Осень без любви

Как удивительно и счастливо все начиналось!

В начале июля, в самую прекрасную пору на Чукотке, когда бывает тепло, когда тундра покрыта молодой, радующей глаз зеленью, когда в мире все растет, наполняется силой, множится, Николай вернулся из армии.

Первое время по утрам не спалось, то ли сказывалась трехлетняя привычка подниматься рано, то ли новая жизнь будоражила, взвинчивала его.

Тогда он еще не работал, — куда было спешить? — впереди целая жизнь. По утрам он брал удочку и уходил на берег моря. Клевало всегда плохо, но не в этом было дело.

Свинцово-серое море, заполнившее собой все пространство до горизонта, было бесконечно любимо им. На эти скалистые, безлесные берега он не приехал за заработком, или, как теперь поют в песнях, «за романтикой и туманом», — родился здесь. Этот берег был его родиной, такой же родиной, как у некоторых она есть на Алтае, Рязанщине, Украине, в Татарии, и о которой они тоскуют, живя на Севере. А он тосковал там, на материке, по этим бескрайним просторам, по серо-свинцовому морю, всегда беспокойному, полному мужественной суровости, по белым ночам, вкусу морошки, робкому хрусту первого снега, по особому климату взаимоотношений между людьми в их городке, по родителям, по страстному курлыканью журавлей в весенние брачные дни.

Родители Николая, строители по специальности, приехали на Чукотку еще до войны. Это их руками возродился город, в котором родился Николай. Получив пенсию, мать и отец Николая так и остались здесь, на Чукотке, на земле, где прошла их молодость и зрелые годы.

В тот день утром прошел небольшой дождь. Николай проснулся рано, умылся, выпил кофе, стал собираться на рыбалку. Отец хотел было пойти с ним, даже поднялся с постели и оделся, но потом вспомнил о каких-то неотложных делах по общественной линии (он был председателем городского совета наставников), махнул на рыбалку рукой.

Когда Николай шел с удочкой к причалу, где обычно горожане удили, то не знал еще о предстоящей встрече с девушкой, с которой впоследствии свяжет свою судьбу. Да разве о том, что ждет впереди, узнаешь?

Бетонированные улицы были влажными от дождя, пахло прибитой пылью. Было тихо, светило солнце, а сыроватый воздух пьянил свежестью и чистотой.

У причала — пологий песчаный берег. На удочку попадалась в основном корюшка — верткая небольшая рыбешка, пахнущая зимой свежими огурцами, реже сиги, а иногда ершистые бычки, которые шли в основном на приманку.

Несмотря на ранний час, на берегу собралось довольно много людей. В основном это были подростки. В каникулы ребятам, кроме рыбалки, некуда податься. Были и взрослые, даже милиционер в отутюженной форме стоял с удочкой. На него как-то непривычно было смотреть. Видно, вспомнилось человеку далекое детство, и он не утерпел.

Николай прошел по насыпи на затопленную баржу, которая, собственно, и являлась причалом, насадил на крючок кусочек колбасы, поплевал, как плюют заядлые рыбаки на червя, и забросил удочку в воду.

К причалу подходили катера, люди что-то грузили и, наоборот, что-то сгружали — шла обычная работа, которая не прекращается в навигацию на Севере круглые сутки. Шумно было, но рыба плохо клевала вовсе не поэтому: в море ей сытно жилось.

Николай сосредоточил свое внимание только на рыбной ловле и не обращал внимание на суетню.

Потом он почувствовал, что сзади на него кто-то пристально смотрит, так пристально, что по телу аж мурашки пробежали. Он оглянулся — неподалеку стояла девушка в белых туфельках, яркой желтой курточке, с большим чемоданом, рюкзаком и сумкой. Он не успел ее даже как следует рассмотреть, запомнилась только одежда.

— Помогите мне, — попросила девушка и как-то по-детски доверчиво улыбнулась.

Позже он понял, что именно эта улыбка, что называется, покорила его. И вообще после этого он пришел к выводу, что женщины «берут» мужчин не нежностью, не беспомощностью, как принято считать, и даже не красотой, а вот этой доверчивой, полузагадочной улыбкой, которая как бы призывает к чему-то.

— Вы знаете, где находится улица Гагарина? — спросила девушка.

— Я здесь родился.

— Тогда конечно. Они меня завтра ждут, а я явлюсь сегодня, как снег на голову.

Девушка была невысокого роста, худенькая, брюнетка. Лицом не очень красива, но приятна.

Николай взвалил на плечи рюкзак, взял в одну руку тяжеленный чемодан, а в другую не менее тяжелую сумку и зашагал к городу. Тогда он еще подумал, что можно везти такое тяжелое в сумке и чемодане? Но ни о чем не расспрашивал девушку — неудобно было.

Николай шел быстро, а девушка, постукивая каблучками, бежала легкой трусцой следом. Со стороны это выглядело так: впереди идет плечистый коренастый парень, в болотных сапогах, выцветшей брезентовой штормовке, навьюченный как ишак, а следом легко, словно бабочка, порхает само небесное создание. Иногда небесное создание забегало вперед и, лупая голубыми глазами, спрашивало:

— Вам помочь?

У Николая быстро онемели руки и плечи, но он упорно в этом не признавался. Наконец девушка сама сказала, что устала бежать следом и попросила остановиться — поняла, что этого твердолобого парня иначе не заставишь отдохнуть.

Николай поставил на землю чемодан, сумку и сбросил с плеч рюкзак. Причем сбросил небрежно и внутри рюкзака что-то глухо хокнуло, будто материя порвалась.

— Варенье!.. — ахнула девушка и кинулась к рюкзаку. — Облепиховое варенье!

Николай залился краской. «Дубина!» — обругал он себя в сердцах. К счастью, банка только треснула, и золотистое варенье стало медленно выползать наружу.

Девушка проворно сунула банку в целлофановый мешочек.

— Это ничего, — сказала она. — Теперь уж, надеюсь, немного нести.

А на лице ее было написано совсем другое. В самом деле, столько дней везла с самого материка, столько людей помогало нести этот рюкзак, и ничего, а тут…

Расстроенный, злой на самого себя, Николай взвалил на плечи груз и пошел еще быстрее.

Девушка бежала следом с банкой варенья в руках.

— Меня зовут Витой, — представилась незнакомка на ходу.

— Я — Николай.

Он не расслышал ее имени, а переспросить постеснялся и потом называл ее Ветой, а она обижалась.

На прощание, за труды, Николай заработал стыдливый поцелуй в щеку и обещание пойти с ним в кино.

С этого кино начались их «гуляния под луной». Через три дня они целовались, через неделю… Когда уж это произошло, то делать было нечего, и они решили пожениться. Через два месяца сыграли свадьбу, а через полгода у них родилась дочь.

Не обошлось дело и без испытания. Перед самой свадьбой Николая пригласили в дом Виты.

«Ритуал» семейных смотрин в точности соблюдала старшая сестра Виты Лиза. Она усадила гостя за стол и стала настойчиво потчевать всевозможными горячительными напитками, выясняя его пристрастие к ним. Николай тогда, да и теперь, пил мало и редко и совершенно не знал толк ни в винах, ни в коньяках.

Вита тоже усердствовала, все подначивала Николая, когда он воздерживался от рюмки, мол, что ты за мужчина, если выпить боишься.

Муж Елизаветы Малышок поглощал водку стаканами и не пьянел.

— Я в молодости все подряд пил и ни от чего сильно не пьянел. Раньше-то тут, на Чукотке, насчет выпивки тяжело было. У меня желудок, как я думаю, может даже кислоту безвредно принять, может даже синильную — самый страшный яд, — хвастался он.

В общем, наклюкался жених так, что кулем свалился на диван и уснул.

Утром открыл Николай глаза — перед ним Малышок, в одной руке полстакана водки, в другой виноградный сок для детского питания.

— Для устойчивости бы, — предложил Малышок.

Николай как увидел водку, так сразу побежал в туалет…

Потом сидел бледный до синевы, пил сок и сгорал от стыда. Тут и объяснили, ради чего его напоили. Оказывается, по наказу отца в их семье бытует традиция: перед свадьбой напаивать женихов, проверять, каковы они во хмелю. Если жених пьяный буянит — свадьбы не бывать.