Страница 3 из 4
Речь судреца:
«Всего ужасней одинокий, Кто черен, хил и гноен. Он спит, но дух глубокий В нем рвется, неспокоен. Бессильный видит вечно битвы, Он ждет низринуть королей, Избрал он царства для ловитвы, Он — чем смелее, тем больней. И если небо упадет И храм сожженный просверкает, Вчерашний раб народы поведет, Ведь силен тот, кого не знают! Вот я изрек премудрость ада, За что и сяду ко всем задом».-
Счастливец проснулся, смекнул, Свое добро взвалил на плечи И тихим шагом отшагнул Домой, долой от сечи. И умиленно и стыдливо За ним пошла робка и та, Руки коснувшись боязливо, И стала жарче чем мечта. «Служанки грязною работой Скажи, какой должно помочь? Царица я! копьем охоты Именам знатным кину: прочь! Сошла я в подземные недра, Земные остались сыны. Дороги пестрила я щедро: Листами славными красны. Ты самый умный, некрасивый, Лежишь на рубище в пыли, И я сойду тропой спесивой Твои поправить костыли. Тебя искала я давно, Прошла и долы и моря, Села оставила гумно, Улыбок веники соря. Твой гроб живой я избрала И в мертвом лике вижу жуть, В борьбе с собой изнемогла, К тебе моя уж настежь грудь. Спесь прежних лет моих смирится — Даю венок, Твоя шершавая десница — Паду, великая, у ног. О, если ринешься с высот Иль из ущелий мрачных взмоешь — Равно вонзаешь в сердце дрот И новой раной беспокоишь». Отверженный всегда спасен, Хоть пятна рдеют торопливо, Побродит он — И лучшее даст пиво… Как угля снег сияло око, К блуднице ластилися звери, Как бы покорно воле рока, Ей, продавщице ласки, веря. И вырван у множества вздох: «Кто сей, беззаботный красам?» И путь уж ему недалек, И знак на плечах его: сам! Тщедушный задрожал от злата И, вынув горсть червонцев, Швырнул красавице богато — Ах, на дороге блещет солнце! Та покраснела от удара, Руками тонкими взметнула, И, задыхаясь от пожара, В котел головою нырнула. Дворняжкой желтой прянул волос, Вихри оград слезой погасли, И с медью дева не боролась, Махнув косой в шипящем масле. Судьба ее вам непонятна? Она пошла, дабы сгореть. Высоко, пошло и бесплатно — Крыс голубых та жертва снедь… И заворчал пороков клад, К смоле, как стриж, вспорхнув мгновенно. Вот выловлен наряд, Но тела нет, а есть лишь пена! Забыть ее, конечно, можно. Недолог миг, короче грусть, Одно тут непреложно И стол вовек не будет пуст. Игра пошла скорей, нелепей, Шум, визг и восклицанья — Последни рвутся скрепы И час не тот, ушло молчанье! Тысячи тысяч земного червонца Стесняют места игроков. Вотще, вотще труды у солнца, Вам места нет среди оков! Брови и роги стерты от носки, Зиждя собой мостовую, Где с ношей брюхатой повозки Пыль подымают живую. Мычит на казни осужденный: «Да здравствует сей стол! За троны вящие вселенной Тебя не отдам нищ и гол! Меня на славе тащат вверх, Народы ноги давят. Благословлю впервые всех, Не всё же мне лукавить!..» Порок летит в сердцах на сына, Голубя слаще кости ломаются. Любезное блюдо зубовного тына Метель над желудком склоняется… А наверху под плотной крышей, Как воробей в пуху лежит один. Свист, крики, плач чуть слышны, Им внемлет, дремля, властелин. Он спит сам князь под кровлей — Когда же и поспать? — В железных лапах крикнут крошки, Их стон баюкает как мать… И стены сжалися, тускнея, Где смотрит зорко глубина, Вот притаились веки змея И веет смерти тишина. Сколько легло богачей, Сколько пустых кошельков, Трясущихся пестрых ногтей, Скорби и пытки следов! И скука, тяжко нависая, Глаза разрежет до конца, Все мечут банк и, загибая, Забыли путь ловца. И лишь томит одно виденье Первоначальных светлых дней, Но строги каменные звенья, Обман — мечтания о ней. И те мечты не обезгрешат, Они тоскливей, чем игра. Больного ль призраки утешат? Жильцу могилы ждать добра? Промчатся годы — карты те же И та же злата желтизна, Сверкает день все реже, реже, Печаль игры как смерть сильна! Тут под давленьем двух миров Как в пыль не обратиться? Как сохранить свой взгляд суров, Где тихо вьется небылица? От бесконечности мельканья Туманит, горло всем свело, Из уст клубится смрадно пламя И зданье трещину дало. К безумью близок каждый час, В глаза направлено бревно. Вот треск и грома глас. Игра, обвал — им все равно! Все скука угнетает… И грешникам смешно… Огонь без пищи угасает И занавешено окно… И там в стекло снаружи Всё бьется старое лицо, Крылом серебряные мужи Овеют двери и кольцо. Они дотронутся, промчатся, Стеная жалобно о тех, Кого родили… дети счастья Всё замолить стремятся грех…