Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 11 из 15

Вот, например, Толя Ганичев, секретарь комитета комсомола МВТУ. Он был с факультета «М». Это закрытый факультет, где готовили ракетчиков. Любопытнейшая судьба. Мальчишкой Толя Ганичев снимался в нескольких кинофильмах. Был он исключительно обаятельным и открытым человеком. После комсомола сумел отбиться от настойчивых предложений работать по партийной линии (обычная судьба секретарей комитетов комсомола крупных вузов). Он посвятил себя науке. Многого успел добиться. Но, к великому сожалению, рано умер. Убежден, что его ожидала высокая судьба. У этого человека я многому научился.

И вот что интересно: я, задержавшись в комсомоле на многие годы, как-то прошел мимо многочисленных гадостей, которыми отмечена жизнь партийного работника. Думаю, что это не случайно. У нас в МВТУ, где формировалось наше представление о смысле и порядке жизни, этих низостей не было, ну почти не было, а если случалось нечто подобное, то единодушное отношение к этому было до крайности презрительным и нетерпимым. А человек, который какую-то мерзость затевал, долго в МВТУ не задерживался.

Несколько слов о Вадиме Тищенкове, я уже называл эту фамилию. Его очень любил Егорычев, да и все, кто его знал. К сожалению, Вадим тоже довольно рано умер. Когда он был секретарем комитета комсомола института, то был избран членом ЦК ВЛКСМ, и мы все, комсомольцы-студенты, старались ему подражать. Он всегда был рядом с нами. Когда случались знаменитые призывы на комсомольские стройки, в стройотряды, на целину, наши секретари никогда не ограничивались агитационными речами и формированием отрядов, они обязательно ехали сами и честно, как все остальные, работали. Нам было хорошо с ними.

Наш механико-технологический факультет был громадным. Полторы тысячи человек. В МВТУ всегда набирали много студентов, но немало и отчисляли. Кого-то исключали за «хвосты» и нарушение дисциплины, кто-то сходил с дорожки сам, не все выдерживали, учиться у нас было трудно. Мы в комсомоле считали себя обязанными всеми силами бороться против отсева студентов и боролись за повышение успеваемости.

Мы были максималистами и фантазерами, пытались изобретать какие-то новые способы воздействия. Старались делать по-своему. Результатов мы добивались, но о некоторых случаях я сейчас искренне жалею.

Вот, например, проводили мы общее факультетское комсомольское собрание. Ну где вы найдете зал на полторы тысячи человек? У нас в училище такого не было. Договорились, упросили коллег дать нам для собрания актовый зал МГУ на Ленинских горах.

Полторы тысячи человек собираются в зале университета. Комсомольское собрание называется так – «Будущее не придет само, если не примем мер, за хвост его, комсомол, за жабры его, пионер». Хотелось, чтобы собрание было необычным, открытым и боевым. Но главное – откровенный разговор по делу, а основное дело студента, конечно, учеба. Так что сразу берем «хвостиста» за хвост.

Опять же если такая острая тема собрания, то нужно подумать, как его сильнее и ярче начинать? С проникновенного выступления декана или мудрой нотации парткома? Нет, это все уже было и нас, конечно, не вполне устраивало. Мы выбрали для разбора одного знаменитого нашего «хвостиста» (все знали, что папа у него замминистра), который нередко дурака валял, плохо учился, прогуливал лекции. Меня отрядили поехать к нему домой и пригласить на собрание отца.

Ну, я поехал. Отцом «хвостиста» оказался приветливый и симпатичный пожилой человек (примерно моего нынешнего возраста). Я его официально пригласил на наше собрание.

Он пообещал прийти и не обманул, хотя ему нетрудно было найти повод, чтобы не приехать. Он был настоящим мужчиной и прекрасно понимал, что ничего приятного его на собрании не ожидает. Об этом я честно его предупредил.

Он не только сидел и слушал, как разделывают его сыночка, но выступил сам и пообещал (за себя и сына) исправиться. И ведь действительно, этот парень стал хорошо учиться и впоследствии с блеском защитил диплом. Одним словом, результат был достигнут, но…

Но теперь, оглядываясь назад, я не без досады думаю о том, как тяжело пришлось этому немолодому человеку, занятому на сложной и ответственной работе, присутствовать на весьма жестком разборе учебы и поведения его сына. Думаю, что это собрание отняло у него, возможно, не один год жизни.

