"Посмотрим..."

- Блин, какого хрена? Чем ты ее накачал? Ты уверен, что она не ничего не запомнит? – испуганный и возбужденный голос Росса где-то рядом.

- Не парься, чувак, на, еще выпей. Ничего она не запомнит, решит, что ужралась до беспамятства и соблазнила соседа. Сама же молчать будет – не в ее интересах признаваться в такой любвеобильности ее женишку, - хохотнул второй, и вдруг горячая рука тяжело опустилась на обнаженный живот пленницы.

Прерывающееся сознание выхватывало ощущение чужих мерзких пальцев на своем теле, потных тел, резких движений, смешков, хриплых стонов, капающей слюны, боли, сумасшедшей резкой боли. Попытки кричать заканчивались лишь живыми кляпами во рту, попытками не захлебнуться собственной рвотой и новой болью. Болью, которая, казалось, будет вечной. Это не было похоже на страшный сон, это не казалось фильмом ужасов: каждая секунда, каждая минута были реальностью, чувствующейся гораздо отчетливей, чем обычно, прочувствованной всем телом, каждым уголком души, каждой мыслью о смерти, которая впервые за столько лет показалась избавлением.

Слишком яркий свет, слишком сильная боль в истерзанном теле, слишком большая жажда мести. Родные стены вокруг, засохшая кровь на кое-как прикрытом одеждой теле, наполовину опустошенная бутылка с водой рядом – ее принесли в дом, бросив прямо в прихожей на пол. Сколько прошло времени – несколько часов, сутки? Попытки встать на ноги увенчались успехом лишь через час, если можно было верить висящим на стене часам, стрелка на которых, казалось, двигалась медленней, чем обычно. Еще вода, вызывающая новый приступ пустой рвоты, ванная, попытки отмыть потемневшее от ссадин тело, снова сочащееся кровью из успевших затянуться ран, телефон, не отвечающий номер полицейского участка, молчащий номер больницы.

Кошмар не заканчивался и, найдя в себе силы, наконец, выйти на улицу, Мишонн сама не заметила, как снова оказалась дома, подпирая дверь спиной и тяжело оседая на пол. Радио сообщало об эпидемии, опасности и эвакуации. О срочной эвакуации. Но как же Зак? Женщина ждала. Сидя у окна, ежедневно пичкая себя противозачаточными таблетками и антидепрессантами, которые ей хотелось забрасывать в себя горстями, она просто смотрела на улицу. На проходящих мимо мертвецов. На людей, поедаемых заживо, на маленькую девочку, которая оказалась облитой зловонной жижей из вспоротого живота одной из тварей. Впрочем, на мертвеца этот удар не подействовал, и отважная мать ребенка стала замечательным обедом для нескольких уродов. А малышка, растирая кулаками слезы по грязному лицу, побежала по улице мимо ходячих, которые не обращали на нее внимания.

Ждать дольше нельзя было. Нужно было признать и понять, что тот человек, который приходит к ней с наступлением темноты, кладет руку ей на плечо, аккуратно гладит ее истерзанное тело, исцеляет поцелуями ее покрытые корочками губы и шепчет ласковые слова, рассказывая об их скорой свадьбе, - мертв. Он не вернется, он плод ее воображения. Она одна. Она должна жить. Почему? На этот вопрос ответа не было. Но он и не нужен был. Все вокруг стало безумием. Может быть, она однажды проснется и увидит перед собой потолок больничной палаты? Может быть. А пока нужно было что-то делать.

Собравшись в дорогу, Мишонн вышла из дома и вздрогнула при взгляде на соседний дом. Сделав несколько шагов вдоль улицы, она замерла. Оружие. Ей нужно оружие, которым можно лишить мертвецов головы – дни, проведенные у окна, даром не прошли. Сглотнув и открыв незапертую дверь, женщина на минуту застыла, борясь с рвотными позывами от нахлынувших воспоминаний и царящих тут запахов. Несколько шагов на пределе возможностей, протянутая рука, приятная тяжесть катаны и глухое рычание за спиной. Крутнувшись и оттолкнув ногой наступающего на нее соседа, Мишонн одним движением меча снесла запястья бывшему соседу, приставляя клинок к шее мертвеца. Рассеянный взгляд в сторону цепей. Тех самых. Воспоминание о маленькой девочке, прикушенная губа, удар в челюсть – эта тварь ей еще пригодится. Как и вторая, уже спешащая на звук из соседней комнаты. Месть не удалась, смерть поквиталась с ними раньше. А ее личный ад останется с ней рядом, продлевая ее не нужную никому жизнь, день за днем.

