Демон. Книга первая

– Негоже это для мужчины, – проскрипел позади него старик, который появился словно из ниоткуда. Бесцеремонно подвинув француза, он загремел связкой ключей, собираясь открыть ворота.

– Что вы делаете? – растерянно спросил Мольбрант почти без акцента.

– Ты разве не видишь?

– Я думал, в доме никто не живет.

– В доме? – старик презрительно сплюнул. – Боже упаси жить здесь! – он обернулся, награждая француза презрительным взглядом. – Ты разве не помнишь меня?

– Нет.

– Ну тогда стой здесь и плачь.

Старик закряхтел, закрыл за собой тяжелые ворота. Мольбрант смотрел, как он уходит – усталый, немощыный, едва поднимая ноги – последний слуга этого проклятого дома. Старик не оборачивался.

В сторожке, где он жил, было тепло. Он снял мокрый плащ и повесил над обогревателем, достал газету, заварил чашку чая, надел очки. Какое-то время старик читал, стараясь ни о чем не думать, затем подошел к окну, увидел Мольбранта, заворчал и начал снова одеваться.

– Жалко мне тебя, – сказал он французу. – Вымок, наверно, весь? Ты только посмотри какой дождь, а у тебя и зонта нет…

– Я вас вспомнил, – перебил его Мольбрант. – Вы работали здесь садовником.

– Работал, – старик зазвенел ключами, открыл ворота. – Пойдем в сторожку. Согреешься, – он увидел, как вздрогнул француз. – Ну, чего ты? – растерялся старик. – Не бойся. Все уже давно закончилось. Здесь нет никого, кроме меня и моей внучки.

– Вашей внучки?

– Да. Только не говори никому. Это вообще-то не положено, – старик недовольно замахал рукой. – Ну, пойдем же! Не заставляй старика мокнуть.

В сторожке он забрал у Мольбранта куртку и свитер, повесил сушиться. Чай, который он заварил, был крепким и пах мятой.

– Это моя внучка, – сказал старик, доставая потрепанный фотоальбом. – Правда, красавица?

Он долго показывал фотографии и вспоминал, вспоминал, вспоминал… Мольбрант слушал его, забившись в угол старого дивана. Озноб проходил. Скрипучий голос старика успокаивал. Мольбрант закрыл глаза, стараясь ни о чем не думать. Он задремал на мгновение. Так, по крайней мере, ему показалось.

– Просыпайся, твоя одежда уже высохла! – услышал Мольбрант женский голос.

Внучка старика деловито расхаживала по комнате, проверяя все ли на месте. Самого старика нигде не было.

– Не бойся, я не вор, – сказал ей Мольбрант.

– Все вы так говорите, – она наградила гостя недобрым взглядом. – Пользуетесь тем, что у старика доброе сердце. Работу бы лучше нашли, чем попрошайничать… У нас и своих лодырей хватает.

– Я не бездомный, если ты об этом.

– Ну, конечно!

– Посмотри на мою одежду, разве бездомные носят такие вещи?

Девушка окинула его недоверчивым взглядом.

– Тогда какого черта ты делаешь здесь?

– Когда-то давно я здесь жил.

– Жил? Здесь? В сторожке? – девушка нахмурилась.

– Меня зовут Мольбрант. Дидье Мольбрант.

– Мольбрант? – девушка нахмурилась сильнее. – Тот самый Мольбрант, что… – она тихо выругалась. – Извини. Я думала, ты еще один бездомный, которого притащил сюда из жалости мой дед… Чернокожих прежде, правда, не было, но… – она неожиданно просияла и протянула французу руку. – Меня зовут Ульяна. Хотя старик, наверное, тебе и так все рассказал перед тем, как ушел на вечерний обход.

– Вечерний обход? – Мольбрант тревожно выглянул в окно.

Сумерки съедали очертания дома.

– Что-то случилось? – встревожилась Ульяна.

– Ты слышала о том, что здесь произошло?

– Конечно. Все слышали, – в ее глазах вспыхнул интерес. – Скажи, а это действительно было так, как об этом рассказывают?

– Смотря кто рассказывает.

– Может быть, расскажешь сам? Мы могли бы пробраться в дом и там…

– Не думаю, что меня это интересует.

– Тогда зачем ты пришел сюда?

– Не знаю.

– Люди говорят, убийцы иногда возвращаются на место преступления.

– Я здесь когда-то жил, забыла? Это был мой дом… И я не убийца.

– Тогда перестань бояться и расскажи, что здесь произошло на самом деле.

– Как мы проникнем в дом?

– Я знаю, где дед держит ключи. После того как он заснет, у нас будет целая ночь.

