Страница 3 из 15
Добежав до трамплина, мы отдыхали несколько минут и потом бежали назад. В обратном направлении маршрут в целом шел под горку, и бежать было легче.
Теперь мне ясно, что именно спорт не позволял нам закурить или увлечься алкоголем. Именно спорт помогал нам стать людьми, и пусть большинство из нас не выбились в большие мастера, великая благодарность спорту за то, что он уберег нас от многих опасностей и бед, которые угрожали нашей юности.
На Большой Калужской, неподалеку от Академии наук, напротив Института математики имени В. А. Стеклова, была аптека. Она и сейчас там. Мы заходили в нее и за копейки покупали кучу витаминов и горстями их съедали. Морщились, но жевали и были глубоко убеждены, что помогаем своему организму восстанавливаться и переносить большие спортивные нагрузки. Сейчас я понимаю, что это было глупо и даже вредно, но здоровый молодой организм справлялся и с этим.
Вообще, с Большой Калужской связано много всякой всячины. Там я однажды увидел пожилую женщину в коляске и только потом, по рассказам бывалых людей и портретам, узнал, что имел редкую возможность лицезреть великую дипломатическую даму, «валькирию революции» Александру Михайловну Коллонтай…
Попробую рассказать о главных развлечениях и утехах того прекрасного времени. Наш дом стоял на углу Арсеньевского переулка и Мытной улицы (в просторечии Мытка), потом уже из книжек я почерпнул, что в далекие времена по этой улице гнали скот на продажу и где-то тут находилась древняя налоговая инспекция, получавшая налог с продаж и ставившая клеймо. Эта операция называлась «мыт». Рядом была Конная площадь, одним словом, в старину все тут было связано с торговыми делами.
Так вот, на этой Мытной улице, наискосок от нашего дома, был стадион «Родина» завода «Красный пролетарий». Завод этот уже умер, и от стадиона тоже не осталось следа. Ну а в наше время это был довольно приличный спортивный комплекс, там были одна большая насыпная трибуна и одна маленькая, приличное футбольное поле, окруженное беговыми дорожками с различными легкоатлетическими секторами для прыжков и метаний.
Стадион «Родина» напряженно работал весь год. По воскресным и праздничным дням с самого раннего утра он буквально гудел. Где-то в восемь часов утра тут начинали играть в футбол детские и юношеские команды, потом был перерыв, и после обеда на поле выходили уже взрослые. Так проводилось первенство Москвы среди спортивных коллективов, и в зачет шли те очки, которые добывали все команды.
Мужики со всего района с раннего воскресного утра стягивались на стадион и проводили на трибунах порой весь день. Кто-то уходил обедать и потом возвращался. Большинство, однако, брали еду с собой и совмещали приятное с полезным. Случалось, что и выпивали, и спорили… но все же никогда не доходило до таких яростных и диких фанатских безумств, которые происходят сейчас.
Некоторые из великих футболистов нашего времени вышли со стадиона «Красного пролетария», и мы их всех, конечно, прекрасно знали. А они были тогда простыми и доступными ребятами. Но пронести чемоданчик со спортивной формой за самим великим Анатолием Исаевым или Крутиковым… О! Это было событие, которое запоминалось на всю жизнь!
Во все остальные дни недели на стадионе тренировались молодые спортсмены, и мы там бегали по дорожкам, прыгали, метали гранаты и копья, вовсю работала наша спортивная школа.
В первые дни войны футбольное поле было изрыто окопами. Там были установлены зенитки, в землянках и блиндажах жили зенитчики, охранявшие московское небо (как мне запомнилось, в основном это были женщины).
Хорошо помню, как началась война. Мне было уже почти семь лет, и я запомнил хмурых людей, стоявших на улице возле больших жестяных громкоговорителей в ожидании новостей с фронта. Мне была непонятна тревога людей. Мальчишки искренне радовались войне. Во-первых, на фронте можно совершить подвиги и прославиться. Тем более что победить любого врага для нашей великой Красной армии, конечно, не составит никакого труда. Опасались только того, что война быстро кончится и мы не успеем повоевать.
