Операция "Кэрил"

Словно призрак из прошлого, в сумерках перед почти дошедшим до дома Дэрилом появилась знакомая фигурка. Она несла сумку, оттягивающую ей руку, и шла неторопливо, давая шанс ее догнать.

Но стоило Дэрилу ускорить шаг, как Кэрол оглянулась и, увидев его, поспешила в дом, банально сбегая. Скрываясь за спасительной дверью, словно не желая ни видеть его, ни слышать, ни знать о его существовании. Словно это он перед ней в чем-то виноват, черт побери!

Ну что ж, она ясно дала понять, что общения больше не хочет. В конце концов, это ее право. Дэрил больше лезть не станет. Хватило с головой.

========== Часть 22 ==========

Закрыв за Дэрилом дверь, Кэрол медленно сползла по ней же прямо на пол. Прямо в любимом платье. Прямо в свой, черт бы его побрал вместе с ее желанием его отпраздновать, день рождения.

Нужно было просто уехать в эти дни, как она и планировала. Исчезнуть, оказаться подальше ото всех, забыть обо всех надеждах на новую жизнь и вспомнить, наконец, то, что… Вспомнить все, что она так долго заталкивала в самые глубины памяти. Вспомнить и помнить всегда: ежесекундно. Не позволяя себе ни счастья, ни радости, ни развлечений.

Но она ведь обещала. Обещала Софии, что этот ее день рождения будет обязательно праздником. Что она нарядится, позовет гостей и приготовит что-то вкусное. Любимый торт дочки. Который теперь отправится в мусорку. Ведь видеть его было выше сил рыдающей без слез Кэрол. Слез больше не было. Она все их выплакала уже давно, завершая, наконец, мучительный бракоразводный процесс с Эдом и, в память о дочери и о данных ей клятвах, начиная новую жизнь. Ради Софии, ради Мишонн, которую она когда-то бросила такой же девочкой, какой была ее дочка перед тем, как…

Она действительно старалась. Она усердно училась жить заново, старательно выполняя все то, о чем когда-то мечтала с Софией, не решаясь уйти от мужа, но фантазируя о том, как они заживут вдвоем.

- И ты покрасишь волосы, мам! И пусть они будут длиннее!

- И краситься будешь! И много-много одежды себе и мне купишь! Мы будем самые красивые, мамочка!

- А потом ты будешь ходить на свидания! Мам, не смешно, ну какая ты старая! Ну как это: никому не нужна! Ты мне нужна! Ты самая лучшая! И мы найдем того, кто будет тебя любить, как я! Ну почти, как я!

- И у нас будет свой дом, да? С лужайкой, и там будем жить только мы вдвоем и те, кого мы сами позовем!

- Мам, пообещай, что ты не будешь больше плакать… и сделаешь все, что мы хотели. Пожалуйста, мам, пообещай…

- Обещаю, милая. Я все сделаю…

Вот только сделанное обернулось одной лишь болью. Вот только не Эд был виноват в том, что Кэрол была несчастна раньше. Не Эд и никто другой. Она сама. Она сама во всем виновата. Во всей своей жизни, в смерти дочери, в том, что теперь не знает, что с собой делать. Не умеет жить нормальной жизнью, с нормальными людьми, заводя нормальные отношения. Все дело в ней.

Она просто не заслуживает ничего хорошего. Не заслуживает ничего, кроме жалкого существования.

Какой мужчина? Какое счастье? Какой смех в этом доме? Кощунственно представлять себе новую семью, страсть, любовь, радость, в то время как Софии больше нет, и никогда не будет.

Воспоминания терзали Кэрол всю ночь и следующий день, который она, машинально купив что-то в магазине Рика, провела за запертыми дверями и с отключенным телефоном, а потом лишь смотрела пустыми глазами на заскочившую узнать, как все прошло с «этим твоим реднеком», Мишонн, и не могла ничего сказать. Но говорить и не понадобилось. Ведь кто еще мог понять ее, если не сестра, пережившая не меньшее горе в своей жизни?

Мишонн предложила развеяться, но выходить никуда не хотелось. Мишонн звала на свою тренировку, обещая, что физическая разрядка поможет выплеснуть душевную боль, но у Кэрол не было сил подняться с кресла. Мишонн предлагала даже напиться, но Кэрол только качала головой.

