчас отошлю его тебе по почте. Хорошо?
— Ну что ж. Если уж тебе нужны все справочники… До свиданья, Милтон.
Профессор Хейл вошел в почтовое отделение. Он кассировал чек на двадцать пять долларов. А второй, на семьдесят пять, заклеил в конверт и бросил в ящик.
Просовывая конверт в щель, он поглядел на вечернее небо, вздрогнул и отвел глаза. Потом кратчайшим путем отправился в ближайший бар и заказал большую рюмку виски.
— Давненько вы к нам не заглядывали, профессор, — сказал Майк, бармен.
— Это вы правильно подметили, Майк. Налейте-ка мне еще.
— С удовольствием. И за счет заведения. Мы сейчас слушали вас по радио. Здорово вы говорили.
— Угу.
— Я прямо заслушался. Сын-то у меня летчик, ну и мне немножко не по себе было — чего это, думаю, в небе делается. Но раз уж вы там в своих университетах все про это знаете, так беспокоиться нечего. Хорошо вы говорили, профессор. Мне только хотелось бы спросить вас об одной вещи.
— Этого я и боялся, — сказал профессор Хейл.
— Я про звезды. Они же куда-то движутся! А вот куда? То есть если они на самом деле движутся, как вы говорили.
— Точно этого определить нельзя, Майк.
— А они двинутся по прямой? То есть каждая из них?
Именитый ученый заколебался.
— Ну… и да и нет, Майк. Спектрографический анализ показывает, что все они сохраняют прежнее расстояние от нас, все до единой. И следовательно, каждая из них — если они действительно движутся — описывает круг с нами в центре. А потому они движутся как бы по прямой, не приближаясь к нам и не удаляясь.
— А изобразить эти круги вы можете?
— Да. На звездном глобусе. Это уже сделано. Впечатление такое, будто все они направляются к определенному участку неба, но не в одну какую-то точку. Другими словами, их пути пока не пересекаются.
— А к какому же это участку?
— Он находится примерно где-то между Большой Медведицей и Львом. Те, что дальше, движутся быстрее, те, что ближе, — медленнее. Да ну вас к черту, Майк! Я пришел сюда, чтобы забыть о звездах, а не разговаривать о них. Налейте мне еще.
— Минуточку, профессор. А когда они туда доберутся, они что — остановятся или поползут дальше?
— А я откуда знаю, Майк? Они начали двигаться внезапно в одну и ту же минуту и, так сказать, с полной скоростью — то есть их скорость с первого же момента была такой, какой остается сейчас, они ее, так сказать, не набирали. И значит, остановиться они тоже могут сразу, без предупреждения…
Он сам остановился с внезапностью, какой могла бы позавидовать любая звезда, и уставился на свое отражение в зеркале за стойкой так, словно никогда прежде себя не видел.
— Что с вами, профессор?
— Майк!
— Что?
— Майк, вы — гений!
— Я? Что это вы?
Профессор Хейл испустил легкий стон.
— Майк, мне придется сейчас же отправиться в университет. Чтобы под рукой были справочники и звездные карты. Вы вернули меня на путь истины, Майк. Но дайте-ка мне с собой бутылочку этого виски.
— «Тартанового пледа»? Большую?
— Большую. И побыстрее. Мне нужно поговорить с одним человеком про собачью звезду.
— Вы это серьезно, профессор?
Доктор Хейл испустил вздох.
— Это вы виноваты, Майк. Собачьей звездой называют Сириус. И зачем только я пришел сюда, Майк! В первый раз за три месяца удалось вырваться, и надо же вам было все испортить.
Он взял такси, отправился в университет, отпер свой кабинет и зажег лампы там и в библиотеке. Потом сделал хороший глоток «Тартанового пледа» и взялся за работу.
Для начала после некоторых пререканий с дежурным по коммутатору ему удалось добиться, чтобы его соединили с директором Коулской обсерватории.
— Это Хейл, — сказал он. — Армбрестер, у меня есть идея. Но прежде, чем заняться ею, я хотел бы уточнить данные. Насколько мне известно, новое собственное движение продемонстрировали четыреста шестьдесят восемь звезд. Это число по-прежнему верно?
— Да, Милтон. Движутся только они.
— Отлично. У меня есть их список. А скорость движения остается неизменной?
— Да. Как это ни невероятно, она постоянна. А в чем заключается ваша идея?
— Сначала я хочу ее проверить. Если что-нибудь получится, я вам позвоню.
Но позвонить он забыл.
Это была долгая и кропотливая работа. Взяв карту звездного неба с участком между Большой Медведицей и Львом, он нанес на нее 468 линий, которые обозначили траектории взбесившихся звезд. На полях карты у начала каждой линии он записал видимую скорость звезды, но не в световых годах в час, а в градусах в час с точностью до пятого знака.
Потом он принялся рассуждать.
— Исходя из предпосылки, что эти звезды начали двигаться одновременно, — бормотал он себе под нос, — предположим, что и остановятся они одновременно. Когда? Скажем, завтра в десять вечера.
Он проверил это предположение, нанеся на карту соответствующие позиции звезд. Нет, не то!
Час ночи? Уже что-то похожее на дело.
Полночь?
Вот оно! Во всяком случае, достаточно близко. Несколько минут разницы в ту или иную сторону значения не имели, так что тратить время на точные вычисления не стоило. Теперь он знает все. Невероятно, но факт!
Профессор Хейл еще раз приложился к бутылке и мрачно уставился на карту. Потом прошел в библиотеку, взял справочник и получил нужную информацию. Адрес.
С этого момента начинается эпопея странствий профессора Хейла. Правда, как оказалось, бесполезных, но все же в чем-то сравнимых со странствиями Одиссея.
Начал он с того, что сделал еще глоток. Затем ограбил сейф в кабинете ректора, благо комбинация цифр была ему известна. Записка, которую он оставил в сейфе, могла служить образцом лаконичности:
«Взял деньги. Объясню потом».
После этого он сделал еще глоток, сунул бутылку в карман, вышел на улицу и подозвал такси.
— Куда, сэр? — спросил шофер, когда пассажир сел.
Профессор Хейл назвал адрес.
— Фремонт-стрит? Простите, сэр, но я не знаю, где эта улица.
— В Бостоне, — сказал Хейл. — Ах да! Я же вам этого не сказал! В Бостоне.
— Это что — в штате Массачусетс? Пожалуй, далековато отсюда.
— Тем более нет оснований тратить время на пустые пререкания, — рассудительно сказал профессор Хейл.
Короткие переговоры под шуршание бумажек, изъятых из ректорского сейфа, рассеяли опасения шофера, и они покатили.
Ночь для марта выдалась на редкость холодная, а обогреватель в такси работал не слишком хорошо. Зато «Тартановый плед» отлично согревал и профессора, и шофера, так что через Нью-Хейвен они промчались, распевая старинные ковбойские песни:
— «Мы несемся, мы несемся в дикий голубой простор!»
По слухам, которые, впрочем, могут и не соответствовать действительности, в Хартфорде профессор Хейл якобы одарил сияющей улыбкой даму, которая ждала последнего трамвая, и осведомился, не в Бостон ли ей надо. Но, по-видимому, она ехала не в Бостон, потому что в пять часов утра, когда такси остановилось перед домом номер 614 по Фремонт-стрит в Бостоне, в нем сидели только профессор Хейл и шофер.