Нас, мальчишек, очень интересовало то, что будет в подвалах, которые оборудовались как бомбоубежища.
Авианалеты, особенно самые первые, были сильные и опасные.
Рядом с нашим двором располагался военный завод по ремонту автомобилей. И вот во время первых авиационных налетов бомбы попали в аккумуляторный цех. По всем окрестностям были разбросаны свинцовые рамки и пластмассовые куски батарей, и мы все это собирали. Рядом была Морозовская больница, и думаю, что медикам тоже нелегко пришлось в эти первые дни войны и воздушных налетов.
Я, к великому моему сожалению, не был допущен в те команды, которые во время бомбежек поднимались на крыши домов и гасили зажигалки. Лет мне было маловато, да и мама крепко держала меня за руку. Я был у нее один, и она очень за меня переживала.
Ну а прямо напротив нашего дома располагался сам великий Гознак, который печатал деньги и чеканил ордена. Его замечательный коллектив всегда шел на демонстрациях в первой или второй колонне.
Иногда нам, ребятам, удавалось пристроиться и пройти по Красной площади вместе со взрослыми.
На демонстрации я ходил и потом, когда стал студентом, уже в колонне Бауманского района, которая обычно была замыкающей. И когда часов в шесть мы завершали прохождение, Сталин всегда стоял на трибуне Мавзолея.
Потом демонстрацию трудящихся начали все больше «подрезать», пока не свели ее прохождение к часу с небольшим, чтобы не утомлять наших стареющих вождей.
Мог ли я в детстве предположить, что когда-то пройду по Красной площади, ассистируя знаменосцу – это был один из заместителей председателя Московского совета (вице-мэр по-нынешнему). Слева от знаменосца всегда шел руководитель профсоюзов, справа – комсомола.
Только одна проблема мучила меня – ассистенту знаменосца нужно было быть обязательно в шляпе и в каком-то светлом пальто или плаще. Шляп я не любил, и вот мне приходилось с женой накануне праздника отправляться в магазин и подбирать шляпу к светлому пальто. Целая история.
Но не будем забегать так далеко вперед, вернемся в наш любимый просторный двор, в нашу замечательную коммунальную квартиру, где было много разных интересных людей, таких, которые работали день и ночь, как наш железнодорожник – «полковник тяги».
Мы обитали на третьем этаже, а на втором, почти что под нами, жил мужчина – заслуженный рабочий. Его портрет с медалью «За трудовую доблесть» на груди был однажды помещен в журнале «Огонек». Этот гражданин частенько бывал на стадионе «Родина».
Если вспоминать о том, что оказало на меня большое влияние, то никак нельзя пропустить пионерский лагерь Метростроя в Балабанове. Метрострой тогда был великой организацией, и лагерь был большой. Существовала даже песня «Балабановский «Артек» – гимн нашего лагеря. Я приобрел там замечательных друзей. Много чистой радости и романтики почерпнули мы из тех пионерских лет.
Про пионерский период можно рассказывать бесконечно. Но нашим родителям приходилось нелегко. По воскресеньям моя мама, вместе с множеством других мам, отправлялась ко мне на свидание. Путь-то был неблизкий. Сто километров на поезде да еще от станции пешком километров пять. Конечно, она везла мне что-то поесть, хотя прекрасно знала, что в лагере нас кормят хорошо. Но мама есть мама, и ей кажется, что никто и никогда не накормит ребенка так, как это сделает она.
Ну, хочешь не хочешь, поесть надо было, чтобы маму не обидеть, а что-то мы прятали и потом отдавали эти домашние деликатесы немецким военнопленным, которые неподалеку от лагеря косили траву…
Тогда, в лагере, я увлекся художественным словом и впервые был очарован волшебной красотой поэзии. Для меня показалось истинным чудом, что обычные вроде бы слова вдруг приобретают чудесную красоту музыки и звучат так, что сердце замирает или начинает биться как-то по-особенному.
На праздниках в лагере я читал стихи Константина Симонова: