Чепай

— Я пытаюсь! — ответу сопутствовал новый взрыв помех.

— Против… не продержимся! — неизвестный радист уже практически кричал. — Они… вот же с-сука!

Голос пропал.

— Всё, — убито сказала Ксения. — Нет сигнала.

— Где этот район? — чем дальше, тем больше это всё напрягало. — Сталинский район. Где?

— На юге, — ответил Арон Моисеевич.

— А мы куда идём? — для наводящего вопроса пришлось мобилизовать все остатки терпения.

— В Кагановичский, — стоит отдать ему должное, кое-что учитель всё же мог понять и сам, так что за ответом немедленно последовало уточнение, — Тоже на юге, но ближе к западу.

— Так, — невысокие местные дома и отдельные корпуса заводов при росте боевого колосса запросто позволяли смотреть поверх них. — Юго-восток, говорите…

Уж не знаю, как они тут без электроники выкручивались, но основные засечки компаса более чем исправно присутствовали в поле зрения пилота с момента синхронизации.

— А, с-сука! — ругательство сорвалось просто и естественно, совсем как дома в клубе после третьего коктейля. — Догнали таки!

На фоне приземистой линии домов обманчиво неторопливо двигались три исполинские металлические фигуры.

Очень и очень знакомые исполинские металлические фигуры!

— Железку отрезают, — даже без комментария учителя, расклад не вызывал сомнений. Три боевых колосса могли парализовать любую оборону, а в том, что вслед за ними явится кто-то ещё и оседлает железную дорогу из города окончательно, сомневаться не приходилось.

— Не свезло "Чапаю", придётся таки на поезда размениваться, — смена курса не вызвала у нашего крохотного экипажа ни малейших возражений. — Если кто-то желает соскочить, я приторможу.

— Там моя семья, — отрезал учитель.

— И мои друзья! — вслед ему добавила Ксения.

— Будем надеяться, наших пятнадцати минут позора им хватит, — шансы "Чапаева" в бою с тремя противниками выглядели призрачными. С практически неисправной рукой нам требовалось чудо.

Или…

— Мы не будем сражаться, — понимание, что можно обойтись и так, накатило как сатори, но, чем дальше, тем заманчивей выглядело. — Только уведем их от дороги. Молодые, наглые, да ещё и полагают себя победителями. Наверняка кинутся за доступной победой. Нужно лишь как следует их раззадорить, чтобы не могли думать ни о чём другом.

— То есть, всё-таки атаковать, — подытожил учитель.

— Не обязательно, — безумный план стремительно обретал детали. — Моя прошлая работа заключалась в основном в привлечении к себе чужого внимания. Целенаправленном, долгом и максимально цепком. Скажите, Арон Моисеевич, вы сумеете вывести мой звук наружу? Так, чтобы музыку услышали и они, и половина этого чёртова города?

— Да, — начал учитель, — но…

— Без возражений, пожалуйста, — времени на споры уже не оставалось. — Да или нет?

— Да, — решился, наконец, он. — Я всё сделаю.

— Тогда поторопитесь, — три силуэта на фоне неба приближались не очень быстро, но уверенно. — Я не думаю, что нам дадут больше нескольких минут на подготовку.

Две махины оказались недавними знакомыми. Оклемавшийся после бесславного проигрыша "Судетец" и шкафоподобный "Толстый Оглаф" сопровождали третьего боевого колосса.

Невысокий, очень подвижный, словно из одних пружин, он и секунды не стоял на месте. Его декоративный шлем лучше всего смотрелся бы где-нибудь посреди ВДНХ. Металлический дракон с распростёртыми крыльями так и напрашивался к подножию "Рабочего и Колхозницы" Мухиной.

Нагрудные пластины достаточно подробно имитировали средневековую рыцарскую броню. Исполинский меч с несколькими рядами зубастых цепей вместо лезвия и щит с затейливой готической надписью "Florian Geyer" завершали его вооружение.

Обильные свастики в окружении дубовых листьев на каждой сколько-то пригодной к этому плоскости махины уже не вызывали сомнений, что у конкретно этой самоходной дуры с расовой и национальной чистотой всё более чем в порядке. Не то, что с мозгами у её декоратора!