***

Смешавшиеся мысли, слезы, против воли закипающие в глазах, пальцы, пытающиеся схватиться, расцарапать, оттолкнуть, взгляд, полный ненависти. Шершавая рука, шарящая по телу, зубы, прикусывающие кожу на плече, мочку уха, винное дыхание, обжигающее шею. Силы заканчивались, перед глазами плыли круги, но спасительная темнота не приходила, только тело безвольно обмякло под тяжестью второго. Довольный смешок, рука, торопливо нашаривающая ширинку на ее штанах. Если он это сделает, лучше будет ему сразу ее и убить. Для него самого лучше.

========== Часть 13 ==========

Возня с этой дурацкой одеждой совершенно сбивала Диксона с настроя. Вот ведь придумают глупостей всяких, с которыми нормальному мужику даже с пол литрой не разобраться. Еще и эта брыкается! Взгляд на лицо: ревет, что ли? От неожиданности Мэрл замер, вглядываясь в глаза женщины в темноте. Точно ревет. И даже, кажется, совсем не от счастья. Блин, и че ей не так уже?! Ну придавил слегка, поцарапалась вообще сама, ну рот заклеил – так это ж все для того, чтоб она спросонья не заверещала и не созвала толпу зрителей на бесплатную порнушку.

- Ты че? Не хошь? – буркнул он, нахмурившись.

Недоверчиво посмотрев на судорожно замотавшую головой Мишонн, из глаз которой катились слезы-горошины, реднек обиженно засопел, приподнимаясь.

- Совсем? Или ты ломаешься, шоколадка? Цену типа набиваешь, и все такое?

Тщетно пытаясь прочесть в расширенных глазах ответ на свой серьезный вопрос, Мэрл лишь спустя пару минут догадался содрать с губ придавленной им к койке женщины клейкую ленту, даже не задумываясь, что делает ей больно таким резким движением.

- Убью, - шипит Мишонн в лицо реднека, пытаясь приподняться и отодвинуться от него.

- Вот ведь, блин, нервная какая! Не, ну так бы и сказала, крохотуля… мол, так и так, я тебя хочу и все такое, просто дни у меня сегодня не те, и совсем не годятся для любовных утех. Че, я не человек? Че не понял бы, что у вас, у баб, вечно все не к месту происходит? – возмущенно сопел Диксон, освобождая самурайку от своего близкого общества и пьяно падая на соседнюю койку, не прекращая бурчать. – Не же, сразу угрожать надо… бабы, блин… Все у вас не по-людски…

Устраиваясь поудобней и закрывая глаза, пьяный вдрызг Мэрл уже не видел вскинувшейся со своего места женщины, которая в одно мгновение достала свою лежащую наверху катану и вынула ее из ножен дрожащей рукой. Несколько безумно долгих минут колебания. Пальцы, не чувствующие ничего, кроме холодной рукояти, вкус крови во рту от прокушенной насквозь губы. Судорожный вздох, пара шагов, звякнувшая решетка двери в камеру. Лучше она переночует на вышке, освободив дежурящего сегодня Рика от его обязанностей. Пусть отдохнет, ей ведь все равно больше не уснуть.

Шериф сидел на перевернутом ящике и, потягивая из бутылки спиртное, смотрел куда-то вдаль. Непроизвольно отпрянув на пару шагов и вжавшись в стену при виде еще одного пьющего мужчины сегодня, Мишонн нахмурилась – не похож был Граймс на любителя злоупотребить алкоголем.

- Иди спать. Я подежурю, - наконец предложила она, понимая, что ее появление так и осталось незамеченным.

Рик торопливо вскинулся, позволяя почти пустой бутылке упасть и разлиться по бетонному полу дурно пахнущим дешевым вином, и подозрительно уставился на самурайку. Потерев глаза пальцами, он вздохнул.

- Почему ты не спишь? Что случилось? – несмотря на количество выпитого, голос Граймса был вполне трезв.

- Ничего. Не спится. Хочу побыть на воздухе, - коротко пояснила женщина, осматривая территорию. – Иди!

Встав с места и удивленно посмотрев на снова отшатывающуюся и обходящую его дальней дорогой подругу, Рик взъерошил волосы, останавливаясь и пытаясь разглядеть что-то на лице самурайки.

- Что тебя разбудило? Какие-то звуки? Голоса? – настойчиво спрашивал он.