Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 112 из 137



— Патрицианство, однако ж, предполагает наличие счета в банке.

— Необязательно. Несколько рабов преданных, несколько оливковых деревьев плодоносящих — и вид на любимую Адриатику..

— А чего вы тогда глумились над средним классом в передовицах? Я помню это ваше «курс доллара — семь-сорок».

— Я абсолютно не глумился над средним классом. Моим врагом был Ельцин, я не утомлялся его демонизировать, и вся свистопляска вокруг него — экономическая, политическая — питала наши перья, наши воспаленные от ненависти печени. Но газета не занималась экономикой, это не экономическая газета.

— Проханов — давали мне понять многие мои знакомые — «он-же-когда-придет-к-власти-будет-таких-как-ты-вешать-первым-номером».

— Я?! Я достаточно индифферентен к социальному экономическому строю. Я — империалист, и любая формация, которая обеспечивает целостность пространства и процветание популяции, меня вполне устраивает. Если нужно уничтожить территорию и уполовинить население для того, чтобы утвердить здесь экономический и политический либерализм, я — тотальный враг либерализма. Поэтому средний класс сам по себе для меня не является ни врагом, ни другом. Если энергия национальная перетекает из советского среднего класса, который был испепелен этими реформами, что было для меня, и вообще для популяции, огромной трагедией, если эта энергия перетекает в новый средний класс, я только рад этому обстоятельству. Я же реалист, я понимаю, что уже никогда не будут созданы эти великолепные сталинские экономические супершколы, это все кончено, эра завершена. И я радуюсь любой энергетике в стране, утонувшей, погруженной в мрак, в апатию, в безысходность. Я радуюсь любому цветению, в том числе и олигархическому. Странно: я побывал в империи Ходорковского, и у меня сложилось впечатление, что этот фрагмент советского он вытащил из небытия и спас, и он живет, правда, не на благо всей остальной померкшей стране, а на благо себя самого, но в любом случае при другом стечении обстоятельств этим потом можно будет воспользоваться как огромной сохраненной деталью механизма. Так что средний класс — это нормально. И у меня довольно много знакомых людей, многие дети моих сверстников особенно, превратились в людей среднего класса: те, кто не спился, те, кто имеет стимул учиться, те, кто аналитически смотрит на мир, кто эти калории, которые он получает от родителей или от советской эпохи, включает в другие, более эффективные модели.

— А что значит «при другом стечении обстоятельств»?

— Если все-таки возобладает идея выстраивания большого русского пространства, попытка новой интеграции. И в этом смысле мне и Чубайс импонирует с его либеральной империей, меня восхитила эта формулировка. Вот вчера он вылез, рассказывал о том, как наши энергосети оплетают и Киргизию, и Таджикистан, и даже Афганистан. И это правильно, эта экспансия: какая разница, через что воздействовать — через силовое присоединение или через утонченное управление, через систему влияния. Это ведь не самоцель — создание огромного купола, просто без целостной евразийской геостратегической конструкции не может существовать Вологодская область, она не может быть отдельно взятой. Это завершенное, выстраданное самой геологией и этногеологией образование, великое и прекрасное. И это образование пытались построить такие великие люди, как Чингисхан, — создать огромную машину пространств. Такая задача выпала на долю русских великих князей, царей и вождей. Мне почему-то кажется, что эта задача не снята и в XXI веке.



Долго наблюдая Проханова со стороны, я много раз прикидывал, как могла бы сложиться альтернативная история России, если бы он сам возглавил оппозицию. Как он — страстный, уверенный в себе, телегеничный, владеющий риторическим аппаратом — выпестовал бы себе «дофина», который бы оппонировал Ельцину в 96-м, стал бы премьером в 98-м, президентом на выборах в 2000-м. Разумеется, эта мысль много кому приходила в голову, политолог Белковский прямо говорил о том, что к Проханову история еще предъявит счет, по которому ему нечем будет расплатиться.

«Нет, вы — молодой человек, поэтому вам так кажется. Я к этому не предрасположен. Ведь это особая психика, особая гальваника. Я бы никогда не пошел на пролитие крови. Я никогда не был кровожадным. Я бы не стал Троцким. Я никогда не пошел бы на прямые репрессии. Я всегда оставался гуманистическим человеком. Во время заседания секретариата в августе 1991-го я совершенно искренне хотел предотвратить всякие формы подавления интеллигенции, культуры».

Между тем Проханов — обладатель репутации «певца биоагрессивности». Наталья Иванова писала о нем в книге «Ностальящее»: «Я просто проанализировала его поэтику, его отношение к крови, посмотрела, как он описывает свежевание туши коровы, с чем сравнивает ее позвонки, как работает со словом. Язык, метафорика, композиция — все это выдает в Проханове брутальность и инфантильность. Но это кровавый инфантилизм. Проханов не просто соловей Генштаба, он певец биоагрессивности как таковой. Поэтому в контексте всей русской литературы Проханов — явление глубоко чужеродное, при всех его клятвах в патриотизме и инвективах в адрес антипатриотов». Правда ли, спрашиваю я заместителя главного редактора журнала «Знамя», что Проханов и в жизни был биоагрессивен? «Нет, думаю, в жизни… Сейчас я его вижу только по телевизору, а раньше… раньше его биоагрессйвность никак не реализовывалась в его человеческом поведении. Я думаю, наверное, он все-таки это разделяет. Я не говорю, что он стал чудовищем. Он стал такой, какой он есть. Я же не говорю, что раз он чудовище, его надо сажать в клетку, подвергать каким-то преследованиям. Пусть он пишет что хочет, а я имею право иметь свою точку зрения на то, что он пишет». Так а каким он все же был, Наталья Борисовна? «Он был очень пассионарным».

По знакомству практически со всем, что опубликовал за последние сорок лет Проханов, я бы не назвал его «певцом биоагрессивности». Напротив, удивительно, насколько быстро он перегорает, каким трезвомыслящим может быть. В этом смысле один из самых удивительных моментов в его творчестве — монолог Истукана в «Господине Гексогене». Ельцин, который «для меня, конечно, персональный враг, враг всех икон, которым я поклонялся», вдруг произносит здесь совершенно борис-годуновский монолог, да такой, что вызывает у Белосельцева не ненависть, а сострадание; в частности, речь идет о том, что именно он сумел отцепить от распадающегося СССР вагоны с азиатскими республиками, предотвратил в 93-м настоящую войну, не дал распасться России и не пустил на российские АЭС американских морпехов. Совсем необязательно было признавать все эти факты, которые запросто могли утонуть в потоке «биоагрессивности», однако ж нет.

Мы возвращаемся к альтернативной истории — что было бы, если бы Проханов сам занял некий официальный пост. «Ну, потом само администрирование — это особая процедура…» Позвольте, а газетный опыт. «Ну нет, газета — это скорее такой веселый клуб, игра… Я ужасно устаю от людей. Я терпеть не могу собраний, совещаний, заседаний. Во мне возникает мгновенно какая-то невропатическая слабость, и я убегаю из президиума. Я не могу сидеть. Вот выученные политики, скажем, Зюганов, он целыми днями сидит на всяких конгрессах, конференциях. Мне это страшно скучно. У меня сразу возникает чувство самоиронии. Я не пригоден для активной публичной политики».

Чувствует ли он ответственность за то, что не впрягся в это? «Ничего подобного. Есть власть, и есть влияние. Влияние — это роль не менее важная, чем власть. Всегда за любой властью существует такое поле, поле влияния. У любого властителя меньшего масштаба, чем Наполеон, всегда есть свои реферирующие группы и явные или полуявные авторитеты, которые на эту власть влияют. Скажем, видите ли вы, например, академика Сахарова в роли человека, который мог бы возглавить демократическое движение? Он был смехотворен в этой роли. У него была другая консистенция. Это был человек влияния. Или Солженицын. Он мог, что ли, возглавить? Он художник, писатель, идеолог, он в какой-то степени сибарит. Вот я примерно такого же склада». Но он же все равно был активно вовлечен в политический процесс. «Если бы я был вовлечен и был бы членом партии, я бы использовал для себя эту блестящую возможность быстро продвинуться по этой коммуникации, использовать свой темперамент, свою энергию».