Страница 237 из 244
И что дальше? Пошевелюсь — нашпигуют заколдованным свинцом по самые Нидерланды. И не спасет та энергия, которую ощущаю кожей с тех пор, как поднял первый гранатомет. Заклинить? Всех? Как сказал Сун Цзы, организация одного и организация многих есть одно и то же. Это вопрос организации. А клинить я уже умею.
Так, закрыть глаза. Потянуться вокруг. Поймать, вобрать в себя эту хаотическую энергию… Есть!
Я почувствовал мир. Почувствовал машины, из-за которых вели огонь колдуны. Почувствовал автоматчиков. Даже понял, кто здесь главный — вон тот суетящийся тип, орущий что-то в гарнитуру с пеной у рта. Почувствовал затворы. Дёрнул…
Всё оружие разом заглохло. А за спиной и вокруг меня начал подниматься смерч. Это были снежинки. Те самые мертвые снежинки, которые летали вокруг в преддверии ада. Они были видны лишь в подпространстве, но они БЫЛИ! И их было МНОГО!
Как же красив их танец! Дьявольская смесь огня, холода, ужаса и пустоты! Их становилось всё больше и больше, они кружились всё быстрее и быстрее, и я чувствовал каждую. Они как бы были частью меня, моего тела, и ею одновременно не являлись. Это была та самая Сила, Мощь, и я управлял ею, как управлял до этого клинком Эльвиры. Но если призрачный меч юридически принадлежал демону, то снежинки были мои и только МОИ! Мой собственный страх, мой ужас! Мой личный ад!
Я дернул вверх все автоматы. Те взлетели в воздух, вырвавшись из рук, выворачивая суставы тем, кто держал слишком крепко. Затем встал и проявился. Да, пожалуй, я прав, хватит убегать и прятаться.
Глаза. Что-то было с моими глазами. Они сияли. Это не было больно или щекотно, просто… Как-то непередаваемо! От моего взгляда бойцам становилось плохо, их охватывали ужас, паника. И мне это нравилось!
Я шел на боевиков открыто, не скрываясь, а буря снежинок за моей спиной всё росла и росла, превратившись в смерч, торнадо. Вытянул руку вперед и мысленно толкнул. Послушные моей воле снежинки устремились в ту сторону, снося всё на своем пути, раскидывая людей. Гранатомет? Автомат? Оружие? Зачем они мне, когда есть такие замечательные снежинки?
Началась паника. Люди, тёртые, закаленные боями колдуны, покрывались холодным потом и бросались прочь, к лесу, как можно дальше. Я не добивал, приказав снежинкам только догонять и колоть их, ведь каждый укол — это новая порция мёртвого ужаса. Снова рокот. Справа. Обернулся.
На меня неслись тонн десять смерти. Может больше, кто их знает, сколько весят эти броневики. Замедляю время, ухожу в боевой режим. Из джипа стреляют. Я знаю, что от пуль уйти невозможно, Настя как-то говорила. А от заколдованных вообще нет никакой защиты, кроме такой же зачарованной брони. Но это так, «левые» знания, будто читанные в наивной детской книжке давным-давно, из серии «для самых маленьких». Это не реально, реально лишь то, что мы делаем, а не то, что знаем. Вытягиваю руку в сторону автоматчика и посылаю снежинки навстречу.
Те тают, горят в колдовском огне пуль, но их много, очень много! И каждая хоть не на много, всего на чуть-чуть, но воздействует на кусочки свинца, сбивая с них заговоры и останавливая. Да что там, те просто сгорают от трения, соприкасаясь с мёртвым холодом и пожаром ужаса!
Краем глаза вижу, автоматчик удивлён. Конечно, он не знает о снежинках, их не видно в реальном мире. Он лишь видит, как сгорают его собственные пули. А мне и не надо никого ни в чём убеждать.
Машина летит, не снижая скорости. Да, тяжелая машина, страшная. И у меня нет против нее никаких шансов. Точнее, не было у меня прежнего, у милого паренька Мишки. А у звереныша Михаила есть! Поток снежинок, весь, сколько их есть, устремляется навстречу броневику. Это очень тяжело управлять таким количеством льда и ужаса. Они пытаются вырваться, им не нужен я и мои приказы — они лишь хотят продолжать свой дьявольский танец. Но я сильнее, у меня не потанцуешь!