Мне сейчас как-то даже неудобно за наше тогдашнее мероприятие, и хотя уже явно поздно, хочется извиниться перед этим симпатичным человеком за наш бессознательно жестокий юношеский максимализм.

С другой стороны, может быть, это и стоило сделать. И не ради одного этого парня, а ради всех наших комсомольцев, которые вместе с этим «хвостистом» и его отцом пережили несколько десятков очень неприятных минут. Тогда-то я не сомневался, что мы все делаем правильно. А вот сейчас, прожив жизнь, очень сомневаюсь в необходимости данного «мероприятия».





Одним словом, жили мы в своем замечательном МВТУ по-всякому и поступали пусть и не всегда правильно, но всегда искренне.

Мы видели цель и к ней стремились. Нам бывало и хорошо и плохо, но никогда не было скучно, мы не знали равнодушия.

Последние годы я учился легко, получал повышенную стипендию, все у меня было как надо.

Все, да не все. Получилось так, что за всеми комсомольскими и прочими общественными делами я сам пропустил время защиты диплома. Все ребята защитились, а я не был готов, и мне пришлось отложить защиту на пару месяцев.

Диплом у меня был непростой – проект восьмишпиндельного станка-автомата для обработки сложных деталей. На обычном станке делают одну операцию, а на восьмишпиндельном можно обрабатывать сразу восемь различных деталей, устанавливая для каждой свой инструмент.

Идея эта родилась во время практики на Московском шарикоподшипниковом заводе (ГПЗ-1). Я работал там помощником мастера-станочника, у меня было два или три станка, и я постоянно между ними бегал, постепенно осваивая свои непростые обязанности. Со временем дошло до того, что, когда я работал, мастер мог пойти курить, зная, что я его не подведу. Но уже тогда мне эта беготня не нравилась, и я подумал, насколько было бы удобнее, если бы все операции производились на одном станке. Так постепенно и появилась идея восьмишпиндельного станка-автомата, которая в итоге превратилась в мой институтский диплом.

Преддипломную практику проходил на Киевском заводе станков-автоматов имени А. М. Горького. По нынешним временам, когда компьютеры управляют десятками сложнейших станков и целыми конвейерными линиями, моя разработка уже не покажется чем-то очень уж передовым, но по тем временам это было интересное и довольно сложное техническое решение. Повозиться пришлось изрядно. Ну а кроме обязательной дипломной программы я успел изъездить на велосипеде и обойти пешком весь Киев и на всю жизнь полюбить этот совершенно неповторимый замечательный город.

Осень была в самом разгаре. Неописуемой красоты бульвары сияли всеми оттенками золотого, оранжевого и багряного. Чудное время!

Мы жили в общежитии политехнического института. Рядом зоопарк, киностудия. До завода рукой подать – пара трамвайных остановок. Этого завода станков-автоматов сейчас уже нет. Жаль. Очень жаль.

Когда бываю в Киеве, скажем, на фирме Антонова, то как раз проезжаю мимо… он слева там… вернее, то, что от него осталось. Теперь здесь все благоустроилось. Трамваи больше не ходят, не гремят, метро появилось, новых жилых домов настроили. Внешне, надо признать, вроде бы все хорошо, но не для меня. Когда был завод, все выглядело родным. Всегда шапку снимаю, когда проезжаю мимо…

Защищал диплом на кафедре станков-автоматов, где заведующим был профессор Григорий Арутюнович Шаумян. Вот еще один великий человек в МВТУ – Шаумян.

Руководил моим дипломом его ассистент – Владимир Николаевич Васильев. Мой давний знакомый, член комитета комсомола, человек с очень своеобразным характером. Это в комитете комсомола он был для меня просто Володя, а тут, когда я приходил к нему и показывал готовые листы моего станка, он был уже Владимир Николаевич, и вообще – не подступись. Периодически он меня крепко и громогласно драил и шерстил, причем не всегда по делу. Он, видимо, считал это полезным и даже необходимым, чтобы никто не подумал, что вот, мол, один комсомолец другого проталкивает.