Страница 11 из 39
Мы старались убедить наших меньшевик[ов] в том, что первым заветом, которому мы должны следовать в таком положении является: ни в коем случае не участвовать в разгроме пролетариата, хотя бы он и шел по ложному пути. В этом смысле, кажется, мы достигли успеха, т. е. добились того, что большинство оборонцев, и наших и эсеровских, настроено сравнительно примирительно. Даже Церетели твердо, кажется, стоит на этой позиции. Менее тверд он в вопросе о необходимости признать единственным исходом из положения -- соглашение с большев[иками] об образовании общедeмокр[атической] власти (от эсеров до большевиков включительно). Вместе с Скобелевым, Либером и др[угими], он, отказавшись от коалиции, все еще мечтает о возможности власти из одних меньш[евиков], эсеров инесов76, хотя факты (цифры голосования в УС) ясно говорят, что без поддержки большевистских масс такая дем[ократическая] власть будет еще более висеть в воздухе, чем ленинская, а просто отвлечь эти массы от Ленина, как они мечтают, нельзя в 2-3 недели. В нашем ЦК, во вс[яком] случ[ае], составилось большинство за этот исход (соглашения с большев[иками]): Ф. Ильич [Дан], Горев77,Череванин, Эрлих78 идут в этом пункте с нами. Это было вызвало выход из ЦК 11 членов (Гвоздец , Голиков79, Зарецкая80, Скобелев. Либер, Батуринский81, Роман82, Юрий83 и др.); за ним ушел от работы ряд видных оборонцев. Но Церетели убедил их вернуться обратно после того, как начавшиеся переговоры с больш[евиками] оборвались и практически вопрос (на время) сошел с очереди.
Эти переговоры начались по инициативе железнод[орожного] и почт[oво]-тел[eграфного] союзов84, под давлением армейск[их] делегаций при нашем участии как посредников вместе с левыми эсерами85 и "Нов[ой] ж[изнью]". Начались еще в первые дни, когда б[ольшеви]ки увидали всю трудность овладения гос[ударственным] аппаратом при бойкоте демократии, среди них начались колебания. Левые эсеры, оставшиеся после нашего ухода в Цен[тральном] ИК, тоже грозили уйти, а рабочие и частью солдаты стали выносить резолюции о недопустимости гражд[анской] войны и желательности соглашения. Ленину пришлось разрешить ЦИК и ЦК своей партии повести переговоры. Они начались в момент, когда правые эсеры, Крестьянский совет86 и энесы еще полны были иллюзий о легкости победы над большевиками и настроены непримиримо; только наш ЦК после первых ложных шагов твердо стал на почву соглашения. В предвар[ительных] переговорах была уже нащупана почва для соглашения: "деловое" министерство, куда из большевиков войдут наименее одиозные для правого крыла демократии (называли Луначар[ского]87, Покровского88, Алексея Рыкова89), из м[еньшеви]ков и с[оциалистов]-р[еволюционеров] войдут деловые работники, а во главе станет Чернов90. До УС пр[авительст]во будет ответственно не перед ЦИК, а перед специальн[ым] органом из представителей обоих Исп[олнительных] к[омите]тов (старого и нового), Крест[ьянских] сов[етов], городских Дум Питера и Москвы, профсоюзов и т. д. Переговоры уже шли как будто совсем мирно. Но в это время ленинцы, одно время теснимые отрядом Керенского, стали побеждать, внесли деморализацию в ряды его казаков, и Ленина позиция усилилась. Когда мы поставили вопрос о том, что, как залог морального успеха переговоров, надо прекратить царство террора, открыть все газеты, освободить из крепости буржуазных министров и установить перемирие на внутреннем фронте (на что Керенский прислал согласие), большевики ответили сначала оттяжкой, а потом отказом, и переговоры были сорваны, причем все посредники признали, что вина падает на б[ольшеви]ков. Это вызвало раскол у большевиков и в этом, пожалуй, первый хороший результат нашей политики. Зиновьев, Каменев, Рязанов, Ногин91, Рыков, Милютин92, Лозовский93, Ларин (он, ведь, теперь большевик!) и нек[оторые] др[угие] заявили, что политика Лен[ина]-Тр[оцкого] ведет к разгрому пролетариата, сложили с себя звания министров (четверо) и другие должности. Правда, Зиновьев, Луначарский, Теодорович94 скоро вернулись, раскаявшись, но остальные продолжают находиться в оппозиции.
