Город

Случайная заминка внезапно вселила в Георгия надежду на то, что ему, может быть, ещё удастся вырваться из этой западни, только для этого нужно выложиться на все сто процентов.

* * *

Ещё до того, как началась вся эта кутерьма с электричкой-беглянкой, в сторону обезумевшего города двигался обыкновенный грузовой состав, которому, как и ещё целому десятку других составов, суждено было встать у небольшого вокзала на неопределённый срок. Однако, было кое-что, что отличало его от многих тысяч других составов перемещающихся по территории России. А если говорить точнее, то всё его отличие состояло в одном единственном вагоне-рефрижераторе, с виду тоже вполне обычном. Ему суждено было сыграть свою роль в этой истории значительно позднее, а пока он просто безмятежно стоял в окружении сотен вагонов, абсолютно ничем не выделяясь из общей массы.

* * *

Обильный пот застилал Георгию глаза, но он, ни на секунду не мог оторвать руки от колёс, понимая, что даже малейший перерыв, приведёт к тому, что он потеряет скорость, а вслед за ней и жизнь.

Если бы кто-нибудь сейчас засекал время, с которой мчится его коляска, то Георгий наверняка был бы обладателем нового мирового рекорда среди инвалидов-колясочников.

Георгий отдал этому броску свои последние силы, и у него почти получилось осуществить задуманное, когда, вырвавшись из клубка лихорадочно извивающихся тел, на него бросился одержимый.

Этому безумцу почти удалось его достать. Если бы Георгий инстинктивно не отдёрнул голову, то челюсти безумца наверняка сомкнулись на его горле. Вместо этого его зубы громко клацнули у самого уха Георгия.

Прямо за его спиной людской поток преодолел затор, состоящий из опрокинутых тел, растаптывая как придорожную глину, и в тот же миг столкнулся с лавиной преследователей, которые гнались за ним от пересечения Московской и Достоевского.

На этот раз свара была настолько грандиозной, что у Георгия появился реальный шанс оторваться от своих навязчивых преследователей.

Через тридцать метров Георгий вылетел на проспект и повернул в сторону мемориала, воздвигнутого в честь солдат павших в Великой Отечественной Войне, так как в ту сторону дороги тоже был небольшой уклон.

Если бы не многополосная дорога, то обилие оставленных и разбитых машин перекрыло всю проезжую часть и, тем не менее, Георгию приходилось проявлять настоящие чудеса вождения, для того чтобы преодолеть все те препятствия, которые вставали у него на пути.

Сзади начал нарастать необъяснимый грохот, и повернув голову назад, Георгий увидел, как сотни людей бегут прямо по корпусам брошенных машин.

Меж тем близилось пересечение проспекта Победы с улицей Кирова. В отличии от многополосного проспекта эта двухрядная дорога была наглухо забита машинами столкнувшимися в страшной панике, охватившей водителей и о том, чтобы продолжать движение по ней не было и речи. Единственная дорога, по которой он реально мог двигаться, была грунтовая тропка, выводящая его к спуску на реку. Там дорога, тоже была не ахти какая, но огромный уклон давал ему возможность развить умопомрачительную скорость и реальный, хотя и небольшой, шанс оторваться от своих преследователей.

Но всё это было возможно лишь после того, как он прорвётся сквозь барьер из сотен машин вставших на его пути.

Его глаза стремительно искали здесь хотя бы малейшую брешь, которой он смог бы воспользоваться до того как столкнётся с непреодолимым препятствием.

Преграда казалась цельным монолитом, и это не могло душе настоящую панику.

— Ну, должна же быть здесь какая-нибудь лазейка? — в отчаянии закричал он.

И в самом деле, такая лазейка была, только он до самого последнего момента не мог наверняка определить того, сможет ли коляска протиснуться в этот зазор, или одно из её колёс врежется в бампер. Конечно, он страстно желал, чтобы ему удалось проскочить здесь, иначе и быть не могло, так как времени на то, чтобы искать другую брешь у него не было, и он в отчаянии направил коляску туда.