Когда до полуночи оставалось чуть больше часа, дряхлый старик Яков громко захрапел на старом диване, а серые стены особняка поглотила тьма, Ульяна и Мольбрант выскользнули из сторожки и направились к дому, прячась в тени деревьев от редких фонарей, освещавших двор. Особняк ждал их – огромный, мрачный, величественный.

– Здесь так пыльно, – сказала Ульяна, когда они оказались внутри. – И холодно.

– Здесь всегда холодно, – Мольбрант не двигался, ждал, когда глаза привыкнут к темноте. – По крайней мере, я не помню дом другим.

– Ты мне покажешь, где началась история этого дома?

– Ты уже в ней. Сам дом – история, – Мольбрант прикрыл за собой дверь.

Ульяна прошла в центр гостиной. Здесь, где высокие потолки терялись в полумраке, а пробивавшегося сквозь большие окна лунного света было недостаточно, чтобы разглядеть детали интерьера, можно было представить себе все что угодно.

– Когда-то здесь было очень красиво, – сказал Мольбрант.

– Здесь и сейчас красиво.

– Сейчас здесь одиноко, – он заставил себя не замечать мертвую тишину вокруг: густую, липкую, словно вдруг оказался в склепе. – В этом доме всегда было людно, – сказал Мольбрант. – С момента, как меня усыновили, я не помню и дня, чтобы здесь не гостил кто-нибудь. Стоило одним уехать, как тут же заселялись другие. Я помню маленькую девочку, которая прожила в этом доме четыре года со своей матерью. Мы были детьми и сильно привязались друг к другу. Потом она уехала, и спустя пару лет никто даже не мог вспомнить ее имени… Таким был этот дом. Понимаешь? Пока ты жил здесь, ты был частью этого мира, но стоило уехать, и все – ты переставал существовать для тех, кто остался… Смешно, но иногда мне кажется, что все мои воспоминания связаны только с этим домом. Здесь я нашел первого друга, встретил первую любовь, первый раз переспал с женщиной. Я помню, как мой брат говорил мне то же самое. Да и не только он. Большинство людей из тех, кто жили здесь постоянно, согласились бы со мной. Возможно, именно это и сыграло с нами злую шутку. Мы слишком зависели от жизни тут. Моя старшая сестра вышла замуж. Она жила с мужем здесь, у них был ребенок, но стоило ей на пару дней остаться одной, как она тут же забывала о супруге, находила себе кого-нибудь другого и развлекалась, пока он не возвращался. Никого из нас это не удивляло. Даже больше, казалось нормальным. Мы делали вид, что ничего не произошло, и жизнь продолжалась… Странно, но в день трагедии гостей было на редкость мало. Как никогда мало. Мы поужинали и разошлись по своим комнатам. Спать не хотелось. Я думал о Марии Блонской – замужняя шатенка с непроницаемо-черными глазами. Она гостила у нас вторую неделю. Ее пригласил племянник моего отчима. У них был роман, но в этом доме это ничего не значило… Я добивался ее расположения с настойчивостью девятнадцатилетнего мальчишки, выросшего в мире содома. Мне казалось, что цель уже почти достигнута, поэтому вторую ночь подряд я не закрывал дверь в свою комнату, надеясь, что Мария Блонская найдет предлог, чтобы зайти ко мне. Я ждал ее до одиннадцати, а затем лег спать, не переставая надеяться на ее ночной визит… Когда раздался первый выстрел, я проснулся, решив, что началась гроза, хотел закрыть окно, но на улице было тихо и свежо. Потом я услышал еще один выстрел – раскатистый, словно эхо в горах. Кто-то закричал. Снова выстрелы. Крики где-то уже совсем рядом. Я боялся даже дышать. Все, наверно, боялись, потому что между выстрелами каждый раз наступала мертвая тишина… Я услышал грохот в соседней комнате. От нового выстрела заложило уши. Я понимал, что должен бежать, спасаться, но когда убийца пришел ко мне, я не мог пошевелиться. Высокий русский. Может быть, выше меня. Несколько секунд мы смотрели друг на друга, потом он ушел, а я остался стоять возле окна, слушая выстрелы. Для меня до сих пор загадка, почему он пощадил меня. Может быть, потому что я был единственным чернокожим в доме, может, еще почему, не знаю… Не помню, сколько прошло времени, но когда я осмелился выйти, начинался рассвет. Из семнадцати человек, находившихся в доме, в живых остался только я. Убийца скрылся. Муж Марии Блонской был объявлен в розыск, но его так и не нашли, – Мольбрант замолчал.