После этого для всех нас наступила полоса бездействия -- ничего, кроме агитации против террора большевиков и за необходимость соглашения, мы делать не могли и, когда правые элементы демократии пытались воскресить старое правительство или организовать на фронте новое, мы (тут и Церетели был с нами) мешали этому. Впрочем, скоро, кажется, все убедились, что это невозможно. Большевики же не теряли времени и засыпали Россию демагогическими декретами. 12 ноября в Питере и ряде губерний начались выборы в Учр[едительное] Собр[ание] (в других пришлось отложить). Мы ожидали большого абсентизма масс: собрания не посещались, большинство газет не выходило, было не мало насилий над агитаторами всех партий, кроме большевиков и т. д. Оказалось другое: голосовало в Питере свыше 80 % избирателей, а в рабочих кварталах до 90 %. Все почти солдаты и подавляющее большинство рабочих и бедноты голосовало за большевиков (415 тысяч из 900 тысяч поданных вообще). Они завоевали 6 мест из 12. С августа (выборы в городскую Думу) их число голосов возросло с 180 тысяч до 415. Почти такой же успех кадет: 250 тысяч (вместо 120) и 4 места. Эсеры упали с 200 тысяч до 150 (2 места). Все остальные партии исчезли. Мы получили всего 10 тысяч (в августе -- 25) . Потрeсовцы, шедшие с отдельным списком, -- 16 тысяч, энесы -- 18, а плехановцы -- меньше 2 тысяч. В провинции, откуда общих итогов по губерниям еще нет, та же картина в городах, только с еще большим успехом кадет. Они часто идут на первом месте и имеют абсолют[ное] большинство голосов, или же на втором месте после большевиков; на третьем почти всюду эсеры, мы на четвертом или ниже. Мы, вообще, почти повсюду, не существуем, как партия масс (Кавказ не в счет), и это независимо от того, идем ли мы дружно или (как в Питере и Харькове) по двум фракц[ионным] спискам. Везде мы в городах имеем 5-10 %, избирателей, т. e. элиту рабоч[его] класса и части интеллигенции, массы же идут за большевиками, кадетами и эсерами. В деревне, по имеющимся сведениям, верх возьмут эсеры, но во многих местах соберут много голосов и большевики. Судя по этим данным в Учр[едительном] С[обрании] будет очень сильное крыло большевиков с примыкающими к ним левыми эсерами, такое же или более сильное крыло кадетов и социалистич[еский] центр с эсерами во главе, от которого будет зависеть большинство (стало быть, опять или блок с большевиками, или с кадетами и более правыми). Наших же будет минималь[ное] количество.
Я думаю: 30 человек, а Ф.И. [Дан] считает, что не более 20. Пока, судя по данным в городах, я почти наверное не попаду в УС (из 4 пунктов, где выставлена моя кандидатура, в Питере я провалился, данные из Харькова и Московской губернии неутешительны, остается один фронт, где есть шансы, но где выборы лишь на днях. Ф. Ил. тоже имеет весьма неверные шансы в одной губернии. Абрамович95 -- тоже, кажется, провалился. У Мартынова96 кое-какие надежды в двух губерниях, где выборы на днях, то же у Ерманского97. Пройдут наверняка только кавказцы, которые у себя не выставили ни одного некавказца, да у Вас еще есть шансы в городе Москве и в Киевской губернии. Фракция составится из провинциалов и нескольких очень правых оборонцев (Дементьев98 и др.).
Ход выборов (в провинции местами они носили стамбуловский99 со стороны большевиков характер) окрылил большевиков и сейчас же сказался на поведении левых эсеров и железнодорожников. Левые эсеры раскололись с правыми на совещании Крестьянских советов и, объявив свою часть чрезвычайным крест[янским] съездом, пошли на соглашение с ленинским ЦИК, слив оба эти учреждения и дополнив их представителями от железнодорожного и почтово-телеграфного союзов, от профессиональных союзов и военных организаций100. Согласно договору, могут войти в то же учреждение и партии, ушедшие со съезда, с пропорциональным числом представителей. По расчету, если б все вошли, то большевики имели бы половину голосов, другую половину -- все остальные. Оборонческие партии решили не входить. Мы также, несмотря на требование со стороны наших рабочих, решили, что входить в данных условиях значило прикрывать нами маскарад, ибо уже теперь реальная власть не в руках ЦИК, а Ленина и Троцкого, которые свели свой собственный парламент к роли Булыгинской Думы101. Последнее объясняется ультранизким культурным его уровнем, который не повысится от примеси левых эсеров. Между тем, присоединение сейчас всех партий облегчило бы темную игру, явно направленную к разгону Учред[ительного] Собр[ания], к которому ленинцы готовятся почти открыто, поскольку выясняется, что у них не может быть большинства и что кадеты будут там очень сильны. Разгон Учр[едительного] Собр[ания] означает страшный удар по революции: если оно будет иметь силы, чтобы сопротивляться, это начнет гражданскую войну между пролетариатом и мелкобуржуазной демократией, которая не может нe кончиться разгромом пролетариата и победой кадет, в конце концов. Если, что возможно, оно будет бессильно сопротивляться соuр d'etat102, худшая форма солдатской диктатуры воцарится, компрометируя пролетариат. Я считал поэтому необходимым поставить вопрос ребром: если новый парламент объявит, что с момента созыва У ч[реди-тельного] Соб[рания] вся власть переходит ему, мы входим в этот парламент -- но только в этом случае. Ибо выгоднее, чтоб в случае прямого нападения на Учр[едитсльноe] Собр[ание] большевики не могли говорить, что их "Народный совет" объединяет все социалистические направления. И только левые эсеры страшно повредили, пойдя на соглашение без всяких гарантий признания Учр[едительного] С[обрания] и отказа от террора и увлекши за собой железнодорожников и т. п.