Но в тот момент, когда до лазейки оставалось лишь пара-тройка метров, Георгий с ужасом осознал, что коляска здесь не пройдёт.

* * *

Всеволод — водитель автоцистерны лихорадочно метался по относительно небольшой площадке перед автозаправочной станцией вот уже несколько часов, показавшихся ему целой бесконечностью.

Все выходы отсюда были перекрыты брошенной в панике техникой: легковыми и грузовыми машинами всех мастей, так что всё, что ему теперь оставалось — это безостановочно колесить по кругу, надеясь на то, что очередная атака безумцев на бензовоз вновь закончится неудачей.

Он понятия не имел с чего началось это массовое помешательство, но сейчас его это почти не интересовало. Если говорить откровенно, то у него даже не было времени на то, чтобы об этом задуматься — все свои силы он сосредоточил на том, чтобы выжить в этом аду, и, кроме этого, не сойти с ума. Он абсолютно не сомневался в том, что если, что-то не изменится в самое ближайшее время, то безумие, без всякого сомнения, настигнет его, так как почва для сумасшествия была самая что ни наесть благодатная — люди который неустанно преследовали его автоцистерну без всякого страха бросались под колёса многотонной машины, и огромные колёса с хрустом давили рёбра, ломали позвоночники, перемалывали внутренности, а дальше происходило совершенно необъяснимое и наиболее безумное — даже после всего этого многие из них вновь поднимались на ноги и продолжали преследование до тех пор, пока вновь не оказывались под колёсами машины. В конечном итоге все ОНИ заканчивали одинаково — они оставались лежать на повлажневшем, чёрном от дьявольской крови асфальте, а оказавшаяся в ловушке многотонная громадина автоцистерны под завязку заполненная топливом, делая очередной круг по площадке, раз за разом подскакивая на распростёртых телах, как на влажных бесформенных болотных кочках.

Всё это здорово смахивало на бредовое или наркотическое ведение, настойчиво повторяющееся вновь и вновь, и самым ужасным для Всеволода было то, что он не имел никакой, даже самой малейшей, возможности вырваться из этого кошмарного заколдованного круга ни на машине, ни пешком, так как безумная ватага не оставляла его ни мгновение. Но самым невыносимым во всей этой карусели ужаса для водителя был звук, который сопровождал каждое столкновение с безумцем: беспорядочная дробь ударов изуродованных тел о радиаторную решетку, сухой треск рёбер под колёсами машины и влажные хлопки лопающихся внутренностей, пробивающиеся на поверхность из глубины тела — всё это медленно, но верно сводило Всеволода с ума.

С каждой минутой он всё больше и больше жалел о том, что безумцы растерзали не его самого, а его напарника, Михаила — именно его гибель послужила ценой, которую пришлось заплатить за знание о том какую опасность представляют из себя местные жители, заполонившие улицы обезумевшего города. Но именно картина ужасного бесчеловечного убийства Михаила, глубоко засевшая в сознании Всеволода, была тем, что заставляло водителя продолжать отчаянную борьбу за своё существование.

Случайный взгляд, брошенный Всеволодом на приборную доску, добавил ещё один повод для волнения — стрелка указывающая уровень топлива сместилась в нулевой отметке. Топливо заканчивалось.

Всеволод готов был расхохотаться (у него в цистерне было несколько тонн солярки, а он не имел абсолютно никакой возможности для того чтобы ею воспользоваться), но вовремя остановил себя, так как абсолютно точно знал, что если он начнёт смеяться, то уже не сможет остановиться.

* * *

Менять, что либо, сейчас было уже невозможно, он просто не в состоянии был так быстро погасить скорость, набранную его коляской, и всё, что Георгию теперь оставалось — это с воплем ужаса, застрявшего в горле, наблюдать за тем как он стремительно движется к своей катастрофе.