— Храбрые защитники Белоруссии! — как оказалось, языковой барьер у помпезного новичка тоже практически отсутствовал. Говорил он, конечно, с акцентом, но более чем уверенно. — Прекратите бессмысленное сопротивление! Народ рейха пришёл освободить вас от гнёта большевистских комиссаров и жидовских оккупантов…

— Эй, оккупант, мне долго ещё громкой связи ждать? — От подобного обращения в свой адрес учитель попросту охренел. — Или комиссара позвать, чтобы он тебя в ГУЛАГе расстрелял из миномёта с оркестром?

— Это как? — опешил учитель.

— Не сделаешь мне через минуту звук — узнаешь! — к счастью, развивать угрозу не понадобилось. Арон Моисеевич справился раньше.

Понятия не имею, с помощью какой такой квантовой магии термен-камера фильтровала всё, что в ней происходило. Тем не менее, звук с плеера вполне уверенно пошёл наружу — и даже почти без искажений. На уровне пьяной дискотеки.

На уровне пьяной дискотеки, которую в Минске не слышали ещё никогда — и ещё лет семьдесят не услышат!

Барабаны и волынка заставили все три махины противника замереть на месте. Уж не знаю, чего те ожидали, но явно не этого. Тем более что даже неисправная рука "Чапаева" на удивление крепко сжимала давно привычную кувалду, а трофейный щит как влитой сидел на другой.

На фестивале в Казани, разумеется, Ваша Покорная работала под этот звук в наряде слегка полегче — из полутора насквозь прозрачных тряпочек, пусть и с парой реплик топоров десятого века в руках.

Здесь прокатило и так. За сорок пять секунд проигрыша расстояние между "Чапаевым" и колоссами противника упало до минимума.

— Axes flash, broadsword swing, Shining armour's piercing ring, — искренне надеюсь, что первые строчки немало озадачили их пилотов. — Horses run with polished shield… Fight Those Bastards till They Yield!

При всех моих непростых отношениях с этой темой, в период своего бытия женщиной Хитер Александер пела всё-таки заметно лучше, чем потом. Уж не знаю, в чём тут дело, но просто вот лучше, и всё. А если судить по реакции колоссов противника — их пилоты ещё и достаточно неплохо поняли, что именно!

— Midnight mare and blood red roan, Fight to Keep this Land Your Own, — послушный моей воле "Чапаев" перешёл на тяжеловесный галоп. Усталость и боль не исчезли, но ушли на второй план. Зрение целиком занял силуэт в прицельных засечках термен-камеры. Слух — грохот музыки.

— Sound the horn and call the cry, — последние строчки, уже не особо сдерживаясь, мы с оставшейся в далёком будущем Хитер проорали уже вместе, — It's How Many of Them Can We Make Die!

Если задуматься, таран с разбегу — не самое лучшее решение. Но все мы крепки задним умом. Удар щитом в щит, подкреплённый хорошим разбегом, заставил "Судетца" потерять равновесие. Небрежный тычок в сторону отправил его на землю под тяжеловесный грохот. Неповоротливый "Оглаф" попытался достать нас копьём, но едва смог разминуться с падающим товарищем — лишь полетели в разные стороны клочья дёрна из городского пустыря.

— Follow orders as you're told, Make Their Yellow Blood Run Cold, — вся наша драка разворачивалась под непрекращающийся грохот барабанов и скрежет волынок, — Fight until you die or drop, A Force Like Ours is Hard to Stop!

Тяжёло… но вполне возможно. Удар в плечо заставил "Чапаева" содрогнуться. Чёртов "Флориан" метнул в нас одну из своих вовсе не декоративных свастик!

— Close your mind to stress and pain, — легче сказать, чем сделать, особенно после такой встряски, но серия неуверенных шагов всё же уводила нас всё дальше и дальше от кучи-малы боевых машин.

— Fight till You're No Longer Sane — вот с этим — всегда пожалуйста. Вторая метательная свастика пришлась на щит — и отрикошетила в замшелый барак. Только разлетелись фонтаном трухлявых опилок брёвна. По задворкам стремительно разбегались все способные на это местные жители. Понимание, что наша драка в черте города запросто угробит больше народу, чем мы пытаемся спасти, пришло как живительная оплеуха.