"Зэ" в кубе

– Что, в «минус-поле» попал? Как ты себя чувствуешь, сам идти можешь?

Голос, раздавшийся из темноты, заставил Кира вздрогнуть. Он разом утратил нить, удерживающую тело в равновесии, и замер, чтобы не упасть.

– Кто здесь? Кто со мной говорит? Это частная территория, у вас нет права находиться тут!

– Тише, не нервничай, всё хорошо, я сейчас объясню! У меня есть допуск, иначе как бы я попал сюда, сам посуди. Выслушай меня, пожалуйста. Тебе наверняка знакомо мое имя. Я – Аб-Нус.

Кир покачнулся. Аб-Нус! Неудачливый практикант отца, бывший творец мира Фаэра, создатель фэйрин... Что ему нужно, зачем он здесь?

– Прошу, ни о чём не беспокойся, у меня нет намерения причинить тебе зло. Я только хочу спросить. Понимаешь? Только пара вопросов – и я уйду, больше ты меня не увидишь. Позволь, я подойду ближе. Смотри, прямо смотри, вот я, видишь? Руки мои пусты, читай намерение, я откроюсь – убедись, что я чист. Только пара вопросов, и я исчезну. Можно, подойду ещё ближе?

Кир кивнул: да. Он уже взял себя в руки. В конце концов, если бы Аб-Нус хотел убить его, то давно бы это сделал.

Аб-Нус, в полной темноте воспринимаемый больше как контур, набросок, сделал несколько шагов навстречу и обрел объём. Он был высок и строен, – что являлось скорее нормой, чем исключением, – и ещё пару дней назад мог бы смотреть на Кира сверху вниз, но сейчас они оказались уже вровень. Лица его Кир почти не видел, скорее, угадывал, но чувствовал кожей, с каким внутренним напряжением смотрит на него визави.

– Что ты хочешь узнать? – голос Кира звучал твёрдо, без недавней подростковой писклявости, проявлявшейся в минуты волнения. – Учти, что я знаю не больше, чем положено ученику моей ступени. И ничем не обладаю – по той же причине. Зачем я тебе понадобился?

Аб-Нус улыбнулся – Кир по-прежнему не видел, но уже очень хорошо чувствовал его эмоции.

– Ты знаешь очень много, просто ещё не открыл это. А всё, что ты знаешь – твоё по определению. Так что и обладаешь ты очень многим. Скоро твоё время придёт. Но сейчас речь о другом. Мне нужно знать, что происходит на Фаэре. Фэйрин... живы? – последнее слово Аб-Нус резко выдохнул, словно боялся им задохнуться.

Повисла пауза. Кир, по необъяснимой причине уже испытывавший к Аб-Нусу симпатию, не хотел становиться недобрым вестником. Но вопрос был задан и требовал ответа.

Он зачем-то зажмурился (хорошо, что не видно!) – после, ругая себя за детские реакции, открыл глаза, кашлянул и сказал, стараясь, чтобы голос звучал уверенно:

– Мало выживших. Пара тысяч в лучшем случае. Мне очень жаль. Я пытался его остановить, но... Я действительно пытался... – тут голос предательски дрогнул.

Аб-Нус пошатнулся, как от удара, и судорожно выдохнул. Кир с напряжением ждал его ответа. Он чувствовал боль, волнами исходящую от Аб-Нуса, и испытывал к нему острейшее сочувствие, но слов для выражения этого состояния не находилось. Аб-Нус, запустив пальцы в волосы, покачивался из стороны в сторону и едва слышно шептал что-то неразборчивое. Напрягая слух, Кир вслушался. Из невнятного бормотания, как скалы из густого тумана, проступили слова: «...гор танг... алия ланс... кусс сорг... венти маро... дети, дети...». Имена! Аб-Нус звал по именам маленький народ, пытаясь оживить их хотя бы в своей памяти. Кир, подчиняясь порыву, шагнул вперёд и обнял Аб-Нуса.

– Прости. Я до сих пор не знаю, как мне с этим жить.

Комок в горле мешал говорить, Кир откашлялся – и замер, ощутив, что Аб-Нус плачет – горько, безутешно. Беззвучно. Его выдавали только трясущиеся плечи. Но эмоциональная волна, исходящая от него, буквально кричала о непереносимом горе.

– Прости... прости…

Кир повторял слова прощения, осознавая, насколько бессильны сейчас любые слова. Но ничего, кроме них, не было. Пространство растворилось в кромешной темноте. Даже внутренний датчик времени, до сих пор исправно отщёлкивавший в его голове размеченные секунды, минуты и часы, замолчал – возможно, что и время исчезло, поглощённое бархатной тьмой, царящей вокруг. Всё было не значимо. Кир, потеряв внешние ориентиры, внезапно ощутил родство с Аб-Нусом – настолько близкое, что мог бы читать его мысли. Впрочем, именно сейчас Аб-Нус не мыслил – целиком поглощённый острейшей болью, он переживал потерю. Кир деликатно отстранился, прерывая контакт. Аб-Нус прерывисто вздохнул, пару секунд помолчал и сказал:

– Спасибо. Я не виню тебя. Слишком хорошо знаю Аш-Шера, могу представить, как всё было. Смешно... Он обещал мне, что не тронет фэйрин, проведёт «мягкую» реформацию: морализация, лёгкий адресный гипноз, стандартный набор «чудес». Это вполне реально, просто затратно по времени. Год жизни элоима в режиме наблюдения плюс десяток временных синхронов в общей сложности на пару наших часов. Всего лишь год и пара-тройка часов! У фэйрин тысячи лет прошли бы, они бы безболезненно, постепенно менялись. Они непременно поддались бы, это же дети по сути, им нравятся... нравились новые игры. – Аб-Нус запнулся. Кир испугался было, что на этом он и остановится, но Аб-Нус продолжил: – И я, дурак, поверил. Поверил, что Аш-Шер пожертвует годом своей жизни там, где может обойтись неделей. Я же не мог не отдать Фаэр, понимаешь? Он загнал нас с отцом в ловушку. Мы планировали, что Фаэр станет экспериментальным миром. Я добровольно принял роль всеэлоимского придурка, позорящего доброе имя Нус-Тара, а отец взял на себя регулярные энергетические вливания в эксперимент – я же не мог «собирать», фэйрин не знали «божьего страха». Отец давно не вёл собственные проекты, поскольку осознал, насколько безнравственно такое... «творение». Он консультировал стажёров и начинающих демиургов, его репутация и опыт были всегда востребованы. Если бы нам удался первоначальный план, и отец стал моим куратором, мы бы довели проект до конца, и его результаты подорвали бы гнилые основы элоимского устройства. Но Совет, несмотря на первичное согласие, отклонил запрос отца и назначил моим куратором Аш-Шера. Я только недавно узнал, что твой отец давно приметил Фаэр и делал всё, чтобы подобраться к миру поближе. Он заблокировал вливания отца, энергодефицит очень скоро стал очевидным. Несколько кураторских докладных в Совет – и конец. Когда всё вскрылось, отец хотел выкупить Фаэр, но Аш-Шер шантажом вынудил его отступить. Я сам уговорил отца отказаться от дальнейших попыток – если бы Аш-Шер выступил на Совете и раскрыл его участие в проекте, это означало бы крах всего, чего достиг отец. Я подписал отказ от Фаэра, отдал его за символическую цену. Единственное, о чём просил – позволить мне провести реформацию. Временны́е потери меня не пугали, я бы и не одним десятком лет ради них пожертвовал. Но Аш-Шер отказал мне и в этом. Сказал, что «без сопливых гололёд». Я ничего не понял, если честно. Ты понимаешь, что значит это выражение? Хотя… Какая разница?

Аб-Нус замялся на секунду и подытожил:

– Всё. Теперь точно всё. Ничего не поменять.

Кир, уже и не пытавшийся найти хоть какие-то слова, съёжился и вздохнул. Ему было горько и муторно, хотелось поскорее вернуться в свою комнату, запереться, остаться наедине. Даже незваная мысль о Шав не обрадовала, не согрела – напротив, озаботила необходимостью что-то объяснять при встрече, говорить. А говорить не было ни сил, ни желания. Уснуть бы и не просыпаться, вот что.

Аб-Нус, видимо, уловил эмоциональный фон, потому что хлопнул, прощаясь, Кира по плечу и, и сделав в сторону несколько шагов, слился с темнотой. Надо думать, ему говорить хотелось ещё меньше.

Кир, несмотря на охватившие его апатию и усталость, без приключений добрался до выхода и покинул адаптационную сферу. Освещаемые мягким приглушённым светом коридоры Центра были безлюдны – техники здесь появлялись только в чрезвычайных случаях, а элоимы, как правило, уходили домой прямо из сфер адаптации через собственные порталы. Кира при мысли об использовании портала ощутимо передёрнуло. Осознание произошедшей с ним перемены в очередной раз смешало мысли и чувства. Он сбился с шага. Остановился. Медленно вытянул перед собой руки. Покрутил ими, рассматривая. Они были непривычно длинны, ладони стали немного шире, и даже пальцы выглядели иначе – удлинились и укрупнились в суставах. Перевёл взгляд на ступни. Мда. Комичное зрелище. Пальцы сиротливо торчали из открытых мысков сандалий. Кир, воровато оглянувшись, потянул вверх подол ритуальной рубахи. Хмыкнул. Принципиальных видимых отличий не нашёл, но мимолётно отметил, что волосы на ногах ещё больше загустели и потемнели. Вспомнил, как лет в пять, наблюдая отца в открытой пляжной одежде, наивно поинтересовался, почему «у папочки на ножках такие же волосики, как у реликтового о-ран-гу-та-на, о котором недавно рассказывал «Эцадат»?». Отца аж перекосило, но тогда он ещё брал на себя труд сдерживаться. Буркнул что-то невнятное, помнится. А вот сейчас, пожалуйте, сам Кир не хуже. Неужели в нём и ярость Аш-Шера тоже может проснуться? Ох, нет, вот не надо этого. Походить на отца совсем не хотелось.