А Дэрил продолжал приходить. Он стучал робко, потом настойчиво, он пытался заглядывать в окна, хотел ее увидеть, хотел… Что он хотел? Сказать, какая она сука, и как могла скрывать от него подобное? Сказать, что он больше не хочет с ней общаться? Или выспросить у нее подробности произошедшего? Что он может хотеть? От такой, как она…

Не открывать ему было больно, но общаться с ним, смотреть в его глаза, понимая, что он стал ей ближе всех остальных, скользить взглядом по его губам и желать поцелуя, видеть его руки и представлять себе, как эти руки касаются ее тела – сейчас это казалось предательством. Да, она расслабилась, да, она пыталась жить несмотря ни на что, да, она позволила себе влюбиться, но это было неправильно. Она не имела на это ни малейшего права.

Влезать в его жизнь, становиться его другом, оказывать на него какое-то влияние. Нет. Ведь она не может принести ничего хорошего. Никому из близких не приносила. Только смерть, боль и обиды. Она не создана для счастья. Она не создана дарить кому-то счастье. Просто не умеет. А все попытки научиться оканчиваются крахом.

Мысли роились, одна другой больнее, превращаясь в навязчивое желание уничтожить себя жестокими словами, унижениями, уверениями, что все плохо, и хорошо уже не будет никогда. В какой-то момент именно эти мысли начали приносить какое-то странное болезненное облегчение. А еще мысли о том, что она может уйти к Софии, что тут ее ничего не держит, тут она никому не нужна. Что это ведь очень просто: полная ванная, включенный фен, бритва в руках, духовка, упаковка снотворного… Вариантов так много, нужно лишь выбрать лучший.

Поймав свое отражение в зеркале ванной, Кэрол отшатнулась, впервые за эти дни глядя себе в глаза. Видя не себя, а какую-то бледную тень. С огромными синяками под глазами, посеревшей кожей, немытыми волосами, потрескавшимися губами. И пузырьком лекарства в руках.

- Мамочка ты сильная, ты сможешь… ты только пообещай мне, и у тебя все получится…

Она сильная. Сильная. Или станет такой. Ради Софии.

Зарядив, наконец, мобильный телефон и долго вглядываясь в дату и день недели на экране, Кэрол не могла понять, куда из ее жизни пропали трое суток. Но как бы там ни было, пора возвращаться к себе нормальной: приводить себя в порядок, налаживать прежний образ жизни и… А вот что делать с Дэрилом, Кэрол не знала. Она понимала его обиду, понимала свою вину перед ним, но не могла смотреть на него, не могла рассказать ему… Но, возможно, в этом единственном она была права в эти дни? Дэрил не для нее. Она не готова к чувствам, а рядом с ним быть безразличной не получается. И может быть, ему без нее тоже лучше?

По дороге в магазин Кэрол успела услышать кучу новостей: о том, что Рик приглашал Андреа к себе на ферму, причем, вечером; о том, что Бет имела успех в баре, выступая там все чаще; о том, что Мэгги беременна, а Глен счастлив…

Размышляя о том, какой красивый должен родиться ребенок, как часто бывает в случае межрасовых браков, Кэрол заметила краем глаза Мэгги, входящую в заднюю дверь пиццерии. И что-то в этой картине было определенно не так. Что-то, связанное с ее мыслями…

- Мэгги! С ума сошла, - бросилась к девушке, тащащей на себе две тяжеленные корзины с овощами, Кэрол.

- А? Что? - рассеянно уточнила Мэг, со вздохом опуская корзины на пол и убирая со стульчика полотенце, предлагая ей присесть. - Что случилось? Кстати, я тебя давно не видела…

- Немного приболела, - соврала она. - Но, Мэгги, речь сейчас не обо мне. Почему ты носишь такие тяжести?

- Да я привыкла уже. С детства на ферме, что только не таскала.

- Тебе же нельзя, Мэг! В твоем положении. Еще и на таком опасном сроке. Пора забывать о тяжестях. Нужно подумать о ребенке, - ощутила вдруг себя чуть ли не навязывающейся явно не радующейся ее советам девушке Кэрол и уточнила: - Ну, если ты, конечно, хочешь его сохранить.

- О боже, - всхлипнула вдруг Мэг, резко отворачиваясь и шмыгая носом. - Ладно. Ладно, я поняла. Я просто забыла. Спасибо, Кэрол.

Последние слова были сказаны таким тоном, что было ясно: пора прощаться. И Кэрол даже встала со стула и подхватила свой пакет с покупками, но, оглянувшись на опущенные плечи девушки, которая казалась совсем расстроенной, вернулась.