От напряжения всё тело задрожало, я скривился от боли. Но мертвый смерч работал! Не доезжая метров десяти, броневик взвился в воздух. Я провожал его полет вытянутой рукой, словно зажатым кнутом манипулируя мёртвым смерчем. Вот тонны металла летят надо мной, медленно проносятся над головой, и со всего размаху приземляются на дорогу, кувыркаются. Выжил ли кто — мне не интересно.
Я выпрямился и расправил плечи. Глаза полыхнули ещё сильнее, ослепляя клонящееся к закату солнце. Оставшиеся, самые стойкие автоматчики бегут в лес без оглядки. Добить! Надо добить! Чтоб знали, на кого подняли руку! Снова взмахнул руками, мобилизуя ниоткуда, словно с земли, новые полчища своей огненно-морозной армии, чтобы послать их вдогонку, истребить всех до единого…
…Как вдруг передо мной встали умоляющие глаза Консуэлы.
Ангел хорошая. Да, Этьен — то еще мурло, но эта испанка ни в чем не виновата. Она такая же жертва, как и я. И она всегда мне искренне сопереживала, помогала, нарушая инструкции. Она СВОЯ.
Снежинки опали. Я почувствовал, что задыхаюсь, что воздуха не хватает. Грудь вздымалась, двадцатиоднопроцентная смесь кислорода входила и выходила через легкие, но дышать было нечем. Во всём теле ощущалась лишь бескрайняя пустота, ничто, и от этого ничто было так плохо, как не бывает даже с самого сильного похмелья.
Голова закружилась, и я начал оседать на землю. Огромное торнадо, смерч из песка и дорожной пыли, видимый в этом мире след от снежинок, плавно оседал у меня за спиной. Мир мерк вместе с сиянием моих глаз. А затем наступила спасительная темнота.
Глава 27. Откровения и преображения
Странно, но по мирам в этот раз не летал. Очнулся сам, на той же самой дороге, окружённый пылающими машинами.
Это всё я?
Приподнялся. Голова тут же взорвалась болью. Тошнота схватила желудок в спазме…
Отпустило. Тупая боль в висках и затылке начала медленно проходить, а вместо неё в голове рождались удивление и недоумение. Да, недоумение! Я, конечно, ожидал чего-то сверхъестественного от боя, но не знал, что все будет настолько плохо! Темный мессия? Вот это я влип!
Машины пылали, выплёвывая из своего нутра клубы едкого черного дыма. Может это всё сон, всё не взаправду? Ущипнул себя. Больно! Да нет, ничего не приснилось. Я действительно был на грани, и меня действительно чуть не унесло за ту незримую черту, за которой собственное «я» растворяется в ненависти. А направила, подтолкнула к этой черте, как ни странно ангел, светлое существо. И это мне не нравилось больше всего.
Превозмогая тошноту, я сел и развернулся. Рядом, метрах в пяти, в пол-оборота, сидела Консуэла, устремив грустный взгляд на садящееся за лесополосой, что за полем, огромное багровое солнце. Вся такая же красивая, в своём викторианском старинном платье с непокрытой головой.
— Долго был в отключке? — спросил я хриплым сухим голосом
— Минут пять, — равнодушно ответила она. На лице маска спокойствия, но именно, что маска. И чем же вы, сеньора, расстроены?
— Стыдно?
— Мне не за что стыдиться. — Она безразлично пожала плечами.
Ага, как же! Совершенно не за что! Чуть не угробила человека, так туда ему и дорога! Обетованное, блин! Светлые существа!
— Понимаю, понимаю! — внутри закипел яд, и захотелось срочно его вылить. А сидящая рядом ангел годилась для этого как нельзя лучше. — Это не ты. Это все Контора. А ты всего лишь безвольный вестник ее воли. Ты же не могла отказаться, ослушаться приказа!.. — я рассмеялся. — Мы не при чём, мы белые и пушистые! У нас даже крылья есть, чтоб доказать, если кто не поверит!
Гордое равнодушное молчание, словно доктор выслушивает пациента после психической травмы. Мой выпад пропал втуне, а желчь закипела еще больше. Так, Миха, успокойся, подначками ты её не пробьёшь. Их специально учат, как с нервными срывами работать. Клиенты-то разные бывают, есть и психи, и много еще кто.
Но яд продолжал кипеть, ища аргументы, чтоб расшевелить это инфантильное существо. И ничего с ним я не мог поделать.